Мы встретили подлинно счастливого человека. Его судьба удивительно совпадала с судьбой героини нашего фильма.

Встречи с ткачихами и руководителями текстильных производств фиксировались на фото- и кинопленку. Это был замечательный документальный материал, по которому впоследствии мы сверяли некоторые игровые моменты в ходе работы над кинофильмом «Светлый путь».

Знакомство с практическим опытом развертывания социалистического соревнования в текстильной промышленности заставило нас внести существенные изменения в развитие сценарной фабулы.

Мы стали изучать технические материалы — отчеты, специальные статьи руководителей текстильной промышленности.

Стали посещать фабрики, где имелись новые машины, стали наблюдать за ростом техники.

Мы снимали процесс реконструкции, модернизации старых цехов бывших морозовских фабрик, и — бывают же такие совпадения! — другая Таня Морозова — новая хозяйка одного из цехов «Трехгорной мануфактуры» у нас на глазах занималась этой перестройкой.

К нашему счастью, в это время достраивалась и открывалась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, в павильонах которой конденсировались достижения всей страны. Мы ее тоже сделали объектом изучения и съемок.

Сценарий по ходу ознакомления с обильными, увлекательными материалами сильно менялся. Ардов по природе своей юморист. Работать с ним было легко, он все время шутил. Все очень волновались, потому что и Дунаевскому, и Лебедеву-Кумачу, и Орловой казалось, что время идет, а фильм наш стоит.

И Дунаевский, и Лебедев-Кумач, и сам Ардов с укором смотрели на меня. А я не унывал, объясняя медленный темп новизной дела, за которое мы взялись. Ардов иронизировал: «Александрова, когда он пускается в объяснения созидающей сущности советской кинокомедии, принимаю как успокоительные ванны». А говорил я тогда своим соратникам и единомышленникам примерно следующее.

Сатирический смех — это смех, который выжигает человеческие пороки, недостатки. А веселая комедия утверждает новое, хорошее, нужное. Произведения, в которых эти два качества не сочетаются, можно смело отнести к разряду комедий прошлого. Гоголь, Салтыков-Щедрин — это разрушающая сатира. Они не предлагали ничего взамен разрушенного. Мне кажется, продолжал я теоретизировать, в нашей советской комедии впервые стала обнаруживаться драгоценная двойственность. Комедия разрушала ненужное, сжигала отжившее и утверждала новое.

Эти мои «лекции» не только успокаивали. Мне кажется, они способствовали консолидации творческого коллектива.

Много споров было вокруг того, что фантазия Тани (сон, полет) — это не реалистические приемы, что «фантастические» кадры вырываются из общей структуры фильма. Но ведь эти фантазии, возражал я своим оппонентам, опираются на реальный материал. Пафос фильма заключен в крылатых словах песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». И разве мало настоящих чудес совершают каждодневно советские люди, с энтузиазмом возводящие светлое здание социализма?

«Фантастическими» кадрами мне хотелось решительно преодолеть бытовизм первоначального сценария, дать величественной теме приподнято-поэтическое решение, показать, что современная быль может быть волшебнее старой сказки. Может быть, мне и пришлось бы испытать горечь поражения в новом и безусловно рискованном для репутации режиссера «фантастическом» подходе к вполне реальной жизненной истории Тани Морозовой. Но замечательный талант, многогранное мастерство Любови Петровны Орловой помогли мне увидеть замысел воплощенным с безукоризненным артистизмом и правдивостью. И в начале фильма, когда, напоминая Анюту из «Веселых ребят», Таня в ритм веселой песенке справляет свои хозяйственные обязанности и наивно кокетничает с красивым соседом по гостинице «Малый Гранд-Отель», и в финале, когда, награжденная орденом, она видит в кремлевских зеркалах все этапы своей судьбы, а потом летит в крылатом автомобиле над сказочными дворцами Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, — всюду Орлова правдива по чувству, по мысли, по идее. Вполне достоверным в исполнении Орловой предстает сказочно быстрое и прекрасное превращение Тани из забитого деревенского подростка в цветущую красавицу, лучшую стахановку района.

Все, что вызывало недоумение и прямые возражения у тогдашних критиков фильма, теперь, спустя много лет, признано за достижение, смелость и творческое дерзание, вполне себя оправдавшие.

Новизна фильма заключается в том, что в нем о самом серьезном, самом главном — о социалистическом строительстве — говорилось средствами кинокомедии. Мы доказали этой лентой, что благодарному искусству комедии доступно выражение самых существенных и сложных процессов жизни!

Можно было сделать комедию и веселую, и смешную из факта наличия «женских» текстильных городов. Но не это было главной темой дня. Мы понимали, что стахановское движение — это та точка опоры Советской власти, с помощью которой будут успешно решены грандиозные экономические задачи. И новая наша кинокомедия сверяла свой шаг со стремительным шагом энтузиастов-стахановцев.

И. Дунаевский на стихи поэта А. Д. Актиля написал «Марш энтузиастов». И мелодия, и стихи этого марша не забыты. Их обязательно услышишь на праздничной демонстрации 7 ноября и 1 Мая, на апрельском коммунистическом субботнике. «Марш энтузиастов» и другие песни в нашей новой кинокомедии были введены не для развлекательности. Они задумывались и с большой старательностью создавались ради уточнения и углубления мысли фильма. Всем нам — и композитору, и поэту, и режиссеру — очень хотелось, чтобы с экрана прозвучал такой стахановский марш, который стали бы петь все, который звал бы за собой.

Когда картину показали руководителям страны, Сталин сказал, что картина хорошая, хотя и не несет в себе такого сатирического запала, как «Волга-Волга». Покритиковал название «Золушка». Тема фильма гораздо шире, современнее, и поэтому надо дать ему другое название. После этого разговора он прислал мне домой листок с двенадцатью названиями, на выбор. Я выбрал «Светлый путь». (Это крайне огорчило Глав-кинопрокат, поскольку они заранее приготовили рекламные духи, спички, и всюду на этикетках стояло — «Золушка».)

«Светлый путь», строго говоря, — то, что теперь называют мюзиклом. Эта форма процветает сейчас и в театре, и в кино. Тогда это была новая, еще только нарождающаяся форма. За новизну выдается в наши дни и такой технический прием, когда в кино актриса поет как бы дуэтом. В «Светлом пути» было и это. В волшебном зеркале Таня Морозова выступает одна в четырех обличьях — домработница, ткачиха, русская красавица в кокошнике, депутат. Там она одна поет квартетом. Четыре записи с разных пленок были сведены на одну.

Взявшись за показ нового в советской действительности, мы стремились в техническом отношении быть новаторами-энтузиастами. Пленка у нас была слабая. На этом пути мы испытывали много трудностей, а в текстильных цехах, где приходилось снимать, было не очень-то светло. Поэтому широко использовали новый по тем временам технический прием: замедленной съемкой снимали в цехе фон, а станок, на котором работала Таня Морозова, крупным планом снимали в студии на фоне экрана, рирпроекции — проекции на просветный, прозрачный экран.

Надо сказать, что Любовь Петровна действовала у станка как заправская ткачиха. Помня о том, как строго относилась Орлова к каждому слову, сказанному о ее работе, я не стану рисковать и приведу здесь отрывок из ее записок о том, как она готовилась к съемкам в «Светлом пути»: