Худой, словно юнец, Кассий ловко сновал среди гостей. Юлий успел сказать ему несколько приятных слов и понял, что возвращение сенатора в правительство обеспечено. Если и остальные окажутся такими покладистыми, выборы пройдут гладко. В сенате окажутся многие его союзники.

Юлий хотел посудачить с Домицием о женщинах, но пришлось заговорить с Кассием. Юлий тщательно выбирал слова.

— Меня долго не было в Риме, Кассий, и я даже не знаю, кто из твоих гостей состоит в браке, а кто нет. — Увидев заинтересованность сенатора, Юлий пригубил вина, чтобы скрыть улыбку.

— Ты намерен заключить брачный союз, Цезарь? — спросил Кассий, в упор глядя на гостя.

Юлий почти не колебался. То ли радость возвращения, то ли похоть, витающая в воздухе, сделали свое дело, но он неожиданно решился.

— Человек не может быть один. А общество солдат годится не на все случаи жизни, — сказал он с усмешкой.

Кассий заулыбался:

— Я с удовольствием познакомлю тебя. Здесь, правда, мало девушек, зато большинство еще не просватано.

— Мне нужна жена из хорошей семьи и плодовитая, — заявил Юлий.

Кассий прищурился, потом оживленно закивал. Его прямо-таки распирало от желания растрезвонить новость, и он явно придумывал, как бы поделикатней покинуть гостя.

Кассия выручил посыльный, который вошел в зал, огляделся и, быстро пробираясь между гостями, направился к Цезарю. Простая одежда, железное кольцо на пальце говорили о том, что это раб, однако Юлию он показался похожим скорее на телохранителя или воина, чем на простого посыльного. Юлий много времени провел с солдатами и не мог ошибиться. Домиций, привыкший вечно быть начеку, насторожился. Поняв их беспокойство, раб поднял руки, показывая, что не вооружен.

— Господин, меня прислала моя хозяйка. Она ждет снаружи.

— А имя? Кто твоя хозяйка? — спросил Юлий.

Таинственность раба удивила присутствующих, и Кассий уже не спешил ускользнуть к остальным гостям.

Посыльный немного смутился.

— Госпожа сказала: если ты забыл ее, то помнишь о жемчужине. Мне жаль, господин, но мне позволено передать только это.

Юлий благодарно наклонил голову: ему было приятно оставить Кассия заинтригованным. Его охватило чувство вины — так и не собрался навестить Сервилию в первый же день.

— Ты не понадобишься, Домиций, — сказал Юлий и повернулся к рабу. — Веди.

Они вышли из зала, спустились по главной лестнице. Выйдя в распахнутые двери, Юлий шагнул прямо в повозку, которая ждала у порога.

— Ты не пришел, — холодно произнесла Сервилия, когда Юлий улыбнулся. Она всегда была прекрасна при свете луны, и ему тотчас захотелось сжать ее в объятиях. — Хватит, Юлий, — охладила она его. — Тебе следовало прийти, ведь ты обещал. Нам нужно о многом поговорить.

Тем временем возничий щелкнул кнутом, и роскошная повозка покатилась по мощеным улицам. А молодым нарумяненным красавицам не осталось ничего иного, как обсуждать матримониальные планы великого полководца.

Брут окунул голову в бочонок с водой, потом с кряхтением долго и яростно растирал лицо и шею, пока не покраснела кожа. Тогда он наконец почувствовал, что может соображать.

Ранний летний рассвет, холодный и пасмурный, застал его в городских конюшнях. Оставшись на ночь в городе, Брут сильно рисковал. Юлий, наверное, не терял времени даром и постарался прибрать Рим к рукам. Легионеры будут охранять ворота, и Бруту, скорее всего, не выбраться из города, если он не придумает какой-нибудь хитрости. Можно спрятать доспехи, но на коне стоит тавро легиона, и, конечно, конокрад скорее привлечет внимание легионеров, чем полководец, совершающий утреннюю верховую прогулку.

С посадочной подставки Брут вскочил в седло — лошадь слегка прянула, почувствовав вес седока, — и непослушными руками взял поводья. Разговор с Таббиком был словно бальзам на раны, и все же стоило еще вчера ехать к побережью.

Бросив монету мальчишке-сторожу, Брут с мрачным видом выехал на улицу. Ближайшие ворота — Квиринальские, однако он предпочел отправиться на восток города, к Эсквилинским воротам. Тут обычно ездили торговцы, и, несмотря на ранний час, наверняка будет полно народу — купцы, ремесленники, земледельцы. Чуть-чуть благосклонности Фортуны — и ему удастся проехать незамеченным.

Брут рысью ехал по городу, сидя в седле как влитой. Вчерашнее похмелье постепенно выветривалось. С какими надеждами он въезжал в Рим вместе со своими товарищами! Даже одна мысль об этом разбудила успокоившийся недавно гнев. Взгляд Брута был зловещим и пронзительным, и встречные, видевшие его глаза, спешили отвернуться.

В целом мире он нужен только одному человеку — тому, о ком он вчера говорил с матерью. Но к чему взвешивать старую дружбу на весах своей жизни? Для Цезаря она ничего не значит. Теперь это выяснилось окончательно. Не наступит такой день, когда Цезарь обратится к своему другу и скажет: «Ты по-прежнему моя правая рука» — и даст ему страну, трон или что-то другое, достойное Брута.

Брут беспрепятственно проехал через Эсквилинские ворота, и ему стало смешно за свои недавние опасения. Юлий и не подумал предупредить стражу на его счет. Брут спокойно отсалютовал в ответ солдатам. Он отправится в Грецию. Он найдет Помпея, и тогда Цезарь увидит, чего лишился.

Рим остался позади. Брут несся сломя голову и не думая ни о чем, кроме крутой каменистой дороги. Он освободился от похмелья, вызванного пряным вином, он вырвался на свободу из многолетнего плена. Привычный быстрый темп экстраординария помог ему избавиться от ненужных мыслей, сознание его словно замерло. Покинув Цезаря, Брут не собирался мучить себя самокопанием, и, хотя на душе лежал камень, он мчался и мчался, подавшись в седле вперед, навстречу ветру и солнцу.

Появление вдали колонны солдат вывело разум Брута из спячки и вернуло в мир, где нужно принимать решения. Он резко натянул поводья, и передние копыта коня взметнулись вверх. Неужели Юлий уже послал людей перехватить его? Колонна двигалась змейкой по извилистой дороге; никаких знамен Брут не видел. Он в нерешительности развернул коня. На юге не могло быть вооруженных сил, которые оставались бы в стороне от грядущей войны. Легион Помпея покинул Рим вместе с ним, и считалось, что галльским легионам в Риме ничто не угрожает. Стало быть, это солдаты Юлия, посланные схватить Брута. Напрасно он потерял целую ночь, выпивая с Таббиком.

В нем немедленно проснулись и гнев, и гордыня. Брут отказался от первоначальной мысли обогнуть колонну и стал неспешно приближаться к солдатам, готовый послать коня в галоп. Юлий не пошлет за ним пеших воинов. А здесь коней не было ни у солдат, ни у командиров, и у него отлегло от сердца. Брут сам учил экстраординариев, как поймать всадника-одиночку, и теперь бы ему не поздоровилось. Предателя они не пощадят, даже если когда-то он водил их в бой.

Думая об этом, Брут передернулся. Он до сих пор не задумывался о том, как случившееся расценят те, кого он оставил. Им не понять причины. Друзья, знавшие его много лет, будут потрясены. Домиций сперва вообще не поверит, с горечью думал Брут. Октавиана эта новость убьет. Интересно, поймет ли Регул? Ведь он тоже однажды предал своего начальника, Помпея. Но и тут, наверное, сочувствия не дождешься. Регул по-собачьи предан новому хозяину, так же как раньше Помпею. Настоящий фанатик. Ни в чем не признает середины. Стоит Юлию приказать — и Регул не успокоится, пока не поймает Брута.

Почему-то было больно думать о том, какое лицо будет у Юлия, когда ему сообщат новость. Он не поверит, пока не увидится с Сервилией. И вот тогда… При этой мысли Брут вцепился в поводья с такой силой, что побелели пальцы. Возможно, Юлий немного попечалится — со свойственным ему лицемерием. Покачает лысеющей головой и поймет, что по собственной глупости потерял лучшего полководца. И натравит на бывшего друга своих волков. Брут хорошо знал Юлия и не ждал от него прощения. Цезарь не позволит ему добраться до Помпея.