— Доктор Горовиц. Кристос Беннати, Филипп Дэнби, — представил всех по порядку Радклиф.

Они пожали руки, все, кроме Кристоса, сели, инспектор сказал:

— Доктор прочитал в газетах, что мы ищем Фитцпатрика, он связался с лондонской полицией и приехал помочь. У него есть что порассказать.

Кристос нахмурился.

— Да, — Горовиц, сняв очки, поднял серьезные серые глаза на Филиппа. — Я глубоко сочувствую вашему состоянию, сэр, — произнес он с легким акцентом, — и хотел бы облегчить вашу печаль, но, к сожалению, это не в моей власти, я вынужден ее лишь усугубить, и хотел бы попросить вас приготовиться к некоторому потрясению.

Во взгляде Филиппа мелькнула паника, он переводил взгляд с Горовица на Кристоса: доктор обращается только к нему, значит…

— Аннализа! — закричал он, вскакивая. — Что? Что с ней?

— Мы пока не знаем. — Радклиф положил руку на плечо Филиппа и усадил его. Затем повернулся к доктору. — Ну давайте уже, — пробормотал он.

С печальной улыбкой доктор кивнул:

— Боюсь, мистер Дэнби, Аннализа, ваша младшая дочь… Ну в общем, я боюсь, она не ваша дочь.

— Что? — выдохнул Кристос.

— О чем вы говорите! — закричал Филипп и дернулся к инспектору. — Что такое? Кто этот человек? Как вы смеете…

— Пожалуйста, — перебил детектив, — выслушайте его.

— Нет, черт побери! Я не собираюсь здесь сидеть и слушать, как какой-то мошенник…

— Дэнби! — резко одернул его Радклиф. — Вы не ее отец. Мне очень жаль, что вам приходится узнавать об этом в подобных обстоятельствах, но все равно рано или поздно…

Дрожа, Филипп повернул пепельно-серое лицо к Кристосу.

— Вы должны подтвердить, — обратился Кристос к Горовицу угрожающе тихим голосом.

Горовиц посмотрел на Радклифа, тот отвернулся с таким видом, будто хотел провалиться сквозь землю.

Горовиц снова повернулся к Филиппу.

— Люк Фитцпатрик отец Аннализы, — произнес он бесцветным голосом.

Взгляд Кристоса метнулся к Филиппу.

— Вы сумасшедший! — закричал Филипп. — Этот человек просто сумасшедший! — Он повернулся к Кристосу. — Уберите его отсюда! Уберите, пока я не…

— Дэнби! — рявкнул Радклиф, когда Филипп кинулся к Горовицу. Со скоростью пули он метнулся и встал между мужчинами, схватил Филиппа, усадив его обратно на стул.

— Что вы с ним вытворяете? — закричал Кристос Горовицу. — У девочки роман с Фитцпатриком уже два года…

— Знаю, — мрачно кивнул Горовиц. — По крайней мере сейчас знаю.

Несколько минут оба сверлили друг друга взглядом, Кристос уничтожающе-враждебным, доктор — печальным, сострадающим. В конце концов доктор заставил Кристоса отвести глаза. Схватившись за голову, Кристос отвернулся.

— Не верю, — тихо сказал он, — просто не верю.

— Не хотите ли немного бренди, мистер Дэнби? — Радклиф тронул Филиппа за руку. — Я принесу вам чего-нибудь?

Филипп сидел как в воду опущенный. На его совершенно белом лице читалась страшная боль, словно ему нанесли смертельный удар, и он не понимает, почему до сих пор жив.

— Принесите же бренди! — резко бросил Кристос.

Радклиф направился к мини-бару, и Горовиц положил руку на плечо Филиппу.

— Мне очень жаль, мистер Дэнби, я действительно сожалею.

Филипп захлопал глазами, но вряд ли что-либо разобрал. Казалось, он потерялся, впал в отчаяние. Кристос взял у Радклифа бренди и влил Филиппу в рот.

— Спасибо, — прошептал Филипп. Он пытался улыбнуться, но его губы лишь скривились в гримасе отчаяния и боли.

— Может, пока не продолжать, — Кристос сжал его плечо.

Филипп покачал головой:

— Нет, лучше выслушать все. В конце концов, может, вкралась какая-то ошибка. Я же присутствовал при рождении Аннализы, видел, как она входила в мир. — И только когда Филипп и Кристос встретились взглядами, до каждого дошло, что Октавия…

— Не может же она, — глаза Филиппа в ужасе округлились. Он повернулся к Горовицу. — Вот где собака зарыта: моя жена всегда знала о связи Аннализы и Люка. Она бы не позволила… Боже мой! Она бы не позволила ей начаться, если Люк отец Аннализы.

— Сомневаюсь, мистер Дэнби, — мрачно заключил Горовиц, — именно этого ей и хотелось.

Кристос ошеломленно уставился на него.

— То есть собственная мать Аннализы позволяла ей находиться в любовной связи с Фитцпатриком, зная, что она его дочь?

— Да, мистер Беннати.

Кристос снова повернулся к Филиппу, тот, сгорбившись, обхватил голову руками.

— На какой же женщине вы женаты? — в ужасе пробормотал Кристос. — Что это за мать?

Филипп не отвечал, но ответа и не ждали. То, что проделала Октавия, словами определить невозможно.

— А Аннализа об этом знает? — спросил Кристос Горовица.

— Не знаю, — ответил он.

— Думаю, она знает, — перебил Филипп, и они увидели, как сквозь пальцы Дэнби текут слезы. — Так вот в чем причина самоубийства, — продолжал он, — вот почему она была такой с матерью и Люком.

— О Боже! — пробормотал Кристос.

— Я думаю, — сказал Филипп, — поднимая голову и пристально глядя на Горовица, — вам лучше начать с самого начала.

— Да, конечно, — согласился тот.

Усевшись на стул, он посмотрел на Радклифа и Кристоса, как бы призывая их к вниманию. Радклиф сел, Кристос закрыл окно, чтобы не мешал уличный шум.

— Я знаю Люка Фитцпатрика несколько лет, — начал Горовиц, когда Кристос повернулся и привалился к оконной раме. — Его сестра Сиобан Фитцпатрик в моей клинике.

— Сиобан? — повторил Филипп.

— Вы слышали о ней? — с явным удивлением спросил Горовиц.

Филипп кивнул:

— Он как-то невнятно упоминал о ней, и мы никогда не могли понять, кто она, и не знали, что у него есть сестра.

— Мало кто знает, — подтвердил Горовиц. — Она у нас с 1985 года, тогда Фитцпатрик впервые привез ее в Англию. До этого она находилась в частной клинике в Ирландии. Фитцпатрик о ней молчал. Он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал.

— Узнал о чем? — спросил Кристос.

Горовиц взглянул на Радклифа.

— Сиобан Фитцпатрик, — повернулся он к Филиппу и Кристосу, — по сути мертва уже двадцать лет.

Кристос и Филипп уставились на него.

— Она не смогла выдержать той жизни. Видите ли, оба — и она, и Люк… — Он глубоко вздохнул, — Сиобан и Люк оказались жертвами наихудшего варианта насилия над детьми из всех известных мне случаев.

Кристос с Филиппом оцепенели от ужаса. Никто из них не предполагал ничего подобного.

— Что с ними произошло в детстве, смог объяснить только Люк, — продолжал Горовиц. — Сиобан больше не говорит. Их отец, главный виновник происшедшего, отсидел в тюрьме за свое преступление и вышел в 1985 году, как раз когда Люк привез Сиобан. Он умер в том же году.

— А что с братьями Люка? — спросил Филипп.

Горовиц покачал головой:

— У него нет братьев. Только Люк и Сиобан росли на отдаленной ферме на юге Ирландии. У родителей. Люк был на восемь лет старше Сиобан. И насколько он помнит, до рождения Сиобан ничего не происходило, все началось, как он думает, когда Сиобан исполнилось пять лет. Он не уверен, что именно столько. Он просто помнит, она была очень маленькая, когда однажды он застал отца, трогавшего ее так, как Люк понял, было нехорошо. Когда Люк попытался вырвать Сиобан у отца, тот накинулся на него и избил до потери сознания. Потом отец стал бить его регулярно, при этом он получал удовольствие, Люк нутром чувствовал. Но крепче всего в его памяти засела реакция матери — она стояла и смотрела.

— Сиобан очень скоро стала жертвой насилия. Отец незаслуженно наказывал их, связав друг с другом, чтобы дети не могли себя защитить. Их привязывали во дворе на несколько дней за шею, как собак, не кормили, ставили перед ними только миску с водой — лакать, потом принуждали к отвратительнейшим формам сексуальных отношений с отцом, за что давали поесть. Мать, я думаю, так боялась мужа, что не вмешивалась, не пыталась остановить, она даже не сопротивлялась, когда муж заставлял Люка вступать в половую связь с ней или Сиобан. Причем всеми способами… Во время этих актов Филипп Фитцпатрик… — Он умолк, когда глаза Филиппа при упоминании его имени сверкнули. — Да, такое совпадение, — кивнул Горовиц, — но об этом мы поговорим позже, — во время этих актов Филипп заставлял или свою жену или дочь умолять Люка продолжать, используя слова, которые я не осмелюсь произнести. Достаточно сказать, все ругательства, ему известные, Филипп Фитцпатрик передал детям. Эти слова били по примитивным инстинктам Люка, и даже несмотря на весь ужас и отвращение, Люк возбуждался с их помощью и был способен исполнить требования отца. Во время наших бесед Люк рассказал, что ему до сих пор необходимо слышать от женщины площадную брань, чтобы заниматься с ней любовью.