Он отпил чаю, поставил чашку на блюдце.

— Я знаю, что тебе рассказывала мама, — начал он, подавив очередной вздох. — Это правда, она работала в Брайтоне, в магазине одежды, когда встретилась с Филиппом, твоим отцом. Правда и то, что они влюбились друг в друга с первого взгляда. Как говорит твой отец, Эдвина не походила ни на одну из его знакомых: никогда не притворялась, всегда была искренней и очень красивой. Она слепо верила ему и безумно любила. Со свойственным юности романтизмом Филипп решил на ней жениться, а уж потом лишать невинности.

Они никому ничего не сказали, пока не кончился медовый месяц. Тут-то все и началось. Когда Филипп привел ее в дом, его родители пришли в неописуемую ярость. Сын только что окончил университет, его ожидали великолепное будущее, блестящая партия с Октавией Фаррингтон, дочерью близкого друга семьи.

Серена, мать твоего отца, с самого начала непомерно жестоко отнеслась к Эдвине, как если бы невестка была неспособна на нормальные человеческие чувства. Ее поддерживал Гарольд, твой дед, угрожая отказаться от сына, если он немедленно не расторгнет брак. Единственным человеком, проявившим к Эдвине хоть какое-то сострадание, стала Корнелия, бабушка Филиппа, и мать назвала тебя Корнелией в честь нее. — Он улыбнулся.

Кори молчала.

— Очень скоро Серена сумела убедить Филиппа, что Эдвина только помешает его продвижению и в социальном, и в профессиональном плане, — продолжал Тэд. — Филипп зашел в тупик и к тому же был еще очень молод. Я думаю, он пытался бороться, но Серена — страшная и очень умная женщина. Всего за несколько недель она показала Филиппу, что его жена — человек отнюдь не их круга. Конечно, Эдвина справилась бы, будь у нее шанс, но Серена глаз с нее не спускала. Мать внушала сыну, что гораздо лучше оставлять Эдвину дома, не вводить ее в светское общество, ибо это лучше и для самой Эдвины, болезненно робеющей в присутствии таких людей: она же не только сама смущается, но и его смущает. Чтобы не ссориться с матерью, Филипп так и поступал. Боролась Эдвина или нет — не знаю. Знаю только одно — в конце концов Эдвина решила уйти. Она все еще любила Филиппа, несмотря на его слабохарактерность, понимала, как он несчастлив, не говоря уже о ней. Корнелия, узнав об этом, предложила свою помощь, хотела вмешаться. Но Эдвина не позволила, не желая стать причиной семейной вражды. Именно Корнелия позвонила мне незадолго до смерти и попросила заняться их делами. Приехали Гарольд и Филипп, и мы оформили кругленькую сумму, чтобы Эдвина могла начать хоть какое-то свое дело. Да, потом довольно скоро последовал развод.

Эдвина решила поселиться в Эмберсайде, потому что у Дэнби, семьи твоего отца, неподалеку имение. — Он на минуту умолк, заметив, как что-то мелькнуло в глазах Кори, и подождал, не заговорит ли она. Но девушка молчала. — Эдвина хотела быть ближе к Филиппу, хотя наверняка знала, что, возможно, никогда не увидит его. Думаю, так и произошло. Впрочем, был один случай, через год после твоего рождения.

Филипп женился на Октавии Фаррингтон, и венчались они здесь, в церкви Святой Марии. Эдвина в толпе деревенских жителей пошла посмотреть и взяла с собой тебя в прогулочной коляске. Увидев жениха и невесту при выходе из церкви, она ушла. Не хотела попадаться ему на глаза, но главным образом не хотела показывать тебя. Знал ли Филипп, что Эдвина живет в Эмберсайде, сказать не могу, но очень сомневаюсь. Он никогда этим не интересовался, правда, и она тоже. Но, как ты понимаешь, твоя мать не переставала любить Филиппа. — Он хотел добавить, что Эдвина напрасно растратила себя на никчемного человека вроде Филиппа Дэнби. Он и мизинца ее не стоил. Но вместо этого Тэд снова горестно вздохнул и печально произнес: — Очень жаль, что мне пришлось сообщить тебе все это, Кори. Но такова была воля Эдвины.

Повисло тягостное молчание. Странное небытие отступило, и Кори захлестнула тяжелая волна предательства и боли. Вспыхнула злость на слабых духом родителей и лютая ненависть к Серене, абсолютно незнакомой ей бабушке.

Она почему-то заговорила хриплым голосом:

— А мой отец знает… что я существую?

Тэд покачал головой.

— Понятно. — Кори вдруг машинально принялась грызть ногти, прямо как в раннем детстве. Но, вдруг осознав всю нелицеприятность своего действа, отдернула руку и снова посмотрела на Тэда. — Теперь я знаю все?

— Думаю, да.

Кори кивнула:

— А бабушка и дедушка — кто-нибудь из них жив?

— Нет.

— А вам известно, где сейчас мой отец?

— Да.

— Вы с ним встречаетесь?

— Нечасто.

Кори тотчас помрачнела:

— Понятно. Похоже, я должна о многом подумать. Так что мне пора домой, если вы не против.

— Мы с тетушкой Хэтти надеялись, что ты останешься на обед.

— Нет, мне надо побыть одной.

— Кори. — Тэд помог ей надеть пальто. — Я знаю, ты сейчас сердишься, но, пожалуйста, не будь слишком строга к своей матери. Эдвине было очень нелегко.

— Не знаю, — сквозь зубы ответила Кори. — Я позвоню вам завтра. — И выбежала в уходящий день.

— А она уверяла, что он такой прекрасный! — негодовала Кори, выкладывая всю историю Поле. — Надо же быть таким слабым, бесхарактерным, чтобы спокойно отпустить ее! Дядя Тэд сказал, они любили друг друга, но почему он не боролся? Боже, как я его ненавижу! Прямо-таки убить готова. А моя мать? Потратить всю свою жизнь на такого?

— Стой-ка, — охлаждала ее пыл Пола, — ты судишь людей, которых совсем не знаешь.

— Она же моя мать.

— Да, но когда-то она была молоденькой девушкой, невестой. Такой ты ее не знаешь. Тебе и невдомек, что значит оказаться на ее месте, вынести столько страданий от его матери!

— Зачем же было всю жизнь жить с этой ложью? Почему бы не рассказать мне правду?

— Может, она тебя берегла.

— Но имею же я право знать своего отца?! А он свою дочь. Она просто-напросто лишила нас этого.

— А ты откуда знаешь? Может, она ему и говорила, может, он и знать не хотел. — Глупость Кори вывела Полу из себя.

— Она же тебе в этом не отказывает, иначе не просила бы Тэда…

— А когда я росла? Ну и что, что он не хотел меня знать, все равно она обязана была сказать ему.

— Кори, а как поступила бы ты на ее месте? Может, Эдвина и сообщила о тебе, а отец твой просто отмахнулся? Думаю, она оберегала тебя, вдруг бы он бросил тебе прямо в лицо, что знать тебя не знает?! Или еще хуже — захотел бы тебя забрать? Разве твоя мать могла противостоять такой могущественной семье?! А ведь кроме тебя у нее никого не было.

— Я бы никогда ее не оставила! — с горячностью воскликнула Кори, в доказательство пнув каминную решетку. — Неужели непонятно?! Ой, ну почему она ушла именно сейчас, черт побери!

Пола горестно вздохнула, она очень любила Кори и сильно переживала вместе с ней.

— Ты наверняка хотела бы услышать что-нибудь другое, — после недолгого раздумья сказала Пола, — но вряд ли твой отец совсем уж никуда не годится. Эдвина никогда бы не удостоила своей любовью, такой глубокой и сильной…

— Ненавижу. И спасибо за все, — резко бросила Кори, взглянув на часы. — Тебя ждет Бет, пора ее кормить, не так ли?

Пола понимающе вздохнула:

— Может, пообедаешь у нас?

— Нет уж, благодарю, — ехидно усмехнулась Кори.

— Значит, собираешься сидеть тут одна и рвать на себе волосы?

— Именно.

Пола печально посмотрела на подругу.

— Ну ладно, если что, — они вышли в прихожую, — только сними телефонную трубку. Я всегда с тобой.

— Как же, как же! Я вообще теперь не знаю, кому верить. Если уж моя собственная мать… — Голос ее дрогнул, но Кори справилась с собой и распахнула дверь. — Да, конечно, ты всегда будешь рядом. Спасибо.

Кори долго еще стояла в дверях и смотрела вслед Поле. И когда эти знакомые светлые кудряшки затрепетали на ветру, ей вдруг безумно захотелось позвать Полу обратно. Она открыла было рот, но не могла выдавить ни звука.

Кори закрыла дверь и плюхнулась на ступеньку, поникла головой. В доме стояла тишина, мучительная тишина и безмолвие. Она едва перевела дыхание. Все внутри дико клокотало, страшно было даже пошевелиться. Нет, распускаться нельзя, нельзя сдаваться… Все хорошо, все нормально… Она все переживет, воспрянет духом в праведном гневе. Вдруг краешком глаза Кори заметила что-то знакомое — рукав материнского пальто выглядывал из-под ее собственного. Она протянула руку и, подтянув поближе, зарылась в него с головой. Запах матери! Казалось, Эдвина здесь, с ней рядом!