Она повернулась, чтобы сбросить Валю с себя. Глаза русской контрразведчицы были закрыты, лицо стало мертвенно-бледным. Жизнь стремительно вытекала из нее на мраморные плиты пола.

Полковник спускался по лестнице, держа Пегги под прицелом. Она взвалила тело Вали себе на спину и поднялась на ноги, спиной к лестнице.

– Руки вверх! – приказал офицер.

Если он и испытывал сострадание к жертве Пегги, в голосе его это никак не прозвучало.

– Да знаю я порядки, – сказала Пегги.

Медленно оборачиваясь, она начала поднимать руки.

Когда они были на уровне груди, Пегги внезапно развернулась, сжимая короткоствольный пистолет, выпавший у Вали из руки. Посетителей на лестнице не было, и Пегги выстрелила в полковника Росского. Тот, остановившись на месте на семь ступенек выше нее, принял ее пули так, словно был на дуэли. Он открыл ответный огонь, но Пегги не собиралась стоять неподвижно. Сразу же после первой короткой серии выстрелов она отскочила влево, бросилась на пол и откатилась до самой балюстрады.

Через несколько секунд отголоски выстрелов затихли, и единственным напоминанием о перестрелке остались прозрачные облачка едкого дыма, быстро рассеивающегося в воздухе, и красные пятна, расплывающиеся на груди форменного кителя полковника Росского.

Выражение лица офицера российского спецназа не изменилось. Он был обучен терпеть боль молча. Но все же через какое-то мгновение его вытянутая правая рука задрожала, пистолет вывалился на пол, и Росский последовал за ним, выполнив изящный полуоборот перед тем, как грохнуться на спину. С распростертыми руками, ветеран спецназа головой вниз сполз по лестнице и остановился рядом с Валей.

Пегги направила пистолет на Погодина, который присел на корточки наверху лестницы, прячась за красивой вазой. У нее на глазах русский контрразведчик убил Волкова, тем самым заслужив смерть. Но, словно прочтя мысли Пегги или увидев свою судьбу у нее на лице, Погодин внезапно вскочил и побежал назад в галерею. До Пегги долетел отдаленный топот ног; она не могла сказать, кто это – объятые паникой туристы или охранники, горящие желанием поучаствовать в драке. И как бы ей ни хотелось расправиться с убийцей Волкова, она поняла, что времени гоняться за ним у нее нет.

Развернувшись, Пегги спрятала пистолет за пазуху и побежала вниз по лестнице, крича по-русски:

– Помогите! Там убийца! Он сумасшедший!

Мимо нее пробежали вооруженные охранники, а она, продолжая пронзительно кричать, выскочила на улицу через главный вход. Там, быстро успокоившись, Пегги затерялась в толпе митингующих, которые притихли, испугавшись, что речь идет об одном из них – или о провокаторе, который по приказу властей выдает себя за одного из них...

Вторник, 08.57, Вашингтон

– Они взбираются на крышу кабины паровоза! – воскликнул Хонда. От его безмятежного пляжного спокойствия не осталось и следа. На смену пришло чувство, в котором Майк Роджерс безошибочно узнал ужас и страх. – Состав мчится вперед со скоростью торпеды – судя по всему, потеряв управление.

– Разве наши ребята не смогут с него спрыгнуть? – спросил Роджерс.

– Никак нет, сэр. Состав как раз выехал на мост, и прыгать некуда – внизу ущелье глубиной пару сотен футов. Я вижу Грея – твою мать!.. Прошу прощения, сэр, Ньюмайер только что уложил его на крышу кабины и вылез следом сам. Сержант двигается, но, похоже, он ранен.

– Насколько серьезно? – нетерпеливо спросил Роджерс.

– Не могу сказать, сэр. Мы находимся слишком низко, а он лежит. А теперь я вижу... я не знаю, кто это. Судя по виду, российский солдат. Он определенно ранен. У него вся нога в крови.

– Что делает этот русский? – спросил Роджерс.

– Ничего. Подполковник Скуайрс передает его Ньюмайеру, держа за волосы. Ньюмайер пытается подхватить русского под мышки. Похоже, тот сопротивляется. Подождите, сэр.

Рядовой Хонда на несколько секунд умолк. В кабине вертолета звучали голоса, но Роджерс не мог разобрать ни слова. Затем послышался голос Сондры Де-Вонн, совсем рядом с микрофоном: "В таком случае, мы выбросим оружие и теплую одежду и облегчим вертолет".

Судя по всему, Скуайрс собирался поднять русского на борт, и пилот, совершенно естественно, был этим обеспокоен. Роджерс поймал себя на том, что его промокшая насквозь от пота рубашка прилипла к спине.

Снова заговорил Хонда:

– Пилот беспокоится по поводу лишних двухсот фунтов груза, а также по поводу того, сколько времени потребуется, чтобы поднять всех на борт. Но если он откажется, его будет ждать бунт.

– Рядовой, – решительно произнес Роджерс, – теперь главный у вас пилот, и он должен заботиться также и об экипаже вертолета. Это понятно?

– Понятно, сэр.

Эти слова дались Роджерсу с огромным трудом, и Худ пожал генералу руку, выражая свою поддержку.

– Тело русского показалось из кабины, – продолжал Хонда. – Он ведет себя как мертвый груз.

– Но он жив?

– Да, сэр. У него шевелятся руки и голова.

Снова наступило молчание. Роджерс и Худ переглянулись; прерванный отпуск и споры по поводу того, кто главный, остались позади, в эти минуты их объединило общее мучительное ожидание.

– Теперь я вижу подполковника Скуайрса, – снова заговорил Хонда. – Он высунулся из окна и держит русского за воротник. Он делает знаки – показывает на состав и проводит пальцем по горлу.

– Скуайрс хочет сказать, что состав потерял управление, – сказал Роджерс. – Так?

– Мы тоже полагаем, что командир показывает именно это, – подтвердил Хонда. – Подождите немного, сэр. Сейчас мы зайдем над составом, а затем, думаю... да, сэр.

– В чем дело, рядовой?

С нарастающим волнением Иси Хонда произнес:

– Сэр, пилот приказал нам спустить лестницу. У нас будет восемьдесят секунд на то, чтобы поднять ребят.

Роджерс наконец смог сделать задержанный выдох. Жадно глотая кислород, он смотрел на часы на экране компьютера, ведущие неумолимый отсчет.

Вторник, 23.57, неподалеку от Хабаровска

"Москит" скользнул над составом перезрелой дождевой тучей, черной, зловещей и бесшумной. Скуайрс проследил взглядом за тем, как вертолет пролетел над паровозом и тендером, остановился, развернулся на 180 градусов и медленно пополз назад.

Вниз быстро опустилась веревочная лестница, и по ней на несколько ступенек спустилась Сондра Де-Вонн. Крепко держась одной рукой, она нагнулась, протягивая другую руку вниз, готовая помочь.

– Поднимайтесь! – крикнула молодая женщина.

– Ньюмайер! – заорал Скуайрс, перекрывая рев двигателя.

– Я здесь, сэр.

– Отпусти русского и поднимай Грея. Затем поднимайся сам.

Ньюмайер подчинился без колебаний. Подобно всем бойцам сил специального назначения, "бомбардиры" обучены в критических ситуациях выполнять приказы беспрекословно, не раздумывая, даже если эти приказы идут вразрез с их мыслями и чувствами. Впоследствии, когда все останется позади, Ньюмайер будет снова и снова переживать всю процедуру эвакуации, ночью в постели, во время занятий, в беседах с психологом Лиз Гордон. Сейчас же он поступил так, как приказал подполковник Скуайрс.

Отпустив русского, Ньюмайер подставил плечо сержанту Грею и поднялся на ноги. Вертолет завис прямо над ними; пилот опустился еще на один аут, чтобы нижняя ступенька лестницы оказалась на одном уровне с коленями Ньюмайера.

Поставив ногу на вторую ступеньку, рядовой медленно полез вверх. Как только он поднялся достаточно высоко, Сондра и рядовой Папшоу, протянув руки, подхватили Грея и затащили его в вертолет.

Еще когда Папшоу помогал сержанту забраться внутрь, Сондра уже протянула руку Ньюмайеру. Ее взгляд при этом не отрывался от подполковника Скуайрса.

– Тридцать секунд! – окликнул их второй пилот Йовино.

– Сэр! – крикнула молодая женщина Скуайрсу, который пытался взвалить на себя Никиту. – Полуминутная готовность!