В тот час, когда мы сюда пришли, животных нет — их спугнули люди; только одна свинья — животное, трудно поддающееся убеждению и перевоспитанию, — просунула голову в отверстие в ограде, подняла вверх рыло и, моргая крохотными глазками, словно говорит женщине, склонившейся в молитве: «Эй ты, не съешь все, оставь мне немножко!»

Двое мужчин роют могилу неподалеку от стены, грозящей рухнуть; один из них, могильщик, делает свое дело спокойно: отшвыривает прочь позвонки и кости, как садовник — камни и сухие ветки, у другого озабоченный вид, он потеет, курит и каждую минуту сплевывает.

— Послушай! — говорит по-тагальски тот, что курит. — Не лучше ли нам рыть в другом месте? Эта могила слишком свежая.

— Поди разберись, какая тут не свежая.

— Я больше не могу! Та кость, что ты выбросил, еще покрыта мясом. Фу! А вот и волосы!

— Скажи какой неженка! — заметил насмешливо другой. — И не подумаешь, что судейский писарь! Вот если бы тебе пришлось выкапывать, как мне, труп двадцатидневной давности, да еще ночью, в темноте, под дождем… фонарь-то у меня погас…

Его товарищ вздрогнул.

— Гроб раскрылся, мертвец наполовину вылез, и воняло от него… Вот бы тебе такое потаскать… А дождь лил вовсю, мы оба вымокли и…

— Брр!.. Зачем же тебе понадобилось его выкапывать?

Могильщик взглянул на него с удивлением.

— Зачем? А мне откуда знать? Так приказали!

— Кто приказал?

Могильщик отступил на шаг и оглядел своего товарища с ног до головы.

— Уж не испанец ли ты? Такие же вопросы мне задавал потом один испанец, тайком. Но я тебе отвечу, как ответил испанцу: мне приказал большой священник.

— А! Ну, и что ты потом сделал с этим трупом? — продолжал расспросы «неженка».

— Черт побери! Если бы я тебя не знал и не считал своим человеком, то подумал бы, что ты и вправду испанец из жандармов: спрашиваешь, как тот самый. Ну… большой священник велел мне зарыть его на китайском кладбище. А гроб был такой тяжелый, китайское кладбище далеко…

— Нет, нет! Я больше не стану рыть! — с ужасом прервал его другой, бросая заступ и выпрыгивая из ямы. — Я раскроил череп у трупа, и, боюсь, мне теперь ночью не уснуть.

Могильщик захохотал, глядя, как тот, крестясь, удаляется.

Кладбище между тем наполнялось мужчинами и женщинами, одетыми в траур. Одни искали могилы, спорили между собой, но, не придя к согласию, расходились, и каждый преклонял колена там, где ему больше нравилось; другие, те, что соорудили ниши для своих родных, зажигали свечи и принимались самозабвенно молиться. Повсюду слышались вздохи и рыдания, преувеличенно громкие или с трудом подавляемые, и монотонное бормотанье читавших заупокойные молитвы.

Обнажив голову, на кладбище вошел какой-то старичок с блестящими, живыми глазами. Увидев его, кое-кто рассмеялся, а находившиеся поблизости женщины насупились. Старик, не обращая ни на кого внимания, направился к груде черепов, опустился на колени и некоторое время внимательно разглядывал кости. Затем он стал перебирать черепа по одному и, видимо, не найдя того, что искал, нахмурил брови, покачал головой, оглянулся и наконец, встав на ноги, направился к могильщику.

— Послушай! — окликнул он могильщика.

Тот поднял голову.

— Не знаешь ли ты, куда запропастился красивый череп, белый, как кокосовое молоко, со всеми зубами; он лежал там, у подножья креста, под листьями?

Могильщик пожал плечами.

— Погляди! — прибавил старик, показывая ему серебряную монету. — У меня сейчас больше нет денег, но я отдам тебе это, если ты найдешь его.

При виде блестящей монеты могильщик в раздумье посмотрел на груду костей и вымолвил:

— А там его нет? Нету? Тогда я не знаю.

— Послушай. Когда мне отдадут долги, я дам тебе больше, — продолжал старик. — Это череп моей жены; если ты мне его найдешь…

— А там его нет? Тогда я не знаю! Но если хотите, я могу дать вам другой!

— Ты как могила, которую роешь! — с горечью упрекнул его старик. — Не ведаешь цены того, что теряешь. Для кого эта яма?

— Откуда мне знать? Для мертвеца! — хмуро ответил тот.

— Как могила, как могила! — повторил, сухо усмехаясь, старик. — Не знаешь, что выбрасываешь и что глотаешь! Копай, копай!

И он направился к калитке.

Могильщик между тем кончил свое дело; два холмика свежей, красноватой земли возвышались по краям рва. Он вытащил из своего салакота буйо и начал жевать, тупо взирая на то, что происходило вокруг.

В ту минуту, когда старик покидал кладбище, у поворота на тропинке остановился экипаж, очевидно проделавший долгий путь: он был весь в пыли, а лошади в пене.

Из экипажа вышел Ибарра в сопровождении старого слуги. Он жестом отпустил возницу и направился к кладбищу, сумрачный и молчаливый.

— Я был очень болен, много работал и поэтому не смог здесь побывать! — робко говорил старый слуга. — Капитан Тьяго обещал, позаботиться о сооружении ниши, но я посадил цветы и поставил крест, который сделал своими руками.

Ибарра не отвечал.

— Там, за тем большим крестом, сеньор! — отворяя калитку, продолжал слуга и показал куда-то вдаль.

Ибарра так углубился в свои мысли, что не заметил, с каким изумлением переглянулись люди, узнав его, — некоторые перестали молиться и провожали его любопытными взглядами.

Юноша шел осторожно, стараясь не наступать на могилы, которые можно было различить по небольшим углублениям в земле. Раньше, бывало, он не замечал их, а теперь обходил с уважением: в одной из них покоился его отец. Зайдя за большой крест, он остановился и поглядел вокруг. Слуга смущенно озирался, пытаясь найти какие-нибудь следы на земле, ибо креста там не оказалось.

— Здесь… — бормотал он. — Нет, там, но земля вся перерыта.

Ибарра с тревогой наблюдал за ним.

— Да, — продолжал старик, — я помню, что рядом был камень; могилу вырыли короче, чем надо; могильщик лежал больной, и ее копал помощник; но мы его спросим, куда делся крест.

Они направились к могильщику; тот глядел на них издали с любопытством и снял салакот при их приближении.

— Не скажешь ли нам, на которой из тех могил стоял крест? — спросил слуга.

Могильщик посмотрел в указанном направлении и задумался.

— Большой крест?

— Да, большой, — подтвердил живо старик, выразительно взглянув на Ибарру, лицо которого просветлело.

— Резной крест, связанный лианами? — переспросил могильщик.

— Вот-вот, он самый; вот такой! — И слуга начертил на земле византийский крест.

— А на могиле были цветы посажены?

— Олеандры, жасмин и анютины глазки! Да, да! — радостно подтвердил слуга и предложил ему табак.

— Так скажи же нам, где эта могила и куда делся крест?

Могильщик почесал за ухом.

— Крест-то… да я его сжег! — ответил он, зевая.

— Сжег! Почему же ты его сжег?

— Потому, что так велел большой священник.

— А кто это большой священник? — спросил Ибарра.

— Кто? Да тот, который дерется: отец «Палка».

Ибарра потер лоб рукою.

— Но ты можешь, по крайней море, сказать нам, где находится могила? Ты должен это помнить.

Могильщик ухмыльнулся.

— Покойника-то там уже нет! — ответил он спокойно.

— Что ты говоришь?

— Был да сплыл, — шутливо добавил могильщик. — Вместо него я закопал там одну женщину на прошлой неделе.

— Или ты свихнулся? — спросил его слуга. — Ведь еще и года нет, как мы его похоронили.

— Вот именно! Я его уже давным-давно выкопал. Большой священник приказал перетащить его на китайское кладбище. Но он был такой тяжелый, да еще дождь лил в ту ночь, так что…

Договорить ему не удалось; он в ужасе отшатнулся, увидев лицо Крисостомо, который бросился к нему, схватил за плечи и стал трясти.

— И ты это сделал? — воскликнул юноша в неописуемом волнении.