Юлий не отвечал так долго, что Брут откинулся назад и закрыл глаза.

— Если ты останешься жить, — произнес наконец Юлий, — о прошлом забудем. Ты понял, Брут? Ты мне нужен.

Неизвестно, слышал ли Брут. Опухшее лицо сделалось еще бледнее, и лишь биение жилки на шее показывало, что он жив. С бесконечной осторожностью Юлий вытер лицо друга от крови и, прежде чем встать, приложил тряпицу к его сломанной руке.

Поднявшись, Юлий увидел рядом Октавиана, которого увиденное потрясло.

— Октавиан, пусть за этим воином присмотрят. Он серьезно ранен.

Октавиан медленно закрыл рот.

— Господин, я прошу…

— Пойдем, парень. Мы слишком долго были вместе, чтобы я мог поступить иначе.

После некоторого колебания Октавиан склонил голову:

— Слушаюсь, господин.

Лагерь Помпея стоял на макушке холма, возвышающегося над равниной. Через зеленые лишайники местами просвечивал голый серый камень — ни дать ни взять череп. Единственный звук в этих местах — шум ветра. Ветер и завывал, и стонал, и свистел — на такой высоте ему было раздолье.

Юлий поднимался к воротам лагеря. Внутри рабы зажгли большие факелы. Над равниной плыли полосы черного дыма.

Командующий остановился и окинул взглядом поле боя. Солдаты под руководством офицеров наводили порядок. Там, где произошло столкновение двух армий, по земле длинным извилистым шрамом тянулась линия трупов. Они лежали там, где погибли. Отсюда, с высоты, это казалось частью пейзажа — пересекающее равнину небольшое возвышение.

Юлий закутался в плащ и получше застегнул пряжку.

Помпей выбрал для своей цитадели хорошее место. Верхушка холма пологая, а проход наверх узкий и заросший, словно даже дикие козы старались избегать такой крутизны. Конь с большой осторожностью переступал ногами, и всадник его не торопил. Юлий еще не осознал последних событий: бег мыслей, обычно неудержимый, замедлился под тяжким грузом воспоминаний. Всю жизнь он сражался с врагами. Всегда противопоставлял себя кому-то — он не Сулла, он не Катон, не Помпей. А теперь Юлий живет в мире, где их нет, и оказалось — свобода от врагов несет в себе страх.

Юлию очень хотелось, чтобы был жив Кабера, чтобы он мог привести старика сюда, на вершину холма. Лекарь понял бы, почему в этот момент Юлий не может радоваться. Здесь так легко — быть может, действовал разреженный воздух высоты? — представлялись призраки тех, кого уже нет. Что есть смерть? И Рений, и Тубрук так же лежат в могилах, как Катон или Сулла. Не важно, кто ты; рано или поздно твоя плоть обратится в прах.

Позже Юлий принесет богам благодарственные жертвы, но сейчас он поднимался по холму в странном оцепенении. Совсем недавно он сразился с огромной армией, и победа была такой недавней, что казалась ненастоящей.

Юлий приблизился к вершине, и над ним навис огромный форт, выстроенный Помпеем. Каждое бревно, каждый камень доставили на вершину холма снизу — очередное свидетельство силы и изобретательности римлян. Юлий собирался сжечь лагерь, но теперь, стоя на плоской площадке, решил: пусть стоит в память о тех, кто погиб. Нужно же оставить что-нибудь и для них в этом пустынном месте, где смешанную с кровью землю ветер скоро осушит и развеет без следа. Через несколько дней, когда легионы уйдут, лагерь станет прибежищем диких зверей — до тех пор, пока время не превратит его в руины.

Юлий подъехал к раскрытым воротам. За командующим поднималась тысяча легионеров Десятого, и он слышал их дыхание у себя за спиной. Пройдя через ворота, Юлий остановился. В последнем лагере Помпея царил порядок. Везде виднелись костровые ямы и палатки. Лагерь пустовал, и Юлий думал о том, сколько солдат из тех, что ушли отсюда утром, лежат на холодной земле равнины. Наверное, они заранее не сомневались в своем поражении, но чувство долга заставляло их держаться, пока не сбежал Помпей.

Сенаторы собрались на главной улице лагеря и стояли, молча склонив головы. Юлий на них даже не посмотрел. Его глаза устремились на шатер, в котором сегодня утром проснулся Помпей. Перед шатром Юлий спешился и начал отвязывать полог. Легионеры подошли на помощь — двое подняли тяжелую кожаную занавеску, пропустив Юлия в сумрак шатра, и тщательно подвязали ее.

Внутри Юлию стало вдруг неуютно, будто он незваный гость, явившийся в отсутствие хозяев. Солдаты зажгли лампы и жаровни, и внутренность шатра оживило золотое мерцание. Однако холод тут был жуткий, и Юлий дрожал.

— Подождите снаружи, — бросил командующий, и через секунду в шатре никого не осталось.

Он откинул полог и увидел, что постель Помпея тщательно взбита к его возвращению. Во всей обстановке чувствовалась заботливая рука — видно, после выхода войска тут постарались рабы. Юлий взял со стола глиняный сосуд, на краях которого застыла какая-то белая смесь, и понюхал. Открыл сундук, быстро проверил содержимое. Почему-то Юлий нервничал, словно в любой момент в дверях мог появиться хозяин и спросить, чем он тут занят.

Просмотрев вещи Помпея, Юлий покачал головой. Вопреки здравому смыслу, он надеялся, что диктатор оставил здесь кольцо с печатью, но кольца не было. Не было и причин задерживаться.

Шагая по утоптанному земляному полу, Юлий приблизился к столу, на котором лежали свитки. Повинуясь импульсу, потянулся к перетягивающей их красной шелковой ленточке. Все это нужно прочитать. Дневник и письма помогут ему понять человека, с которым они сражались чуть ли не по всей Греции. Цезарь сможет разобраться в тайных мыслях Помпея, в его ошибках — и своих собственных. Где-то среди свитков есть записи про Брута, какие-то подробности, столь важные для Юлия.

Треск углей в жаровне прервал блуждание мыслей. Прежде чем осознать, что делает, консул поднял всю связку пергаментов и бросил в огонь. Почти сразу пожалел и протянул к свиткам руку, но тут же пересилил себя. Юлий стоял и глядел, как пламя охватило красную ленту, и она сначала потемнела, а потом начала скручиваться.

Дым был не очень густой, однако у Юлия защипало в глазах, и он вышел из шатра на серенький свет. Его легионеры успели построиться, и командующий почувствовал гордость — вот это выправка! Они ждут, когда консул поведет их назад, в Диррахий, чтобы там, а не на поле битвы договариваться с сенатом. Придется довести все до конца. Нужно сделать тысячи дел. Заплатить легионерам. Юлий даже вздрогнул, сообразив, что ответственность за греческие легионы с сегодняшнего дня также лежит на нем. Им тоже полагается вовремя выдавать плату, да еще потребуются продовольствие, снаряжение, казармы… А теперь нужно сложить погребальные костры для погибших.

Юлий подошел к краю площадки и стоял, глядя вдаль. Враг разбит, гнаться за ним нет смысла. Да, диктатор увез печать, но можно разослать из Рима письма, аннулирующие его полномочия. Помпею придется убраться с римской земли вместе с остатками своей конницы. Юлий сделал долгий выдох. Уже который год воюют легионы. Солдатам пора на отдых — он обещал им землю, золото и серебро, чтобы построить хорошие дома в колониях. Часть заработанного в Галлии солдаты получили, но Юлий остался им должен. Ведь они отдали ему все.

По крутой тропинке верхом поднимался Октавиан. Еле живой от усталости, он бодрился под испытующим взглядом Юлия. По лицу, размазывая пыль, струился свежий пот.

— Приказы будут, господин? — спросил Октавиан, салютуя.

Юлий смотрел на горизонт. Вид отсюда открывался на много миль, и никогда Греция не казалась ему такой безбрежной и пустынной, как сейчас, с вершины этого холма.

— Сегодня я останусь, пока не сожгут погибших. — Юлий в полном изнеможении вздохнул. — Завтра отправлюсь за Помпеем. Мне понадобятся экстраординарии, Десятый и Четвертый. А остальные — я перед ними выступлю, и пусть отправляются домой.

Прежде чем ответить, Октавиан проследил за взглядом своего командира.

— Они не захотят вернуться, господин.

Юлий повернулся к нему:

— Я напишу письмо Марку Антонию. Им заплатят, а те, кто захочет, получат обещанную землю. Я выполню все свои обещания.