В конце концов следствие всё же было приостановлено. Нягу не обвинил бы ни один суд. Тщательный обыск у него на дому не дал никаких результатов. Единственным возможным наказанием было — выгнать его из театра.

Вторая заподозренная, костюмерша, была переведена в гардероб. «Всё это прекрасно, думал Эмиль, но зачем майор Николау послал мне досье?»

Ведь Николау ничего не делает напрасно! Не оставил же он свои дела, чтобы просто поразвлечься, читая старое досье и занимаясь делом о браслете, украденном двадцать лет тому назад! Может быть, он думал нащупать связь между этим делом и смертью актрисы? Такое намерение было совершенно явным. Но что он хотел этим сказать? Пожалуй, только одно: «Внимание! Преступником может быть как раз человек, укравший браслет!»

«Да, вполне возможно, — думал Эмиль. — Ведь по сути… по сути… ведь и Серджиу Орнару, который провожал Беллу, сказал, что из её дома вышел “тот электрик”».

Но для чего совершил бы Нягу это преступление?

Из мести — за то, что его обвинили в воровстве? Тебя называют вором, а ты, в отместку, совершаешь убийство! Маловероятно…

У Эмиля было ощущение, что он попал в заколдованный круг. Он чувствовал, что разгадка лежит где-то близко, но он отдаляется от неё каждый раз, уже ухватившись за основное звено. Необходимо было найти слабое место в его рассуждениях. Эмиль подошёл к телефону и набрал номер.

— Майора Николау.

— Слушаю!

— Говорит Эмиль Буня. Я хотел бы спросить вас, для чего вы послали мне материалы о краже браслета?

— Для чего? Как для чего? Разве ты меня об этом не просил?

— Нет! — удивился Эмиль.

— Ну, значит, мне это показалось. Если он тебе не нужен, пошли мне его назад, — послышался насмешливый голос майора.

Значит, от Николау ждать нечего. Эмиль должен догадаться обо всём сам. И, если это ему не удастся, лично спуститься в царство архивов…

«Стало быть, убийца — Нягу! — пошёл Эмиль по следу браслета. — Но — “Кольт 32”?»

Но — алиби Орнару?

Но — грипп Пападата?

Но…

К тому же, Орнару показал, что перед тем как Нягу вышел из дома, не было никакого выстрела. «Разве я не бросился бы туда?» — сказал Орнару.

Нет! Убийца — не Нягу. Но Нягу знает убийцу или, по крайней мере, того человека, который был тогда в доме Беллы Кони.

И опять всё — на той же мёртвой точке!..

— Моё мнение, что отправляться следует опять от Беллы Кони, то есть от жертвы, — заявила Ана, когда они встретились на следующий день.

— Расскажи лучше, как прошла беседа с твоим любимым актёром, — предложил Эмиль.

— Сегодня с тобой не договоришься! — засмеялась Ана, приступая к рассказу. — Я постучалась в дверь и спросила: «Можно, маэстро?» Он впустил меня, но сердито смотрел в сторону.

«— Сегодня я не даю автографов… и фотографий у меня больше нет… Хватит! Скоро мне придётся всю зарплату оставлять в фотостудии “Колор”…

— Я пришла не за автографом. И не за фотографиями…

— А ну, что это ещё за чудо, которое приходит не за автографом? Дайте-ка взглянуть! Значит вы пришли, чтобы предложить мне руку и сердце? — спросил он, поднимаясь со стула.

— Я ещё не решилась, но если решусь, то вы, конечно, будете одним из первых претендентов.

— Благодарю, вы очень любезны, но нужно было предупредить меня об этом лет двадцать тому назад: я принял бы меры, чтобы не стареть.

— Вы вечно молоды…

— Барышня, скажите честно, какова цель вашего визита? Автограф вам не нужен, замуж за меня вы не хотите… может быть, вы собираетесь поступить в Театральный институт и вам нужна протекция?

— Нет, этого я тоже не хочу. У меня есть профессия, которую я люблю. Я юрист и занимаюсь делом бывшей актрисы Беллы Кони!

— Каким делом?..

— Делом или, точнее, тайной, которая окутывает смерть Беллы Кони, — повторила я.

— Вы её дочь?

— Нет. Я ведь вам сказала, кто я».

По словам Аны, услышав имя Беллы Кони, актёр Джордже Сырбу, который как раз гримировался к спектаклю «На дне», так и застыл, приоткрыв рот и не отрывая пальцев от лба — одетый в лохмотья, давно небритый, с полуналоженным гримом…

Эмиль засмеялся.

— Как… как, ты говоришь, он выглядел?

— Да как? Как чучело! Какое-то время он молчал, словно забыв о моём присутствии. Наконец, уставился на себя в зеркало и спросил:

«— Хорошо я выгляжу, дорогая барышня?

— Вы мне всегда нравились, маэстро!

— Да? Как же я этого не заметил?

— Видите ли, маэстро… вы всегда так заняты…

— Значит, вы, как настоящий Шерлок Холмс, занимаетесь “недавней смертью” артистки Беллы Кони?

— Да… так, по любительски…

— Так узнайте, дорогая барышня, узнайте от другого сыщика-любителя, что лицо, которое находится перед вами (воздевая руки к небу, театральным жестом) и есть убийца несчастной Беллы Кони!

— Да, но с юридической точки зрения признание в преступлении должно быть доказано с помощью бесспорных улик.

— Другими словами… я должен ещё и доказать, что убил Беллу Кони?

— Да! Во-первых, нам нужна побудительная причина. Во-вторых, вид оружия. В-третьих, способ. В-четвёртых — бесспорные улики!

— Хорошо, дорогая! Побудительная причина: в силу несчастного стечения обстоятельств, в результате общения с артисткой я, как узнал с несказанной радостью, должен был вскоре стать счастливым отцом. Так как я не претендовал на эту честь, мадам пригрозила мне публичным скандалом. Вот я и убил её, дорогая!

— Как?

— Я сказал ей: “Дорогая, иди-ка, я тебя поцелую!” Она подошла, я приставил ей к груди револьвер и… выстрелил!

— В момент выстрела ствол револьвера находился на расстоянии пяти сантиметров от груди жертвы.

— Может быть, я немного отодвинулся, чтобы в последний раз взглянуть на неё, дорогая!»

Актёр на минуту замолчал, словно лишь теперь впервые понял, что Ана Войня говорит именно о Бёлле Кони. Он внимательно поглядел на девушку и продолжал:

«— Нет, дорогая… Вы — женщина и должны меня понять — Белла была не злым человеком. Но — мир, в котором она жила, неуверенность в завтрашнем дне… Вы понимаете меня, дорогая, не читать же мне вам лекцию о нравах буржуазного общества!

— Да, я понимаю вас и без такой лекции.

— Тем лучше! Белла была очаровательное существо! Но в свои тридцать восемь лет вела себя, как шестнадцатилетняя девушка! Это был её единственный недостаток!»

— И так далее, — прервала Ана Войня свой собственный рассказ о беседе с актёром Сырбу.

— Общее впечатление? — спросил Эмиль.

— Две вещи совершенно ясны. Примо: побудительная причина существует. Тем более, что о беременности Беллы мы знаем не только от Сырбу, но и от Джелу Ионеску. Секундо: алиби Сырбу столь же сомнительно, как и остальные. Вывод: ничего не понятно!

— Интересно! — засмеялся Эмиль.

Сияние июньского солнца ворвалось в кабинет целым взрывом лучей. Всё вокруг блестело, словно залитое золотом. И Ана Войня была в тот день так хороша! Может быть, потому что так остроумно рассказывала о своей встрече с актёром, может быть, потому, что на ней был этот светло-серый шерстяной костюм, может быть, потому что её волосы были собраны в тугой узел на затылке, а может быть, и потому, что её голубые глаза были такими яркими — всё из-за того же взрыва золотистых солнечных лучей!

Эмиль протёр стёкла очков. Ему хотелось взять и сказать: «Видишь ли, я люблю тебя, дорогая!» Но нет… нет! После этого рассказа, в котором столько раз повторялось слово «дорогая», его фраза прозвучала бы просто комично. Поэтому он отложил разговор на другой раз.

— Что будем делать? Пересмотрим снова все гипотезы?

— Что пересмотрим? — очнулся Эмиль, надевая очки.

— Гипотезы!

— Давай пересмотрим!

Ана предложила опять начать с жертвы. Итак: Белла Кони, актриса кабаре. Певица. Танцовщица. Красавица. Много друзей. Одни — с деньгами. Другие, может быть, с душой (Косма Филип, Серджиу Орнару… Джордже Сырбу…)