- Предвижу. Скоро твоя очередь. За тобой Владимир наш. И меня - в монастырь. Давай уедем в Старицу. Там, может, сохраним себя. До лучшего времени. А оно наступит, верю я в это.

- Нет, - твердо заявил князь, гладя по плечу прижавшуюся супругу. - Нет! Я стану бороться за честь брата! За честь рода!

Княгиня Ефросиния отстранилась и с удивлением, в котором чувствовалась даже гордость, посмотрела на супруга.

- Первый раз слышу от тебя слова гордого мужа. Я всей душой с тобой. Если же постигнет тебя недоля, я разделю ее без страха. Не унижу я вашего, - поправилась, - нашего царствующего рода.

Впервые за долгое время в их семье вновь обрели полную власть мир и покой. Супруги стали вместе обсуждать, что предпринять ради спасения Юрия Ивановича, ради спасения их племянника Ивана Васильевича, хотя Ефросиния не сразу согласилась, что малолетнему царю грозит опасность.

- Не падет так низко Овчина. Не станет сыноубийцей. Ты приглядись, сколь он нежен с Иваном. Более заботлив, нежели сама Елена.

- Все так. Но, думаю, и брат Юрий так же считает, нежность и заботливость, пока другого сына не будет.

- Ты думаешь, Елена пойдет на такой позор?

- Сама сказывала: у латынянок иное понимание чести и бесчестия.

- Что верно, то верно, - согласилась княгиня. - Не допустить до такого падения, повлиять на Елену может только князь Михаил Глинский. Елена - любимая его племянница. Отвечает, как мне видится, взаимностью и сама Елена.

- Отвечала прежде. Нынче - иное.

- Согласна. Но все же повлиять на племянницу он сможет и теперь.

- Обязательно поведу с ним по этому поводу разговор.

- Бельских не обойди. Князя Симеона Федоровича и особенно Ивана Бельского[155]. Он нынче, как я знаю, главный воевода Окских полков. У него в руках большая сила.

- С Лятским непременно повстречаюсь. Хорошие они намечали планы, только не взяли во внимание колдобины на опасном пути. Княгине Ефросиний простительно, она, возможно, даже не слышала о тайном дьяке, хотя такое маловероятно, сам же князь Андрей мог ли забыть, как вместе с покойным братом-царем не единожды обсуждали, на кого более всего нацелить сыск. А если так, пораскинув умом, Андрей Старицкий понял бы, что тайному дьяку не втоль важно, кто на троне, ему важно, чтобы сам трон не шатался. По чести и совести он оберегал трон при Василии Ивановиче, столь же старательно продолжит дело и теперь, хотя, что вполне может быть, лично ему не совсем по душе пара - Елена с Овчиной - в державной упряжке. И если Елена сама не вдруг вспомнила о тайном дьяке, то князь Овчина-Оболенский-Телепнев подсказал ей:

- Ты вот что, моя царица, вели тайному дьяку взять под свое око в первую очередь дядю своего и Андрея Старицкого.

- Нужно ли? Твоими стараниями князь Юрий Дмитровский окован - добрый урок всем, а более всех дяде моему. Михаилу Львовичу. Он долго сидел, не забыл, должно быть, каково в застенке, и вряд ли захочет повторения прошлого. Что касается князя Андрея, он безволен. Не вскинет он голову.

- Не будь столь уверенной. Оберегай трон, на котором сидишь, для сына. Осмотрительно веди себя, принимая во внимание худшее. Князь Андрей вполне может встрепенуться. А дальше? Худым концом все может закончиться. Не благодушничай, моя царица. Нельзя нам с тобой, на лебяжьем пуху ежась, забывать об опасности.

- Ладно. Зови тайного дьяка. При разговоре с ним и тебе быть. Дополнишь, о чем я по женской слабости своей забуду.

Вот так и оказалось, что каждый шаг князя Андрея тут же становился известным Овчине-Телепневу, и нужное из узнанного тот доносил правительнице, переиначивая часто себе в угоду. Кроме того, тайный дьяк немедленно устанавливал наблюдения и за теми, с кем Андрей Старицкий встречался. Увы, никто из них не почувствовал излишнего к ним внимания. Начав плести сети заговора, они продолжали начатое, вполне уверенные в успехе.

Князь Симеон Бельский, кого Андрей Старицкий посетил первым, встретил его горьким упреком:

- Чего ты раньше-то дремал? Встрепенулись бы вы с братом сразу же после кончины государя Василия Ивановича, вашу руку взяли бы многие. Теперь-то поздновато, но попробуем. И не только из жалости к Юрию Ивановичу, более оттого, что предвижу неспокойствие в Кремле, которое вполне может распространиться на всю Россию.

- Кто может, на твой взгляд, возмутиться против Овчины и Елены?

- Окольничий Лятский - без сомнения. Зело она его обидела, лишив завещанного Василием Ивановичем. Князья Бельские. Впрочем, с Иваном и Дмитрием сам переговорю, так для них угодней будет.

- Я так и намеревался поступить.

- Если мы все свои дружины тайком вызовем в Москву, да пара тысяч детей боярских пристанет к нам из царева полка, не устоит Овчина.

- С Еленой поступим по духовной покойного государя?

- А как же иначе.

- Важно еще, чтобы князь Иван Бельский если не всю Окскую рать привел к Москве в нужный срок, то хотя бы пару полков.

- Приведет, - твердо заверил Андрея Старицкого князь Симеон Бельский. - Никак не меньше двух полков. А еще подскажи ему, чтоб приобщил к нашему богоугодному делу князей Верхнеокских земель. Особенно князя Ивана Воротынского. Если он встанет в один ряд с нами, примкнут тогда и Белевские, и Новосильские, и иные многие.

- О том и будет моя речь с Иваном Бельским.

- Не оставь без внимания и князя Федора Бельского. Он - старший среди нас, Бельских. С него бы тебе стоило начинать.

- Справедливый упрек. Ты, надеюсь, умолчишь, что я к тебе первому пришел?

- Умолчу. Не сомневайся. Ради успеха нашего общего дела'.

- Шуйских бы позвать. Они, по моему понятию, не заупрямятся. А их - много. Сила.

- Вроде бы верно думаешь. Более скажу, они уже не сидят сложа руки, только цель они имеют отличную от нас. Не ради сбережения Ивана Васильевича поднимают они головы, но трона ради. Шуйские спят и видят трон в своих руках. Мое мнение: обойти нужно Шуйских стороной. Более того, действовать в полной тайне от них. Иначе нам не сдобровать.

- Убедительно. Завтра же навещу князя Федора Бельского.

- С Богом.

На прощание уговорились не частить со встречами, а новостями обмениваться с помощью верных слуг.

Князь Федор Бельский воспринял предложенное Андреем Старицким без вдохновения.

- Поздновато, оттого весьма опасно. Да и не сдюжу я оков на старости лет, случись неудача. А пособить, отчего же не пособить? И Юрию Ивановичу, и тебе, и племяннику вашему, мне тоже не чужому, царю малолетнему Ивану. Симеона Бельского настрою, с Иваном Бельским переговорю.

Не сознался Андрей Старицкий, что уже встречался с князем Симеоном Бельским, а по поводу Ивана Бельского сказал:

- После тебя, князь Федор, поговорю и я с Иваном. У него, как у главного воеводы Окской рати, великое войско в руках.

- Так ловчее будет.

- Симеон князь тоже не станет обузой. Уверен. С великой охотой встречусь с ним, - еще раз слукавил Андрей Старицкий, укрывая свою встречу с ним.

- Я же более всего окажусь полезным, извещая тебя, князь Андрей, о шагах князей Шуйских. Опасайся их пуще всего. Они скребутся к трону. Им нынче кажется легким ссадить с трона малолетнего Ивана, покончив с Еленой и с Овчиной.

- В этом - великая помощь твоя, князь Федор. Поистине - великая.

Более долгим и более полезным выдался разговор с Михаилом Глинским. Князь выглядел очень расстроенным, и понять его вполне было можно: обида терзала его душу. С его исповеди и пошел разговор:

- Не то меня удручает, что племянница, которую я, почитай, выпестовал, которую лелеял, оттолкнула меня от себя. Гневит иное: как она это сделала. Грубо. Бесчестно. Опозорив наш род донельзя. Жажда власти голову вскружила?! Подобное, в общем-то, понятно и даже простительно. Пусть ее. Правила бы, если с умом и нравственно. Но она же - прелюбодействует с Овчиной-Телепневым. Стыд головушке!

- Грех велик. Вполне с тобой, Михаил Львович, согласен, - с пониманием отнесся князь Андрей к стенаниям Глинского. - Но мы с братом Юрием попробовали дальше заглянуть: не уговорит ли полюбовник Елены ее на больший грех?