С приходом к власти нацистов в 1930-е годы Штраус старался держаться подальше от политики, но в Германии тех лет политика затрагивала всех без исключения, и в итоге Штраус волей-неволей оказывал поддержку некоторым сомнительным, если не попросту гнусным личностям и начинаниям. Он общался с нацистскими вождями, ужинал с Гитлером в 1934 году, подписал открытое письмо с обличением Томаса Манна и служил президентом Имперской музыкальной палаты с 1933 по 1935 год. В 1933 году Артуро Тосканини отказался дирижировать на фестивале в Байройте в знак протеста против немецкой политики, и тогда Винифред Вагнер[33]попросила Штрауса его заменить. Композитор искренне удивился, когда на него обрушились с яростными порицаниями. (Тосканини сказал: «Перед Штраусом-композитором я снимаю шляпу, перед Штраусом-человеком я ее надеваю».)

Однако наиболее омерзительные постулаты нацизма Штраус решительно не одобрял. Например, над либретто к его новой опере «Молчаливая женщина» работал писатель Стефан Цвейг, и, когда в 1935 году в Дрездене дело подошло к премьере, спектакль едва не отменили, потому что Цвейг был евреем. Цвейг понял, к чему идет дело, и сообщил Штраусу, что не станет впредь писать либретто под своим именем. Если Штраусу угодно, Цвейг будет консультировать другого либреттиста, Йозефа Грегора, но на условиях анонимности. Штраус в ответ разразился письмом с гневными упреками: «Не думаете ли Вы, что я руководствовался когда-либо мыслью о том, что я немец? Вы верите, что Моцарт, сочиняя, чувствовал себя арийцем? Я признаю существование только двух типов человечества — талантливых и бездарных»[34]. Письмо перехватило гестапо, что было не редкостью в те времена: за нехватку арийской лояльности Штрауса вынудили подать в отставку с поста президента Имперской музыкальной палаты, а Цвейг покинул Германию.

С началом войны Штраус и Паулина перебрались в Гармиш-Партенкирхен, в свой баварский загородный дом. Им обоим было уже далеко за семьдесят, и они зависели от помощи верных слуг, особенно их шофера Мартина. Штраус дергал за все ниточки, «отмазывая» Мартина от призыва в действующую армию. Но куда труднее — и опаснее — было уберечь от репрессий невестку композитора, жену его сына Франца — еврейку Алису. Гестапо не давало покоя Францу и Алисе, однажды их арестовали и допрашивали в течение нескольких дней. Ближе к концу войны на адрес Алисы все же пришла повестка с требованием явиться туда-то и туда-то, но друг, работавший на местной почте, сделал так, чтобы этот конверт «затерялся».

Паулина, разумеется, только добавляла тревог. Она просто не умела держать язык за зубами. В начале войны на гала-приеме в Вене Паулина разговорилась с Бальдуром фон Ширахом, главой Гитлерюгенда и гауляйтером Вены. Фон Ширах Паулине понравился, и она поведала ему доверительно: «Когда война закончится и нас победят, а вы, герр Ширах, ударитесь в бега, знайте — в моем доме в Гармише для вас всегда найдется местечко. Но только не для этого сброда…» — добавила Паулина, поморщившись, оглядывая зал. Штраус стоял ни жив ни мертв, утирая холодный пот со лба. «Спасибо за дружеское предостережение, — вежливо поблагодарил Ширах, — но вряд ли мне понадобится ваша помощь». На этом беседа закончилась, и никаких последствий для Штраусов она не имела. Наверное, композитор не уставал радоваться тому, что они с Паулиной живут в относительно безлюдном Гармиш-Партенкирхене.

Утром 20 апреля 1945 года на лугу возле дома Штрауса появились американские танки. Вскоре к воротам подкатил джип, и армейский майор объявил, что Гармиш-Партенкирхен поступает в распоряжение американской армии. Выйдя на порог, Штраус представился: «Я — композитор Рихард Штраус, автор «Кавалера розы» и «Саломеи»». К счастью, майор оказался меломаном, на доме композитора он велел повесить табличку: «Под охраной США».

После войны Штрауса почти единодушно заклеймили «нацистским прихвостнем». Считалось, что он мог бы громче заявлять о своем неприятии Гитлера и не позволить марать свое имя слишком тесными связями с партийными бонзами. Впрочем, в личных документах и переписке композитора не обнаружили никаких доказательств его солидарности с политикой нацистов; напротив, он выражал несогласие с гитлеровскими авторитетами. Понятно, Штраус никогда не стоял на одной доске с Винифред Вагнер. Самое плохое, в чем мы сегодня можем его обвинить, так это в наивной надежде остаться вне политики.

Штраусу пришлось приложить немало усилий, с тем чтобы подправить как свою репутацию, так и счет в банке. Он много гастролировал по Европе, с радостью обнаруживая, что публика не попрекает его национальностью. Осенью 1949 года он тяжело заболел; инфекции и сердечные припадки его доконали. Штраус умер 8 сентября. На похоронах, после того как отзвучало финальное трио из «Кавалера розы», Паулина с трудом поднялась и прорыдала: «Рихард! Рихард!» Они были женаты пятьдесят пять лет. Паулина так и не оправилась от этой потери — вдовой она прожила меньше года и скончалась 13 мая 1950 года.

Творчество Штрауса часто ругают за неровность — сдается, кое-что он сочинял исключительно ради денег, — но хвалят за эмоциональную глубину и оригинальность. Мастер оркестровки, он создавал симфонические поэмы, симфонии и оперы, не только музыкально изощренные, но и завораживающие слушателей.

Паулина ненавидела пыль. Она регулярно инспектировала все поверхности, и не только у себя дома, но и в чужих домах. Гостя у друзей и знакомых, она пугала хозяев тем, что водила пальцем по мебели, открывала ящики шкафов и комодов, заглядывала под кровати, дабы проверить, не прячется ли там какая грязь. И хозяйке, провалившей этот экзамен на чистоту, приходилось вызывать на ковер прислугу и пенять ей на нерадивость.

Но однажды Паулина даже не стала дожидаться хозяйки. Нагрянув к знаменитой сопрано Лотте Леман и выяснив, что Леман не будет до вечера, Паулина не удалилась восвояси, но решительно вошла в дом, созвала слуг и приказала навести порядок во всех шкафах, следуя ее строжайшим инструкциям. Леман рассказывала потом, что, вернувшись домой и узнав, что там творилось, она смеялась до слез.

Паулина славилась приступами ярости. Однажды, сидя с мужем в экипаже, она честила благоверного на чем свет стоит. Кучер не выдержал и крикнул Штраусу:

— Как у тебя только терпения хватает? Вышвырни эту корову!

Оба, и Паулина, и ее муж, расхохотались. Паулина потом с удовольствием и не раз пересказывала эту историю.

Продолжительное время до женитьбы Штраус не раз дирижировал оперными постановками, в которых участвовала Паулина, и редкая репетиция обходилась без драматических сцен. В процессе одной особенно жестокой перепалки по поводу темпов Паулина запустила нотами в голову Штрауса и, громко топая, удалилась в гримерную. Штраус бросился ее догонять, и весь оркестр на цыпочках последовал за ним; стоя под дверью, оркестранты прислушивались к воплям, визгу и грохоту падающих предметов.

Затем внезапно наступила тишина. Музыканты в ужасе переглянулись: неужто солистка убила дирижера? А может, он ее?

Наконец, они решили вмешаться, отрядили делегацию, постучали в дверь. Открыл им Штраус с непрони-

цаемым выражением лица. Музыканты заявили, что из уважения к дирижеру и не желая более мириться с возмутительным поведением Паулины они отказываются впредь принимать участие в постановках, если в них поет фрейлейн де Ана.

— Вы меня огорчаете, — сказал Штраус, — потому что я только что обручился с фрейлейн де Ана.

Если вас смущает сходство фамилий Шуман и Шуберт или раздражает путаница с Бахами, когда не сразу разберешь, о котором из них идет речь, не переживайте, бывают проблемы и позаковыристее — например, со Штраусами. Рихарда Штрауса всю его профессиональную жизнь путали с венским Штраусом — и не одним: в музыкальной Вене Штраусов насчитывалось целых четыре.