Поскольку поддержка армии или ВВС в вопросе обеспечения самолетом в то время была едва ли вероятной, а фрахтование стоило бы слишком дорого, нам предстояло уговорить кого бы то ни было помочь нам приобрести «Оттер» для снабженческих полетов в Заполярье, а это почти миллион фунтов. Судно, самолет и экипажи должны быть также полностью застрахованы. Страхователи имели полное право утверждать, что в нашем деле есть доля неоправданного риска, что также приходилось принимать во внимание.
Кроме того, существовали такие «мелочи», как горючее, запасные части и обслуживание.
Когда к моменту, скажем так, подхода к назначенной мной самим черте — Рождеству 1977 года — у нас все еще не было ни самолета, ни судна, я выложил своим товарищам и спонсорам следующую новость: необходим еще один год отсрочки. Теперь мы сможем уехать из Англии не ранее 1 сентября 1979 года. Все восприняли это известие философски: работа продолжалась.
В наступившем году Антон Боуринг пошатнул непоколебимую веру в то, что мы сможем пересечь Антарктиду, оставаясь все время в рамках собственной экспедиции. Я лелеял мечту, что обладай мы собственным ледоколом и двухмоторным «Оттером», то сможем обойтись без помощи какого бы то ни было правительства.
«Мы с Пулом изучили рынок ледокольных судов всех типов, — докладывал Антон, — большинство из них стоят гораздо выше возможностей спонсоров. Однако есть устаревшие суда со стальным корпусом, которые смогли бы выполнить нужную нам работу, и имеются в продаже по сходным ценам. Именно на такие суда мы обращаем внимание. Вы говорили, что мы должны доставить в Антарктиду 1500 200-литровых бочек плюс 100 тонн генерального груза. Итак, любое судно, которое мы можем приобрести с финансовой точки зрения, имеет вероятную грузовместимость, покрывающую лишь до двух третей потребного нам горючего».
Это означало, что примерно 500 бочек нужно доставить из Кейптауна в южноафриканский антарктический прибрежный лагерь Санаэ как-то иначе. Оставалось прибегнуть к помощи южноафриканского судна, которое ежегодно совершает снабженческий рейс из Кейптауна в Санаэ. Поэтому согласие южноафриканского правительства могло оказаться решающим.
Следующая проблема. Могло случиться, что нам не удастся пересечь всю Антарктиду за одно короткое лето, т. е. в тот единственный период, когда там возможны путешествия. Если такое произойдет, нам придется зимовать на побережье, прежде чем начать заново по весне из точки, достигнутой в предыдущем году. Единственным практически вероятным лагерем при таком стечении обстоятельств была дня нас База Скотта, принадлежащая Новой Зеландии. Таким образом, новозеландцы тоже попали в мой «критический» список.
И, наконец, даже если наше судно сможет забросить припасы горючего в оба конца Антарктиды, дистанция самого похода по льду континента настолько велика, что при нашем маломощном самолете нам понадобится как минимум двадцать три бочки с горючим на самом Южном полюсе (приблизительно на полпути), являющемся единственной обитаемой точкой вдоль всего маршрута. С дюжину американских ученых работают там круглогодично. И только американцы смогут обеспечить нас бензином на Южном полюсе. Технически это не представляло проблемы, поскольку у них всегда имеются там резервы горючего. Однако Государственный департамент США, подобно нашему Министерству иностранных дел, боится как черт ладана всех частных экспедиций в Антарктиду, и вовсе не надо блистать умом для того, чтобы понять, что мы окажемся просто глупцами, если выступим, не имея гарантии обеспечения горючим на полюсе. В двух словах — я должен был убедить все три правительства обещать нам эту специфическую помощь, в противном случае все мои планы обращались в бумажных тигров.
Я встретился с главным антарктическим администратором и полярным экспертом Новой Зеландии Бобом Томпсоном, когда тот был в Лондоне. Он проявил участие, однако выставил четыре безапелляционных соображения. По его опыту ни одни мотонарты не способны выдержать переход через Антарктиду, не говоря уж о буксировке нарт. Двухмоторному «Оттеру» не хватает дальности полета. Наш переход не представлял никакой научной ценности. И, наконец, «прямая радиосвязь между Антарктидой и Англией, как известно, затруднена и даже невозможна большую часть времени».
Южноафриканцы и американцы, казалось, были солидарны с этими мрачными выводами. Все три страны отослали нас к нашему собственному правительству, заявив, что рассмотрят наши просьбы только в том случае, если мы заручимся поддержкой дома, в Англии.
При Уайтхолле действительно существуют совещательные комитеты по всем вопросам, начиная с ядерного оружия и кончая уничтожением бытового мусора, однако нет одного — по вопросу частных полярных экспедиций. Они могли полагаться только на мнение британских полярных специалистов. Сэр Вивиан Фукс и наш новый друг из Министерства иностранных дел теперь были ключевыми фигурами, поскольку оба знали наши планы и недостатки и пользовались влиянием в тех самых полярных кругах, которые могли либо поддержать нас, либо провалить.
Разумеется, в свое время сэр Вивиан Фукс сам много натерпелся от опытных полярников из-за их инстинктивного недоверия ко всему, что не имеет прямого отношения к науке. Ему тоже пришлось преодолевать шаг за шагом тактику блокирования, избранную по отношению к нему этими полярными мандаринами. Вот почему Фукс предложил Экспедиционному комитету Королевского географического общества создать небольшую группу для изучения моих предложений. Поскольку сам Фукс теперь входил в наш комитет, он не имел права участвовать в работе этой группы.
В то же время сэр Вивиан Фукс предупредил меня, что ни он сам, ни другие члены Трансглобального исполнительного комитета не были уверены в том, что мне удастся покрыть все расходы за счет «подношений». Они считали, что мне следует попытаться поднять наличные фонды.
В октябре 1978 года, ровно через год после нашего возвращения из Арктики, Экспедиционный комитет КГО официально одобрил нашу Трансглобальную экспедицию, однако предстояло заручиться поддержкой правительства. Поэтому наш председатель написал соответствующему лицу в Министерстве иностранных дел, испрашивая правительственную субсидию.
Ответ Министерства обнадеживал: «Все дело за тем, чтобы найти экспертов, которые выскажут нам свое независимое мнение по поводу экспедиции, чьи намерения и статус будут признаны иностранными властями, занимающимися вопросами Антарктики. Как нам представляется, Национальный британский комитет по исследованиям в Антарктике при Географическом обществе является подходящим для этого органом». Само Общество в свою очередь намеревалось обратиться в Британскую Антарктическую гидрографическую службу за консультацией, которая способствовала бы рассмотрению нашего дела.
В ноябре к нам поступил список замечаний Географического общества. Они считали, что «скиду» типа «Бомбардье» были недостаточно мощными для буксировки предполагаемого нами груза в высоких широтах; количество точек сбрасывания снабжения с двухмоторного «Оттера» тоже было недостаточным. В заключительной части говорилось, что, по-видимому, нам понадобится дополнительная материальная помощь из существующих в Антарктике ресурсов. Авария «Оттера» могла бы иметь самые нежелательные последствия.
Итак, за десять месяцев до выступления мы все еще не имели окончательного благословения.
Олли и Чарли время от времени куда-то «скрывались от правосудия»: Олли — в Виндзорский парк «на ловлю птичек», Чарли — «по делам». Но довольно редко возникала необходимость строго контролировать мою команду, потому что в начале каждого месяца каждый предоставлял мне список «вопросов для разрешения». Однако время от времени в наших отношениях со спонсорами дела шли из рук вон плохо.
Мы старались сохранить тайну всякий раз, когда обращались одновременно к двум соперничающим компаниям. Например, если нам нужна была сотня банок джема и какая-нибудь компания могла предоставить нам только половину, мы обращались к их соперникам. Либо, если речь шла, скажем, о ветровках, производимых двумя компаниями (эти ветровки с первого взгляда не отличались друг от друга ничем, но на самом деле разница все же была в мелких деталях), это устраивало нас с точки зрения их применения в разных типах климатов.