Затем Брамс направился в Лейпциг, где должен был солировать в Концерте для фортепиано ре минор собственного сочинения. Знаменитый Лейпцигский оркестр Гевандхауса принял сторону Листа в войне романтиков и был заранее предубежден против того, кого Шуман объявил «мессией». В те времена было принято аплодировать после каждой части исполняемого произведения, но, когда Брамс закончил первую часть, ответом ему была полная тишина. После второй части то же самое. Финальную часть Брамс исполнял трясущимися руками. Отзвучала последняя нота, и — ничего. Наконец раздались редкие, робкие хлопки, который были тут же зашиканы остальной публикой. Брамс встал из-за рояля, поклонился и покинул сцену.

Брамс страшно переживал эту катастрофу. Пребывая в растерзанных чувствах, он отправил Агате короткое послание с такими строчками: «Я люблю тебя! Я должен тебя увидеть! Но любые узы — это не для меня!» Для добропорядочной девушки вроде Агаты смысл фразы был очевиден: я хочу спать с тобой, но не женюсь на тебе. Она вернула Брамсу кольцо и больше никогда с ним не виделась.

Вскоре, однако, в Брамсе проснулся боевой дух. Он объявил друзьям, что жаждет поквитаться с Листом. Йозеф Иоахим всецело поддержал Брамса, и в 1860 году эти двое написали манифест, направленный против новой немецкой школы, обвинив ее представителей в тщеславии, раздутом самомнении, а главное в том, что они оказывают «дурное влияние» на музыку. Авторы манифеста призывали вернуться к чистой музыке Моцарта и Бетховена, музыке, не замутненной литературщиной и эстетическими программами, вернуться к подлинно классическим формам и гармониям.

Однако «новые немцы» были далеко не новичками в этой игре. О готовящемся манифесте они прознали, когда под ним стояли всего-навсего четыре жалкие подписи, и поспешили обнародовать его в таком неубедительном виде. Манифест стал предметом насмешек. И тогда Брамс решил вести ответный огонь лишь из того оружия, которое его не подведет. То бишь по-прежнему сочинять изысканные композиции классического формата — в пику новой немецкой школе.

В 1862 году Брамс узнал, что гамбургскому Филармоническому оркестру требуется дирижер, и уже готовился занять это место — да и кому занимать, как не ему, прославленному уроженцу Гамбурга! Однако Брамса неприятно удивили, подыскав кого-то другого[20]на должность, о которой он так давно мечтал. Уязвленный Брамс уехал в Вену, тамошняя публика воспринимала его традиционализм с большей благосклонностью. В Вене он и осел. Последующие три десятилетия композитор вел размеренную жизнь, то сочиняя, то дирижируя. Он часто гастротировал по Европе, исполняя свои собственные произведения, а возвращаясь в Вену, писал музыку и общался с избранным кругом друзей. Со временем он сделался завсегдатаем таверны под названием «Красный ёж» и частым посетителем Вурстельпратера, парка развлечений, где кишмя кишели кукольники, акробаты и клоуны. Иногда сильно раздавшийся вширь композитор катался на карусели.

«Война романтиков» закончилась вничью. Обе стороны объявили себя победителями, причем Ганс фон Бюлов провозгласил Брамса третьим «Б» в одном ряду с Бахом и Бетховеном. В 1894 году Гамбургская филармония наконец обратилась к композитору с просьбой занять пост дирижера. Он отклонил предложение, сказав, что теперь уже слишком поздно. Ему исполнился только шестьдесят один год, и, казалось, Брамс пребывал в добром здравии, но говорил он о себе как о дряхлом старике. Друзья с удивлением отмечали, что он выглядит не по возрасту старым.

Любовь всей его жизни — Клара Шуман — тоже начала сдавать. Осенью 1895 года они провели целый день вместе и расстались, смеясь над тем, как Брамс азартно набивает карманы своим любимым табаком, чтобы контрабандой провезти его в Вену. Больше они не увиделись: Клара умерла в мае 1896 года.

Брамс так и не оправился от этой потери; он вдруг пожелтел, возможно, от рака печени. 7 марта 1897 года композитор присутствовал на исполнении своей Четвертой симфонии в Венской филармонии. В конце бурные овации не смолкали, пока Брамс стоял на сцене лицом к залу; по его щекам текли слезы. Ему оставалось жить меньше месяца.

Когда Брамс разболелся, врач велел ему немедленно перейти на строгую диету.

— Прямо сейчас? Но это невозможно! — воскликнул композитор. — Штраус пригласил меня на ужин, в меню цыпленок с паприкой.

— Исключено, — отрезал доктор.

Но Брамс быстро нашел выход из положения:

— Ладно, тогда будьте любезны, считайте, что я приходил к вам на консультацию завтра.

Судя по воспоминаниям современников, в молодости Брамс был необыкновенно красив: голубые, цвета незабудок, глаза, светло-каштановые волосы, квадратная челюсть. И лишь одна черта портила эту божественную картину — голос композитора, остававшийся высоким, как у мальчишки. Подростком и совсем молодым человеком Брамс страшно стеснялся своего голоса и в конце концов решил, что с этим надо что-то делать. Он разработал комплекс «упражнений» с целью понизить регистр голосовых связок и принялся тренироваться, стараясь перекричать хор на репетициях. В итоге его голос напрочь утратил приятную напевность, Брамс заговорил хрипло, отрывисто — и по-прежнему пискляво. На протяжении всей жизни в моменты сильного напряжения голос Брамса вдруг словно ломался, как у тринадцатилетнего мальчика.

Задиристость Брамса часто давала о себе знать в отношениях с поклонницами. Когда некая молодая женщина спросила у него, какую из его песен ей следует приобрести, Брамс порекомендовал даме что-нибудь из его посмертных сочинений.

Другая поклонница спросила композитора:

— Как вам удается сочинять столь божественные адажио?

— Ну, видите ли, — ответил он, — я следую указаниям моего издателя.

Брамс терпеть не мог, когда его хвалили в глаза. Однажды за ужином приятель Брамса встал и произнес:

— Давайте не будем упускать возможности выпить за здоровье величайшего композитора на свете.

Брамс вскочил и выкрикнул:

— Именно! Выпьем же за здоровье Моцарта!

7 МАЯ 1840 — 6 НОЯБРЯ 1893

АСТРОЛОГИЧЕСКИМ ЗНАК: ТЕЛЕЦ

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: РУССКИЙ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: РОМАНТИЗМ

ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «ТАНЕЦ ФЕИ ДРАЖЕ» ИЗ БАЛЕТА «ЩЕЛКУНЧИК»

ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ:

В ДИСНЕЕВСКОМ МУЛЬТФИЛЬМЕ «ФАНТАЗИЯ» (1940) ПОД НЕЕ ТАНЦУЮТ ФЕИ РОСЫ.

МУДРЫЕ СЛОВА: «ДОЖИВ ДО ТРИДЦАТИ СЕМИ ЛЕТ С ВРОЖДЕННОЮ АНТИПАТИЕЮ К БРАКУ, БЫТЬ ВОВЛЕЧЕННЫМ СИЛОЮ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ В ПОЛОЖЕНИЕ ЖЕНИХА, ПРИТОМ НИМАЛО НЕ УВЛЕЧЕННОГО СВОЕЙ НЕВЕСТОЙ, — ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО»[21]

Пусть Чайковский и не любил женщин, но они определенно сыграли в его жизни огромную роль. По правде сказать, он не то чтобы их не любил — просто не хотел с ними спать. По современным меркам ничего такого особенного в этом нет, но в России девятнадцатого века за гомосексуализм можно было и в тюрьму угодить.

С намерением скрыть свои сексуальные предпочтения Чайковский надумал жениться. Брак обернулся сущим кошмаром, и, хотя супруги в основном жили врозь, жена композитора не оставляла попыток загубить ему жизнь. С другой женщиной, чье присутствие в жизни Чайковского ощущалось более чем весомо, отношения складывались настолько странно, что эти двое встретились лицом к лицу лишь однажды и при крайне неловких обстоятельствах.

При такой мучительной сексуальной путанице и душевном смятении поразительно, как Чайковский мог вообще сочинять, а ведь он создавал светлую, искрящуюся музыку, за что преданно любим публикой и по сей день.