— Прощаю тебя, — сказал Дагеклан, — и не распускай сопли, мой мальчик, хуже бывало. Давай-ка одеваться.

Короб с одеждой Дагеклана уже стоял возле купели, и Фабио приступил к привычной процедуре. Он подал хозяину нижние штаны и рубаху, чистые, присыпанные ароматическим порошком — больше от моли, нежели для услаждения обоняния. За ними последовала суконная куртка без рукавов и гобиссон — нечто вроде простеганной фуфайки из тафты, набитой шерстью; она служила для ослабления удара и защиты от железных колец брони, которые могли бы войти в тело даже и тогда, когда броня оставалась непроколотой.

Затем с величайшим тщанием Фабио помог своему господину облачиться в кольчугу, прикрывавшую рыцаря от Шеи до бедер; на груди броня была усилена стальными бляхами; капюшон, состоявший также из стальных колечек, висел на спине — этим капюшоном можно было прикрыть голову, когда снимался шлем. Поверх кольчуги Дагеклан надел медную, до блеска начищенную кирасу с выгравированным изображением лесного кота на лазурном поле — упрощенный вариант его герба.

Опустившись на колени, Фабио пристегнул набедренник, состоявший из железных блях: он защищал рыцаря от пояса до середины бедер. Потом оруженосец приладил поножи и наколенники, обул ноги господина в сапоги, укрепленные железными пластинами, и отправился к другому коробу, где покоились на подстилке, набитой конским волосом, шлем и расшитый золотом долматик.

Шлем был довольно глубок, из легкой и прочной стали, набородник украшен замысловатой чеканкой, а навершие — маленьким султанчиком желтых перьев. Позолоченное забрало, сейчас поднятое, остро выдавалось вперед и было похоже на орлиный клюв.

Рыцари высоко выбривали виски и затылок, дабы волосы не попадали в прорези шлема и под задний полукруглый выступ, прикрывавший шею, а иногда и плечи. Верхняя часть прически, напротив, обычно бывала пышной — густые волосы служили дополнительной защитой от ударов сверху.

Дагеклан не был исключением. Он водрузил поверх густой, чуть вьющейся шевелюры набитую паклей шапочку, а Фабио приладил каску. Лицо рыцаря с неправильными, несколько мелковатыми чертами и коротким носом, кончик которого был некогда отрублен в одном из сражений, стало грозным и величественным. Фабио очень любил видеть своего господина в полном боевом облачении и очень сожалел, что рыцарь не может носить его постоянно.

Железная Рука несколько раз присел, проверяя крепость кожаных застежек, и велел подать меч.

Оруженосец повиновался. Меч в предстоящей схватке был не нужен, ибо противник вызвал рыцаря «на три удара копья», и все же, согласно обычаю, дозволялось выезжать на бой в полном вооружении. Меч Дагеклана был одноручным, но достаточно тяжелым, и крепился к левому бедру сине — красным шарфом. На правом бедре, на кожаном поясе с вызолоченными гвоздями, висел длинный, почти в два локтя кинжал с узким хищным лезвием. Он служил для добивания противника, в случае если тот не захочет просить пощады.

Наконец Фабио помог рыцарю продеть руки в прорези долматика из золотой и серебряной парчи, отороченной мехом куницы. На спине был вышит герб Дагеклана со всеми знаками, держателями и девизом.

Солнце перевалило за полдень, когда во дворе замка Иш рог возвестил о начале поединка.

Вокруг двора шла высокая толстая стена, сложенная из неровных камней, по внутренней ее стороне лепились многочисленные амбары, склады и глиняные домики челяди. Внутренняя цитадель представляла довольно высокую и мрачную башню, сужавшуюся к вершине. Это, собственно, и был замок Иш. Вокруг башни размещался просторный скотный двор — сюда во время осады загоняли стада коз, коров, овец и свиней. Сейчас в загоне разгуливали только утки и куры, поклевывая что-то в густой грязи.

Между скотным двором и конюшней на полтора десятка лошадей располагалась утоптанная площадка, достаточно просторная, чтобы два всадника смогли разъехаться и пустить коней вскачь навстречу друг другу. На площадке стояли растрепанные чучела: из распоротых холстин, словно вывалившиеся кишки, торчала прелая солома. Судя по их виду, этих соломенных воинов давненько никто не колол копьем и не лупил деревянными мечами.

Дагеклану подвели его коня, и двое слуг подали ясеневое копье, раскрашенное синими и красными кольцами.

— Щит! — приказал рыцарь, протягивая левую руку и не глядя на слугу.

Тут он услышал смех.

Рапральф, в черных доспехах, восседая на гнедой лошади, покрытой цветастым чепраком, смотрел на него с противоположной стороны площадки и смеялся. Смех его был глупый и нервный. Баронет указывал копьем куда-то за спину Железной Руки.

Дагеклан обернулся и увидел свой щит, висевший на притолоке конюшни. Он висел крайним справа, и среди других был самым новым — солнце играло в нем, как в зеркале.

Белый щит виконта с косой красной полосой примостился рядом. На нем не было никаких знаков, Алджерон еще не снискал себя славы в ратных подвигах. Остальные были старые, вылинявшие, числом около двух дюжин. На них еще можно было разобрать изображения перевязей и хоругвей, цветов и чудных животных, продольные и поперечные полосы, но вот буквы стерлись напрочь, и Дагеклан, обладавший весьма зорким зрением, не смог прочесть ни одного девиза. Что сталось с владельцами щитов, было неведомо. Хотя, возможно, многие из них, заплатив выкуп, убрались из замка Иш восвояси — по обычаю, побежденный, даже откупившись, должен был оставить победителю щит, копье и коня.

Не обращая внимания на дурацкие смешки баронета, Дагеклан подъехал к сараю, снял, приподнявшись в стремени, треугольный щит с изображением кота лесного (два, висевших рядом, упали — навыйники совсем прогнили и оборвались), потом неторопливо вернулся на исходную позицию и принялся прилаживать копье в седельном упоре.

Рапральф перестал смеяться и опустил забрало. Лошадь его испуганно всхрапнула: настроение хозяина явно передалось животному. Плюмаж у баронета был пышный и высокий, совсем не подходящий для боевого шлема. Такие плюмажи очень нравятся дамам.

Дамы наблюдали за всадниками с каменных ступеней замка: Абегальда была в голубом платье с высокими буфами, перетянутыми витыми шнурками; рядом стояла пожилая женщина в темном уборе.

— Начинайте! — крикнул барон Эзра с крыльца.

— Но баронет должен поклясться, что его копье не заговорено, — сказал рыцарь.

— Заговорено! — Голос Рапральфа под забралом был наглым и жалким. — Ты что, обвиняешь нас в колдовстве?

— Таковы правила.

— Клянусь Митрой, — прогудел барон, — оно не заговорено. Этого достаточно?

— В данных обстоятельствах — вполне.

— Тогда начинайте, во имя Мардука!

Дворня, разместившаяся на крышах амбаров и других построек, загалдела. Снова протрубил рог.

Дагеклан дал коню шпоры и сразу пустил его в галоп. Из-под копыт полетели комья земли, заставив слуг и гарольдов отпрянуть к конюшне. Рапральф тоже пришпорил лошадь, но неуверенно, забыв даже отпустить поводья. Гнедая припустила боком, потом выровнялась, но не успела набрать бег: копье Дагеклана, летевшего во весь опор, ударило баронета под обод оплечья, точно в нужное место. Рапральфа развернуло, мелькнул радужный плюмаж и подковы, и всадник вместе с лошадью с лязгом грохнулись оземь.

Железная Рука круто осадил коня, спрыгнул с седла и в два прыжка очутился возле поверженного противника. Гнедая еще не успела подняться, когда Дагеклан придавил коленом грудь баронета и приставил лезвие кинжала к щели его забрала.

— Пощади! — услышал он сдавленный голос Рапральфа. — Ты убил меня…

— Нет еще, — сказал рыцарь, — хотя ты заслуживаешь смерти. Встань, будем биться на мечах.

— Нет! — взвизгнул Рапральф под шлемом. — Не было такого уговора! Пощады!

Дагеклан, почувствовав тошноту в горле, встал и убрал кинжал в ножны.

— Унесите этого труса, — услышал он рядом бас Эзры. Щеки барона пылали. — Я еще поговорю с тобой, щенок…

И, обращаясь к рыцарю, добавил:

— Славный удар, месьор, и, главное, заслуженный.