— Казаков на Абалаке татары побили всех... — с тем и умер.
Ударили сполох.
Выскочили казаки из землянок, изб, потащили оружие.
— Кого нет? — кричал, запахиваясь в полушубок, Кольцо. — Кого нет?
— Да весь струг Брязги... Двадцать душ.
Казаки строили в ряды, запрягали лошадей. Знали, сейчас пойдут своих выручать.
Ермак, услышав сполох, вскинулся ото сна. Натянул кольчугу поверх тегиляя. В дверь уже просунулся Мещеряк:
— Слыхал, батька?
— Слышу.
— Татары на наших напали.
— Это, брат, не простые татары... — Ермак притопывал торбазами, накидывал полушубок. — Это не простые татары! — повторил он, выходя на воздух и щурясь от снега и солнца. — Это Алей возвернулся! — сказал он сгрудившимся атаманам. — Как раз по всему выходит — Алей! Самое ему время!
— Ермак! — кричали казаки. — Веди скореича! Наши пропадают!
— Скоро только мыши родятся! — тихо сказал Ермак, но так, чтобы все атаманы слышали. — А наши уж пропали! Наших уж не выручишь. Алей это! Вишь, как соследил! Маметкул за нами ходил тишком, напасть не решался. А раз напал, стало быть, усилился. Кем? Из Бухары подмога еще бы не поспела, иных войск в Сибири нет. Алей из-за Камня воротился.
— Что ж мы тянем-то! — закричал Кольцо.
— Мы не тянем! — сказал Ермак. И, повернувшись к построившимся казакам, громко крикнул: — Молись, казаки! Сеча будет зла!
Несколько конных разъездов из вольных казаков, говоривших по-татарски, ушли в сторону Аба-лака.
Томительно было ожидание их возвращения, не помогала даже усиленная подготовка к бою.
— Мы их потеряли, мы их из виду потеряли... — говорил Ермак. — Успокоились, вот и оплошились.
— Да ладно тебе казниться, — сказал Мещеряк. — Как за ними соследишь?
— Как в степу! Заставы, разъезды, сторожи... Как на Дону держим!
На Дону мы тыщу лет живем! Там каждый холмик — подмога, каждая балочка — укрытие! А здесь нее внове!
— Лесных людей расспрашивать надо было! Не ясак с них драть, а службу требовать, за службу от ясака слобонить вовсе!
— Ну ты прям воевода!.. — ощерился Пан.
— Бери выше, — сказал Старец. — Государь премудрый! Салтан! Ей-Бо! Крестить их надоть спервоначалу.
К вечеру разъезды стали собираться. Привели языков — татар и вогуличей... Татары и под пыткой молчали, а вогуличи охотно рассказали, что у Алея соединенный с Маметкулом отряд. Что по всем улусам и городищам мурзы шастают, про казаков расспрашивают, людишек, которые в Кашлыке были, пытают! А те сказывают, что у казаков в лагере делается. Казаков и атаманов татары теперь знают всех поименно. Маметкул поклялся, что, как волк овец, всех атаманов по одному перетаскает. Хоть сто лет ходить вокруг будет, а всех перещелкает... Алей от Перми пришел — много там воинов оставил, Перми не взял и Чердыни не взял. Сильно злой. Войско у Алея с Маметкулом все конное, человек тысячи с три, а то и пять...
Ударили в тулумбасы. Собрали Круг. После молитвы сели прямо на снег. Толковали часа два. Наконец порешили. Идти по-темному на Абалак всеми -телегами, что в лагере случились. И пушки везти. Пушки соломой и овчинами завалить. Ехать рыбацким манером.
На лед Аба лака выйти и отабориться за санями. Подманить татар, да из-за телег и вдарить!
А уж как они на лед выйдут, тут всем на сечу выходить. Биться с конницей только на льду! У татар кони некованы — на льду падать будут.
Каждому атаману своих казаков вести при знаменах. Скопом в бой не ходить, а идти отрядам розно, чтобы огнем своих не побить.
Лагерь бросить. Идти всем.
— Эх! — выдохнул кто-то. — Пропадет вся рухлядишка!
— И хрен с ней! — тут же ответили несколько казаков.
Ермак, сидя на коне, выпускал посчетно каждый отряд. Взошедшая луна осветила полусотни, которые поспешали за санями с интервалами между отрядами сажен в триста. В лунном свете тускло поблескивали несомые на плечах бердыши. Отряды торопливо перешли протоку и скрылись в темном лесу. Ермак с пятью конными казаками замыкал колонну.
Верстах в трех от озера конные пошли в разведку. За озером на степном берегу полыхали десятки костров. Маметкул праздновал победу. Воины пели, варили бешбармак. Пили хмельной кумыс.
Молча глядели казаки на вражеский лагерь. Не сговариваясь, тихо встали подковой вокруг озера.
С рассветом полыхнуло на востоке алой зарей. В ее свете потускнели и погасли костры.
— Не поминайте лихом, братцы... — шепотом прощались казаки друг с другом, словно боялись, что татары услышат. — Прости Христа ради, коли что.
— И вы нас простите...
— С Богом, братцы! С Богом...
Десяток саней выкатились-на лед озера. С посвистом, с удалым гиканьем поехали казаки, развернулись посредине, образовали круг в центре, поставили коней, вытащили из саней сети, со смехом и перебранкой начали долбить лед.
— Ступайте с того боку, — приказал Ермак Пану. — Как конница вся на лед выйдет, вы ей за спину заходите!
Два отряда отделились от краев подковы и торопливо, увязая в сугробах, пошли, куда приказал атаман.
На льду пел и куражился Кольцо. Только что не плясал он, все дальше отходя от саней.
Татары на противоположном берегу не подавали признаков жизни. «Неужто догадались?» — подумал Ермак. И тут же его мысли вслух повторил стоявший с длинной пикой у стремени Черкас.
— А ну, как догадались да нам в обход в лагерь пошли? Счас все припасы пожгут, вот и воевать с нами не надо! И так с голоду перемрем!
— Бог не выдаст, — уверенно сказал рябой казак в польском панцире поверх полушубка.
И, словно в подтверждение его слов, с татарской стороны лавой пошла конница.
— Батюшки! — ахнул кто-то. — Да им числа нет...
Конница, сверкая саблями, неслась на рыбацкий обоз.
Кольцо и несколько казаков бросились бежать, но не к обозу, а в разные стороны.
— Куды ж они? — ахнул Черкас. — Совсем, что ли, ополоумели, никак на берег мостятся добежать?
Но бегущие вдруг остановились и прямо перед всадниками растянули сети. И в ту же минуту грохнуло из-за телег так густо, что передние ряды татар с визгом и диким конским ржанием повалились прямо в сеть.
Ряды спутались. Из-за саней пошла непрерывная пальба, в которую вплеталось раскатистое аханье пушек.
Татарская конница откатилась и, выстроившись в колонну, помчалась страшной каруселью вокруг казачьего табора.
— Вот оно! — сказал Мещеряк. — Мельница. Батыева мельница...
Пролетая на конях так, что в них было не прицелиться, татары сами выпускали стрелы в казаков, прятавшихся за санями. Вскоре атакующие стали меняться: сделав кругов двадцать, конники отходили, чтобы дать роздых коням. В странной карусели на их место становились свежие отряды, что непрерывно выезжали из лесу на лед.
— Вот сейчас все стрелы вымечут, и яман... — сказал пожилой казак с арбалетом в руках. — Разом, скопом со всех сторон пойдут, и все...
Новые и новые татарские сотни выезжали на лед и включались в смертельную карусель.
Наконец, из лесу на лед выехали бунчужные с конскими хвостами на шестах. В богатых шубах важно выехали мурзы, чьих коней вели под уздцы оруженосцы.
— Вона Алей с Маметкулом, — переговаривались казаки.
— А лошадки-то у них того — стоят на льду не шибко! — замечали опытные казаки. — Вона как летают!
Действительно, многие лошади скользили и падали, выкатываясь из снежно-вихревой карусели, что кружилась вокруг обоза.
— Батька, чего медлим? — торопил Черкас. — Сейчас они веема кинутся. Не устоять нашим-то.
— Стой! Знака нет!
На лед выехали татарские гудошники и муллы.
— Все, — заговорили казаки, — все татаре тута...
— Кто их знаить, може, где засаду прячуть?
Вдруг над санями взвилось синее знамя с кумачовой каймой.
— Довбуш! — закричал Ермак. — Бей! Пора, братцы!
— С Богом, братцы, в добрый час! — закричали сотники и десяцкие.
— Строй держи! Копейщики, вперед не вылазь! — закричал Пан.
Со всех сторон озера на лед выбегали стрелки и, как при учении, передние падали на колено, положив копья На лед, а вторая шеренга, устроив рушницы на бердыши, прикладывалась.
