У него все время спадали на лоб волосы, и он их откидывал легким движением руки. Лицо усталое. Видимо, работал дни и ночи. На мою просьбу, мгновение подумав, сказал:
— Дело сложное. Соберем специалистов и обсудим, как это устроить.
Говорил Киров очень убедительно. Говоря, смотрел в глаза.
Вспоминаю, как мы однажды оказались на собрании, где он выступал. Нас поразила его впечатляющая ораторская манера. Говорил он громко, но не кричал. Чувствовалось, что это человек большой воли. Не было пустых, лишних слов в его речи.
В работе над фильмом он оказывал нам неоценимую помощь. После съемок «Штурма Зимнего» были съемки в Смольном. Они требовали присутствия массы людей, осветительной аппаратуры. А ведь это происходило в здании, где с огромным напряжением работал аппарат Ленинградского городского и областного комитетов партии. Более того, Киров разрешил съемки в Смольном в ночное время. И, конечно, не без его участия соблюдался запланированный порядок небывалых по масштабам съемок в различных местах города. Когда потребовалось заполнить актовый зал Смольного, чтобы снять выступление Ленина не просто статистами, горком призвал активистов партии, и они с великим энтузиазмом пришли на съемку.
Штурм Зимнего, как известно, происходил ночью. Для того чтобы воспроизвести в кино этот важнейший исторический эпизод, нам надо было не только осветить прожекторами внешний фасад Зимнего, но и «зажечь» окна дворца. Обычными электролампами получить необходимый для ночной съемки «свет в окнах» невозможно. Требовалось в каждое окно «посадить» прожектор-пятисотку. С большим трудом раздобыли необходимое количество «пятисоток».
К съемке готовился весь город. Более 11 тысяч человек — массовка, добрых два десятка киносъемочных аппаратов, специальные трибуны, на которые, как только стало смеркаться, потянулись счастливчики со спецпропусками — старые большевики, журналисты, работники иностранных консульств. Штаб киногруппы разместился на арке Главного штаба. Отдаются последние распоряжения. Казалось, все готово. Но к началу съемки «Штурма Зимнего» к нам на высоту поднимается строгий, в усах и каске, брандмайор и беспрекословно заявляет:
— Я запрещаю съемку. У ваших прожекторов-пятисоток нет предохранителей, а это грозит пожаром Зимнему дворцу.
Главный инженер по свету пытается оправдаться перед Эйзенштейном и строгим брандмайором и говорит, что, дескать, не хватило предохранителей на какую-нибудь сотню ламп. Брандмайор подтверждает свое решение:
— Пока не поставите предохранители, съемки не будет.
Включаюсь в разговор, спрашиваю инженера-электрика:
— Где можно достать эти предохранители?
— В магазинах электросбыта, но сейчас они все закрыты.
Тогда начальник ленинградской милиции, понимавший, что значит сорвать такую съемку, предложил нам пойти «на преступление».
Инженер-электрик, он и я опрометью скатились с арки Главного штаба, кинулись в машину и помчались в самый большой ленинградский электромагазин. Начальник милиции «арестовал» сторожа. Мы с инженером взломали замки и забрали две сотни злополучных предохранителей. Составили акт о содеянном и победоносно вернулись к Зимнему…
Успешное осуществление грандиозных съемок обеспечило добровольное участие в них коммунистов — рабочих ленинградских заводов. Питерским пролетариям посвятили мы фильм «Октябрь». Их выдержка, их отзывчивость, их твердое намерение дать нам возможность довести дело до конца сыграли решающую роль.
Вот и на этот раз съемка началась с опозданием на три часа. Застоявшиеся «участники штурма Зимнего» исполнили свою роль с огромным воодушевлением. В то время еще не изготовляли макеты оружия, и участникам съемки под строгие гарантии выдавали боевые винтовки. У многих участников революции и гражданской войны дома сохранились патроны, и они устроили в ту ночь всамделишную пальбу. Были раненые. Все-таки ночь. Натыкались на штыки, получали ожоги от взрыва пиротехнических бомб. Нагрузка на каждого из нас пала адовая. В особенности крепко досталось Эдуарду Тиссэ, от расторопности и умения которого зависело очень многое.
Когда совершались исторические события 1917 года, было не до того, чтобы заботиться об их увековечении. Конечно, никто не снимал штурма Зимнего. Но даже если бы и попытались это сделать, вряд ли добились бы результата. Ночная съемка — дело технически сложное, громоздкое.
Для того чтобы воспроизвести выстрел «Авроры», корабль пришлось вывести на его революционное место, к Николаевскому мосту. Сделали пробный холостой выстрел. Тиссэ говорит: «Пламя мало». Тогда решили заложить двойной заряд. Теперь пламя оказалось достаточно мощным, но не рассчитали силы звуковой волны и во многих домах на Невской набережной полетели стекла…
Само собой разумеется, что и встреча В. И. Ленина на Финляндском вокзале ночью 3 апреля осталась зафиксированной лишь в памяти сотен участников этой манифестации.
Мы проводили целые вечера в обществе старых большевиков, выслушивая споры о том, что и как было. Вместе с участниками революционных событий обошли улицы и площади, Смольный и Зимний. Так и ходили толпой в 50—100 человек. Мы свели воедино то, что услышали от очевидцев, и на основании их свидетельств с максимальным приближением к действительности воссоздали многотысячное собрание революционных сил Петрограда ночью 3 апреля 1917 года, речь Ленина с броневика.
Сделать это было вовсе не просто. Неожиданности подстерегали нас на каждом шагу. Окружили вниманием Никандрова, добиваясь его полной похожести на В. И. Ленина., по отработанной на съемках «Броненосца «Потемкин»» системе крепко звяли в руки многотысячную массовку, но где-то кто-то прошляпил и вот в кадре назойливо торчит знамя, на котором явно видны слова «фракция большевиков». При чем здесь «фракция»? Сплоченная, закаленная партия большевиков практически возглавила революционный народ, а в кадре маячит «фракция большевиков».
Перебирая материалы личного архива, я обнаружил никому неведомое письмо С. М. Эйзенштейна, касающееся неурядиц в ходе работы над «Октябрем». Позволю себе опубликовать отрывки из него, с необходимыми комментариями, которые я заключаю в скобки. Так же, как когда-то было с «Броненосцем», Сергей Михайлович умчался в Москву монтировать. Я доснимал в Ленинграде.
«Ленинград. «Европейская» гостиница. Экспедиция «Октябрь». Режиссеру Г. В. Александрову. Ком. № 307. 7 августа 1927 года. Абсолютно конфиденциально.
Дорогой Гришенька!
Предпосылка: может быть, я сгущаю краски, ведь я же не паникер, но, в общем, не знаю, и вся надежда сейчас на Вас.
Сейчас видел почти все (1500 метров еще в печати), и впечатление мое, что как «гениальное» произведение «Октябрь» не вышел.
Планово-художественно не получилось. Ставка на Зимний, как мы говорили «Мюр и Мерилиз», бита. Надо вытягивать дело вообще. Придется монтировать по непредучтенному материалу, обилие коего вообще спасает положение…»
(Приступая к «Октябрю», мы с Эйзенштейном имели в виду разработать каждый кадр-план как самостоятельную художественно завершенную сцену. Но времени у нас на эту работу явно не хватало. Мы вынуждены были разбиться на две съемочные группы. Я снимал с Тиссэ, а Эйзенштейн со вторым оператором Владимиром Нильсеном. Снимали в разных местах города. Все согласовывать просто не успевали. Зачастую или одной, или другой группе приходилось импровизировать. В итоге в отснятом материале оказалось много кадров непланированных. Отсюда огорчение Эйзенштейна тем, что планово-художественно не получилось.
Два слова о «ставке на Зимний». Когда мы впервые увидели Зимний дворец, то нам открылись огромные выразительные возможности вещевого материала дворца. Наскоро изучив начинку Зимнего дворца, мы решили планово-художественно строить фильм и на этом материале. Отсюда это сравнение Зимнего с универмагом «Мюр и Мерилиз», где все есть. Действительно, в Зимнем мы нашли все, что необходимо для гротескно-сатирического показа и бывшей монаршей власти, и бонапартистских замашек Керенского, и беспомощности защитников интересов крупной буржуазии и помещиков перед решимостью революционного народа.
