Кошмар! Говорить таким снисходительным тоном?! Теперь надо только стиснуть зубы и молчать! С каждой минутой ей становилось все хуже. Он давно уже привык к женщинам вроде нее, теряющимся перед звездами, и ничуть не удивился ее дерзости. Похоже, еще полчаса, и он начисто забудет о ее существовании.

Минут десять Кори молчала.

— А вам, наверное, тяжело? — вдруг выпалила она. — Я имею в виду быть таким красивым?

Кристос повернулся к ней, и она увидела, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться. Люк же открыто хихикнул, потом прикрыл рот рукой. Кори вспыхнула и залилась краской.

— В каком смысле — тяжело?

Кори пожала плечами:

— Ну например, красивой женщине трудно добиться, чтобы ее воспринимали всерьез. А как у вас, мужчин?

— Такого я, пожалуй, не замечал, — ответил Кристос.

— Да, в вашем положении трудно заметить, — парировала Кори.

Через несколько минут Кристос собрался уходить. Кори посмотрела на часы и объявила — и ей пора. Беннати взглянул на нее с легким удивлением, а Кори захотелось умереть на месте — очевидно, он решил, девица собирается прицепиться и надо от нее как-то отвязаться. Ну что ж, ничего не поделаешь — поздно, она еще больше запутается, если пойдет на попятную.

Когда они спускались по лестнице, Кристос шел впереди, и Кори молила Бога, чтобы он не расслышал вой из квартиры Люка — они с Аннализой покатывались со смеху. Кори чувствовала себя круглой дурой, ей хотелось зарыдать. Они завернули за угол, она с обожанием посмотрела ему вслед и вдруг воспарила. Может быть, они некоторое время пойдут вместе и у нее будет шанс исправить положение?

— М-м, а-а, Кристос.

— Что? — спросил он, не оборачиваясь.

— Простите, если, ну у Люка…

— Забудь, — бросил он.

— Понимаете, обычно-то я нормально…

— Такси! — закричал он, и, к невероятному разочарованию Кори, машина тут же остановилась.

— Пока, — заявила она торжественно, когда он забрался в машину. — Я возьму другое.

— Может, куда подбросить?

— Нет, не надо, я подожду.

— Ну как хочешь. — И с этими словами захлопнул дверцу.

Такси умчалось.

Через двадцать минут Кори уже была дома и разговаривала с Полой по телефону.

— Полная катастрофа, — плакала она, сглатывая слезы вперемешку с вином. — Полная.

— Что случилось? — строго спросила Пола. — Что ты натворила?

К тому времени, когда Кори кончила рассказывать, Пола уже умирала со смеху.

— И ты думаешь, не произвела на него впечатления? — стонала она. — О, чем бы я только не пожертвовала, чтобы оказаться там.

— Ну, ты ничего не потеряла, разве что не видела моего унижения, — всхлипнула Кори. — Он совсем не такой, как я ожидала. Да, он красив, он чертовски хорош, но Боже, он не произвел на меня такого сильного впечатления…

— Кори!

— Нет. Ну хорошо, да. Но он заставил меня почувствовать себя такой задницей… ну ладно. Я вела себя так… Но он сам виноват. Заставил меня молоть глупости, я вовсе не собиралась…

— Да как же он это сделал?

— Просто смотрел на меня, вот как.

На другом конце провода повисла тишина. Кори глубоко вздохнула с явным смирением. — Пола, — мрачно произнесла девушка. — Похоже, я влюбилась. Я не люблю его, я его ненавижу, никогда бы его не видеть… Но он самый сексуальный мужик, которого я только встречала: мне захотелось тут же сорвать с себя одежду и умолять его взять меня. Ему понравилась Аннализа, ну, он смотрел на нее так, будто она ему понравилась, а я лучше бы испарилась. Пола, это единственный мужчина, который произвел на меня такое впечатление. Я просто в шоке…

— Ладно, кончай давай. А чего, интересно, ты ожидала? Что он бухнется к твоим ногам и объявит о вечной любви?

— Ну по крайней мере…

— Не слишком ли высоко взлетела? — засмеялась Пола. — Он самый известный кинорежиссер, Кори. Женщины гоняются за ним по всему миру.

— Знаю, я для него ничто. Но он разбил мое сердце, я ни на кого другого больше не посмотрю. Слушай, может, мне написать ему и извиниться за свое поведение?

— Не стоит.

— Пожалуй, ты права. Он и читать не будет. Ох, ну зачем небеса наградили меня вкусом к таким мужчинам? Знаешь, когда я умру, выбей на моей могиле эпитафию: «Здесь лежит Кори Браун, старая дева этого прихода, Бог наградил ее вкусом к мужчинам, которые ей не по зубам».

— Заткнись, Кори. Может, он самый настоящий ублюдок. Расскажи-ка лучше о Люке. Ты выяснила что-нибудь у Радклифа?

— Да. Люк не знает Бобби Мак-Ивера, это просто плод моего воображения.

— Точно?

— Да. Вернее, я так не думаю, но сейчас просто ни о чем больше думать не могу, кроме как о Кристосе Беннати.

— Перестань ныть. А Люк знает, что ты ходила к Радклифу?

— Да, мы говорили об этом до прихода Кристоса. Сперва он был в ярости, как сам признался, а потом объяснил почему… О Пола, не трогай меня. Я настолько взвинчена, что просто хочу сейчас забыть о Люке Фитцпатрике.

Скорее сладострастно изводить себя воспоминаниями о неудачном вечере с Кристосом Беннати, чем Кори и занялась. И потом: если инспектор Радклиф удовлетворен беседой с Люком, почему бы ей сомневаться? Люк иногда, конечно, кажется странным, но ее собственное воображение куда богаче. Приняла же она краску за кровь и напугалась до смерти. Люк верно подметил — первое же столкновение с убийством довело ее до одержимости. Пора кончать строить из себя детектива-любителя.

Филипп Дэнби стоял на крыльце маленького домика с террасой в Твикенхэме. Он дважды позвонил, никто не ответил. Но он не сомневался, что она дома, просто не хочет его впускать.

Его красивое лицо казалось бледным и измученным. Он оглядел окрестности, зеленую аллею. Опускался вечер, кто-то стриг лужайку, кто-то мыл машину. В саду неподалеку играли мальчишки, гоняли мяч и ругались, как ирландские землекопы.

Филипп снова повернулся к двери. Он должен уйти и оставить ее в покое. Она так хочет. От этой мысли у него разрывалось сердце.

Он шагнул прочь по дорожке сада, открыл калитку и полез в карман за ключами. И, уже собираясь сесть в машину, Филипп в последний раз оглянулся, и сердце его сжалось. В дверях стояла Пэм.

Они долго смотрели друг на друга, наконец она отступила назад, оставив дверь широко открытой. Филипп почувствовал такое облегчение, что от внезапной слабости не мог сделать ни шагу. Она разрешает ему войти. Она ждала его, ждет… Нет, не надо торопиться с выводами.

Он снова зашагал по дорожке, неотрывно глядя ей в глаза. Как она постарела за последние три дня! А усталость в ее глазах — не столько усталость, сколько мука.

— Я думала — ты не придешь.

— Я должен был. Я должен знать… — Он отвел глаза. — Хочешь, чтобы я ушел?

— Нет. Я хотела, чтобы ты пришел. Просто ты появился раньше, мне нужно было время подумать. Ты же понимаешь.

— Конечно.

— Поэтому меня не было на работе. Но я рада, что ты здесь. — Она закрыла за ним дверь, прошла в гостиную. Филипп шел следом. Как сильно он любит этот маленький безалаберный домик и его хозяйку! Но сейчас ему было неловко, он двигался словно чужой, осторожно и скованно, затем остановился посреди комнаты.

Пэм принесла ему выпить, Филипп заглянул в глубокие карие глаза, как бы подтверждая свою любовь и готовность понять, если их отношения станут теперь другими.

— Все в порядке, — почти прошептала она. — Я знаю, ты этого не делал.

На миг лицо Филиппа вытянулось, потом вдруг у него перехватило дыхание.

— О Боже, — пробормотал он, — если бы ты только знала, что это значит для меня.

— Иди сюда, — Пэм, протянув руки, привлекла его к себе.

Они словно окаменели в этом бесконечном объятии, у обоих текли слезы по щекам. Наконец он снова заглянул ей в глаза и ощутил безграничную любовь к этой маленькой хрупкой женщине с огромным сердцем, в этот миг Пэм стала ему еще дороже.

Она улыбнулась, взяла Филиппа за руку и повела к дивану у открытого окна.