– Двадцать пять! – крикнул Йовино.

Отпустив волосы русского, Скуайрс взвалил его на плечо, а сам уселся на край окна и начал подниматься на ноги. Но тут Никита, очнувшись, оттолкнул его, пытаясь залезть обратно в кабину.

– Двадцать секунд!

– Черт бы тебя побрал! – прошипел Скуайрс, хватая за воротник Никиту, сползшего в кабину.

Обвив ручку двери, Никита намертво вцепился в нее.

– Пятнадцать!

В голосе Сондры прозвучало напряжение, отразившееся у нее на лице.

– Господин подполковник, осталось пятнадцать секунд!

Стоя в окне, Скуайрс дал вертолету знак зайти сбоку.

"Москит" сместился вправо, и пилот чуть опустился, так что лестница оказалась на одном уровне со Скуайрсом. Подполковник знаком показал спуститься еще чуть ниже.

– Десять секунд!

Освободив воротник Никиты, Скуайрс левой рукой ухватился за крышу кабины, а правой достал из кобуры "беретту", прицелился Никите в плечо и выстрелил. Взвыв от боли, русский выпустил рукоятку и свалился на пол кабины.

Скуайрс прыгнул следом за ним.

– Нет! – крикнула Сондра, начиная спускаться вниз.

Ньюмайер последовал за ней.

– Пять секунд! – прокричал Йовино.

– Подождите! – обернувшись, с мольбой крикнула Сондра.

Веревочная лестница висела прямо напротив окна кабины. Кряхтя и ругаясь, Скуайрс выпихнул обмякшего Никиту из окна. Сондра и Ньюмайер, ухватив бесчувственного русского офицера за полушубок, выдернули его из кабины.

Пилот ждал. Папшоу, свесившись из люка, помог Ньюмайеру затащить русского вверх.

Подполковник Скуайрс шатаясь подошел к окну. Как только у нее освободились руки, Сондра потянулась к нему.

В этот момент взорвался первый товарный вагон, а через мгновение следом за ним – второй. Ударная волна заставила паровоз подскочить вверх, задирая зад. Отцепившийся при этом тендер, встав на дыбы и рассыпая уголь, завалился набок. Паровоз опустился на землю, но уже мимо рельсов.

– Подполковник Скуайрс! – крикнула Сондра, увидев, как он отлетел внутрь кабины.

Пилот Карс резко дернул вертолет вверх, уводя его от взрыва.

– Командир, мы еще не закончили!

Но пилот быстро набирал высоту и уходил на север, спасаясь от разлетающихся во все стороны обломков.

– Возвращайся назад! – дрогнувшим голосом крикнул Ньюмайер.

В глазах Сондры отражались беснующиеся огненные шары. Она смотрела на то, как сошедший с рельсов паровоз несется вперед, отрываясь от взрывов, высекая колесами искры.

– Подполковник остался там! – стиснув зубы, прошептала молодая женщина. – Мы должны вернуться!

Однако в этот момент изуродованный взрывом мост рухнул. Его падение казалось чем-то сюрреалистическим, словно происходящим в замедленной съемке. Ощущение действительности вернулось только тогда, когда взорвался паровой котел. Обломки паровоза разлетелись вверх, вниз и в стороны – черная шрапнель, порожденная багрово-оранжевым огненным шаром. А затем все – рельсы, шпалы, искалеченный состав и преследующие его ленты пламени – полетело на дно ущелья.

"Москит" стремительно рассекал морозный воздух, и языки огня позади быстро превращались в маленькие искорки.

– Нет... – снова и снова повторяла Сондра.

Сильные руки, протянувшись вниз, схватили ее за плечи.

– Нам нужно убрать лестницу! – крикнул Йовино.

Ньюмайер посмотрел на молодую женщину.

– Поднимайся назад, – крикнул он, перекрывая вой ветра. – Пожалуйста!

Сондра с помощью Ньюмайера и Папшоу поднялась на борт вертолета. Как только она оказалась внутри, Хонда убрал лестницу и закрыл люк.

С лицом человека, замыслившего покончить с собой, Папшоу взял аптечку первой помощи и начал обрабатывать рану Грея. Затем он перешел к русскому. Гнетущая тишина в кабине "Москита" нарушалась только стонами молодого российского офицера.

– Он же был совсем рядом, – наконец пробормотала Сондра. – Еще бы всего несколько секунд, больше не надо...

– Пилот сделал все возможное, – сказал Ньюмайер. – Всему виной стал взрыв.

– Нет, – с жаром возразила Сондра, – это я виновата в гибели подполковника.

– Неправда, – попытался успокоить ее Ньюмайер. – Ты сделала все возможное.

– Я должна была сделать то, что подсказывало мне сердце, – отрезала она. – Пристрелить этого ублюдка, которого пытался спасти командир! Нам удалось уменьшить полетный вес, доведя его до нормы, – с горечью промолвила она, переводя остекленевший взор на русского. – И, будь моя воля, я бы уменьшила его еще больше! – Затем, словно испугавшись собственной бесчеловечности, она прошептала: – О, господи, ну почему? – и отвернулась.

Сидящий рядом с ней Ньюмайер тихо плакал в рукав куртки. Папшоу перебинтовывал Никите руку и ногу, настолько аккуратно и нежно, насколько позволяло ему чувство сострадания, только что прошедшее суровое испытание.

Вторник, 09.10, Вашингтон

Иси Хонда говорил медленно, с трудом. Каждое его слово тяжелым камнем падало на сердце Роджерса.

– Ньюмайер и сержант Грей подняты из кабины паровоза, – давясь слезами, сказал он. – Вместе с раненым русским офицером. Мы... мы не смогли спасти подполковника Скуайрса. Он остался...

Хонда умолк, и Роджерс услышал, как он сглотнул подступивший к горлу клубок.

– ...он остался в паровозе, который был уничтожен взрывом. Наша операция завершена.

Роджерс лишился дара речи. У него разом онемели горло, рот, руки. Даже привыкший к той стремительности, с какой в бою настигает смерть, он все равно никак не мог прийти в себя, оглушенный страшным известием.

– Как сержант Грей? – спросил Худ.

– У него пулевое ранение в плечо, сэр, – ответил Хонда.

– А что с русским?

– Одна рана в бедро и другая вскользь в плечо, – ответил Хонда. – Поскольку топлива у нас в обрез, высадить его мы не сможем. Он полетит с нами до самого Хоккайдо.

– Вас понял, – сказал Худ. – Мы уладим этот вопрос с российским посольством.

– Рядовой, – произнес Роджерс, чувствуя, что глаза у него стали влажными, – передай всем: я приказал вам совершить невозможное, и вы это совершили. Так и скажи.

– Да, сэр, – ответил Хонда. – Благодарю вас, сэр. Я все передам. Связь окончена.

Выключив громкоговоритель, Худ повернулся к Роджерсу:

– Майк, я могу чем-либо помочь?

Помолчав, генерал сказал:

– Ты можешь вернуть Чарли и взять вместо него меня?

Худ ничего не ответил. Он лишь молча стиснул Роджерсу руку. Генерал, похоже, этого не почувствовал.

– У него была семья, – продолжал он. – А что есть у меня?

– Ответственность, – тихим, но твердым тоном произнес Худ. – Ты должен взять себя в руки, чтобы сообщить эту новость его родным и помочь им в тяжкую минуту.

Повернувшись, Роджерс посмотрел ему в лицо.

– Да, – сказал он. – Ты прав.

– Я позвоню Лиз, – продолжал Худ. – Она тоже чем-нибудь поможет. Кроме того, ей придется заниматься "бомбардирами", когда они вернутся.

– "Бомбардиры"... – начал было Роджерс, но осекся, давясь слезами. – Я позабочусь об этом. Если им завтра предстоит отправиться на задание, кто-то должен будет вести их в бой.

– Пусть майор Шутер начинает готовиться, – сказал Худ.

Решительно тряхнув головой, Роджерс встал.

– Нет, сэр. Это моя работа. Мне надо будет сегодня же обсудить с тобой одно важное дело.

– Хорошо, – согласился Худ.

В этот момент в кабинет вкатился сияющий Боб Герберт. Подъехав прямо к директору Опцентра и его заместителю, он остановил кресло-каталку.

– Только что получил сообщение из Пентагона, – улыбаясь, начал Герберт. – Они перехватили разговоры русских самолетов, летающих над тайгой. Летчики видят высаженных с поезда людей, видят обломки состава, но им не удалось даже мельком заметить вертолет, на котором была осуществлена эвакуация. – Он торжествующе хлопнул руками, как будто в них были тарелки. – Ну, как вам нравится эта "малозаметность"?