Литмир - Электронная Библиотека

Если бы победил Помпей, Брут, несомненно, был бы вознагражден сполна. Он предложил бы себя в консулы, и горожане проголосовали бы за него — за человека, который поставил Рим выше личной дружбы и спас город от тирана. Не будь одного-единственного поражения — при Фарсале! — жизнь Брута пошла бы по иному пути. Именно это мучило его сильнее всего. Не великодушного прощения, а возможности самому подняться на вершину — вот чего он хотел! И когда-то верил, что у него получится.

Между тем дорога на Рим не пустовала. Марк Антоний выстроил на их пути, насколько хватило солдат, почетные караулы, и воины встречали и провожали Юлия, замерев с поднятыми в салюте руками. Брут не мог не признать, что эти люди тоже выполнили свой долг. В то время как Юлий отсутствовал, они охраняли безопасность Рима.

Вообще-то было бы только справедливо, если бы, пока Юлий прохлаждался на Ниле, на Рим кто-нибудь напал. Но боги пожелали даровать Риму мир и покой — наверное, тоже решили передохнуть, пока Юлий не возьмет опять бразды правления.

Греки, правда, подняли мятеж, выбрав самое неудачное для себя время — когда Юлий прибыл в Грецию. Брут почти жалел бедняг, дерзнувших подняться против своих хозяев-римлян. Юлию захотелось вмешаться, хотя с ними вполне мог управиться Лабиен. Солдаты решили, что в командующем говорит чувство долга — он первый в Риме и отвечает за порядок в завоеванных землях. Но Брут сильно подозревал, что Юлию просто хотелось покрасоваться перед Клеопатрой.

По сравнению с другими сражениями это оказалось пустяковым делом. Юлий прискакал к месту боя со своими полководцами и Клеопатрой. Брут вспомнил, как греки с воплями карабкались по склону горы, на которой расположились силы римлян. Добравшись до вершины, они, разумеется, уже выдохлись. Мятеж был подавлен всего за четыре часа — жалкая помеха на победоносном пути римлян.

Наконец флот причалил в Остии. Юлий опустился на колени и целовал землю. Легионы оглашали берег приветственными криками; волна радостного возбуждения, захлестнувшая Рим, покатилась дальше на запад через города и села. Люди, одетые в свои лучшие наряды, суетясь и толкаясь, рвались поглядеть на Цезаря. Женщины уложили волосы с таким тщанием, будто готовились к празднику Доброй Богини. Родители поднимали кверху детей — скоро и Юлий так же поднимет своего сына, придя на Форум.

Кони, чувствуя всеобщее волнение, вскидывали головы и храпели. Чем ближе подходили к Риму легионы, тем громче приветствовали их толпы римлян. Тяжелые ворота города были открыты. На стенах стояли горожане, кричали и махали руками, но легионеры шагали ровным строем, не отвечая на эти знаки внимания. Однако у солдат прибавилось сил, и они улыбались, глядя на стены с факелами, словно видели этот город впервые.

Брут заметил в воротах белые тоги сенаторов. Интересно, как бы они отнеслись к планам Цезаря? Понимают ли сенаторы, кого встречают и так доверчиво приветствуют? Если сенаторы надеются, что годы притушили его пыл и амбиции, их ждет сильное разочарование. Юлий, напротив, помолодел — по волшебству Клеопатры, подарившей ему сына. Весь город, наверное, боготворит Юлия, но Цицерон — тот не настолько глуп. Впрочем, как бы то ни было, сейчас никто в целом мире не поднимет предупреждающий голос. Иногда безопаснее переждать бурю, а после собрать обломки.

Сначала у ворот, потом по всему городу затрубили трубы — ни одна труба, ни один горн в Риме не остались без дела. Юлий слегка пришпорил коня, чтобы поравняться с первыми рядами Десятого. Проезжая под аркой, он высоко держал голову и махал рукой толпившимся с обеих сторон людям. Он вернулся домой!

Цезарь стоял на ступенях сената лицом к собравшимся на Форуме горожанам. Он поднял руку, требуя тишины, однако люди не умолкали. По знаку Юлия двое легионеров громко затрубили, но и тогда народ успокоился не сразу. Юлий повернулся к Марку Антонию, и оба улыбнулись.

Наконец все замолкли. Юлий наслаждался тем, что просто стоит и смотрит на Рим. Консул упивался этим чувством. Его окружали люди, которых он знал десятки лет. Яркое солнце уходящего лета лило свет на дворцы и храмы.

— Ничто в мире не сравнится с нашим родным городом, — проговорил Юлий, глядя на обращенные к нему лица. Голос его эхом несся над Форумом. — Я видел Галлию. Я видел Малую Азию. Я видел Грецию, Испанию и Британию. Я был в городах Александра и видел множество сокровищ и богов. В самых далеких землях слышна римская речь: даже там мы возделываем земли, торгуем, строим жизнь по своим обычаям. Нас и наши законы чтят в таких далеких странах, что трудно представить. Этот город — колыбель цивилизации.

Толпа разразилась аплодисментами, и Юлий ждал, нагнув голову. Но аплодисменты не затихали, и по его приказу солдаты стукнули по каменной мостовой древками копий.

— С великой скорбью вез я домой останки Помпея. Он погиб не от моей руки, и его смерть — настоящее бедствие для Рима. Убийцы великого мужа понесли наказание, боги не дадут им забыть, какова цена жизни консула. Пусть до конца своих дней оплакивают тот день, когда подняли руку на гражданина Рима. Наш ответ запомнят на долгие годы. Каждый римлянин, отправляющийся путешествовать или торговать, находится под защитой родного города. Если на вас нападут враги, только скажите им, что вы — гражданин Рима, и пусть они трепещут перед той карой, которая последует, пролей они хоть каплю вашей крови. Порукой в этом — мое слово.

Прежде чем собравшиеся снова зааплодировали, Юлий нетерпеливо вскинул руку, желая продолжить. Тот мир, который он создаст вместе с Клеопатрой, представлялся ему таким прекрасным, что любые слова бессильны это выразить.

— Я даровал прощение тем, кто в гражданской войне поднял на меня оружие. Так же как солдат Корфиния и Греции, я простил каждого, кто понял свой долг и последовал ему. Мы — братья и сестры, мы одной крови. С сегодняшнего дня мы начнем все заново, а прошлое пусть останется в прошлом. Я не Сулла, которому всюду мерещились враги. Я хочу для Рима иной участи.

Сенаторы насторожились, стараясь не пропустить ни слова, и Юлий сделал паузу, затем продолжил:

— Боги благословили мой род, даровав мне сына; в нем течет кровь египетских царей. Я принес его сюда, чтобы вы поприветствовали его так же, как приветствовали меня.

Одна из нянек Птолемея Цезариона вышла вперед с младенцем, и Юлий взял сына на руки. Мальчик начал кричать — на удивление отчаянно, и эхо разносило крик по Форуму. От этого крика разрывалось сердце Кальпурнии — она видела, как горд ее супруг, которого она обожала и которого потеряла окончательно. Кальпурния отвернулась.

Толпа ревела от восторга, а Юлий поворачивался в разные стороны, показывая собравшимся сына. Он всегда умел управлять настроениями черни и знал, что римляне больше всего любят подобные представления. Юлий смеялся, радуясь их восторгу, но мальчика пришлось отдать недовольной няньке. Рев толпы напугал малыша еще больше, и, спеша унести ребенка, женщина тщетно пыталась его успокоить.

— Я мечтаю о мире, в котором правили бы римские законы, — от дальних уголков Африки до ледяных земель севера. Вы будете рассказывать детям о том, что были свидетелями возвращения Цезаря. Вы расскажете им, что в этот день родился новый мир. Именно мы с вами создадим его — и он станет более великим, чем прежний.

Юлий вытянул вперед ладони.

— За это придется заплатить, и немало. Заплатить трудом. Для того чтобы наши дети и внуки жили в золотом веке, придется пролить немало доброго римского пота и даже крови. Я не боюсь такой цены. Я не боюсь работы. Не боюсь, ведь я — гражданин Рима, величайшего в мире города!

На Юлия обрушилась лавина аплодисментов, и он, радостно сияя, направился в зал сената. А у сенаторов, стоявших за его спиной, улыбки погасли. С каждым словом Юлия, которое летело над Форумом, зажигая сердца римлян, глаза сенаторов становились все холодней. Самые старшие задумались — существует ли что-то, что способно остановить Цезаря?

80
{"b":"231350","o":1}