- Василеве был прав. Но что же ты, мудрый логофет, не подсказал Божественному, как обойти закон? Где ты был?
- Я стоял за спиной Божественного. Да мне ли вести речь против законов империи? Теперь же, на склоне лет, скажу: должно тебе, василевс, преступить закон во благо империи.
- Говори, что я должен исполнить?
- Тебе известно, Божественный, что у великого князя Святослава есть сын, который был любимым внуком архонтисы Ольги. И есть у царей Василия и Константина[7] сестра от роду пяти лет. Вот и пойди на согласие с князем Святославом о породнении Византии и Руси! И придет в империю долгожданный мир. И от постыдной дани мы освободимся. Я сказал все, Божественный. Склоняю голову перед твоей волей: казни или помилуй.
Иоанн Цимисхий потер рукой лоб и задумался. Потом тихо, но ясно заговорил:
- Я прислушался к твоему совету, логофет Ираклий, но не волен его исполнить. Над Влахерном довлеет не только закон державы, но и закон Божий, и долг наш, наместников Бога на земле, не нарушать законов Божьих. Но во благо державе я призову церковь испросить у Всевышнего милости преступить сей закон. Сердцем страдая, призову, ибо знаю, что дочь наша будет отдана на муки в страну варваров. Одно утешает: буду надеяться, что народ мой простит меня за сей грех во благо империи.
- Слава мудрому василевсу! - выкрикнул магистр Барда Склир.
Но его никто не поддержал. Однако в тронном зале наступило оживление. Вот тогда-то царь Василий и покинул зал Магнавр, в порыве горячности побежал искать сестру Анну, чтобы пробудить в ней протест против императорской воли. Знал же пятнадцатилетний царь, что слово императора не улетит по ветру, но превратится в действо.
Размышления Василия в уединении не остудили его жажду защитить свою сестру от угрозы быть отправленной в дикую Скифию. В этот час, что царь провел в раздумьях, он нашел, как ему показалось, легкий выход из трудного положения. Он вспомнил о Германской империи, о её императоре Оттоне I[8]. Вспомнил не случайно. Есть у императора сын - принц Оттон[9], и почему бы принцу не дать знать, что в Византии подрастает для него невеста, уже сегодня радующая глаз ангельской красотой. Василий стал прикидывать, кого можно было бы послать к императору с приятной вестью. Выбор пал на разумного дипломата Калокира. О, если породниться с могущественной северной империей, то в союзе с нею можно будет побороться с Русью. Да и проучить её, чтобы жила мирно в своих пределах, а если и воевала, так лишь с печенегами и болгарами, защищая свои рубежи. Как повернуть течение реки вспять? На кого положиться, исполняя задуманное, кто даст совет? Конечно же мудрого Калокира надо послушать. Однако, думая обо всем этом, Василий пришел к мысли о том, что, пока не найдет сестру, не поговорит с нею, не увидит в её глазах мольбу спасти от Скифии, все его размышления напрасны.
Василий вновь отправился на поиски Анны. На этот раз он недолго кружил по саду. В отдаленной части Влахернского парка, куда Василий пришел из сада, он встретил неподалеку от царских конюшен главного конюха Стоукса и спросил его, не видел ли тот сегодня царевну Анну. Высокий важный Стоукс посмотрел на царя Василия с улыбкой и осведомился:
- Ваше высочество, зачем вам понадобилась маленькая царевна?
- Стоукс, ты чрезмерно любопытен, - напустив на себя строгость, ответил Василий. - Если ты её видел, то и скажи об этом.
- Простите, ваше высочество. Я её видел. Она еще утром уехала в монастырь Святой Мамы.
- И кто же её сопровождал?
- Госпожа Гликерия и два воина.
- Странно. Зачем ей понадобилось быть в монастыре, да еще в русском? - пожав плечами, спросил Василий.
- Того не знаю. Но госпожа Гликерия часто возит её туда, - отозвался Стоукс и добавил: - Там у Гликерии отец монашествует.
Во всем упорный, привыкший доводить начатое дело до конца, Василий велел Стоуксу подать ему коня под седлом и решил отправиться в монастырь Святой Мамы.
- Ваше высочество, на конюшне ваш оруженосец Кепард, и я пришлю его с конем.
Стоукс откланялся и удалился.
Вскоре появился оруженосец царя Кепард, семнадцатилетний, смуглый, черноволосый островитянин с Кипра. Он вел на поводу двух коней. Поклонившись Василию, Кепард помог ему подняться в седло. Они покинули Влахернский парк, миновали центральную часть Константинополя и выехали через восточные ворота к бухте Золотой Рог.
Монастырь Святой Мамы располагался в десяти минутах езды от городских ворот, неподалеку от бухты. Вокруг монастыря вырос посад, в котором обитала русская община. Она складывалась более века. Здесь жили торговые русичи, которые считали выгодным возить царьградские товары на Русь, а оттуда везти все, чем торговали сами. Здесь оседали воины, отслужившие своё в императорском войске. За минувшие с Олеговых времен десятилетия при дворе императоров служили тысячи россиян, которые, уходя со службы, селились при монастыре. Они обзаводились семьями: кто привозил русских жен, кто находил гречанок. Их дети тоже шли служить императору. Многие из них добивались высокой чести, их зачисляли в императорскую гвардию. Они забыли языческую веру и были христианами. Сложилось так, что и монахи монастыря Святой Мамы были россиянами. У них была своя каменная церковь.
В монастырской церкви и нашел Василий свою сестру под опекой воспитательницы Гликерии. В храме шла полуденная литургия, и Василию оставалось одно: помолиться вместе с Анной и послушать русское церковное пение. Он понял, что приводило Гликерию в монастырский храм: здесь она могла встречаться с отцом, который уже несколько лет был вдов. Им было о чем погрустить, за кого помолиться. Уяснив одно, Василий не мог постичь, что побуждало Гликерию брать в монастырский храм его сестру. Если бы Василию удалось узнать, с какой целью Гликерия и Анна посещали русскую церковь, он был бы удивлен и раздосадован. А кончилось бы все тем, что он запретил бы Гликерии возить его сестру в монастырь. Он был бы раздражен и рассержен, если бы проведал, что желание Анны бывать в монастырском храме корнями уходило в душу Гликерии. Василию не было ведомо, что Гликерия по отцу россиянка.
Было же так, что в прошлом императорский голубоглазый гвардеец-богатырь полюбил черноокую гречанку-швею, трудившуюся в императорской пошивне. Они обвенчались, и у них появилась дочь, которую назвали Гликерией, что означало Сладкая. Спустя лет восемь мать Гликерии укусила ядовитая змея, когда та по воле случая оказалась с одной из царевен в Никее и там они гуляли в лесу. Отец Гликерии Ивор больше не искал себе супруги и воспитывал дочь, проживая в посаде близ монастыря.
Святой Мамы. Долгими вечерами Ивор рассказывал дочери о Руси, она наслушалась от него былин о русских богатырях и полюбила все русское. Отец выучил дочь грамоте. Она умела читать и писать по-гречески и по-русски. А когда Гликерия подросла, он отдал её в услужение в императорский двор. Там она приглянулась императорскому спафарию[10], служащему в секрете, Сфенкелу, и он взял её в жены. Своих детей у них не было, и она со временем была приставлена воспитательницей к трехлетней царевне Анне. Гликерия доносила до своей воспитанницы все, что сама с детских лет знала о родине отца, чем привила малышке тягу и любовь ко всему русскому. Ничего этого братья Василий и Константин не знали.
Вернувшись из монастырского храма во Влахернский дворец, царь Василий увел сестру в свои покои, чтобы побеседовать с нею наедине и высказать все, чем был озабочен. Царевна бывала в покоях старшего брата много раз. Василий позволял ей играть терракотовыми, мраморными и бронзовыми статуэтками, которые любил собирать и имел во множестве. Это были греческие боги, богини, нимфы, циклопы и полубожественные фигурки зверей. Анна сносила их в Оранжевый гостиный зал и расставляла на низком столе, как ей нравилось. А потом с увлечением переставляла их, устраивая то мирные беседы, то трапезы, то поединки богов с дикими зверями. Фантазия Анны была богатой и неуемной. И она все время разговаривала со своими героями, и случалось, что в её греческой речи звучали русские слова.
