По совету ханши Нураултан, Мухаммед-Амин и своих придворных подготовил к грабежу. Отобранные несколько сот нукеров были предусмотрительно переодеты в одежды простолюдинов, но под рубашками - нагрудники, а под халатами - сабли.

Сигнал к началу погромов и резни подал муэдзин мечети. Призывая по установленному обычаю правоверных на утренний намаз, он по воле настоятеля мечети Кул-Шерифа добавил одну фразу: «Испросите всемилостивого благословения на джихад, да покарает разящая десница Аллаха неверных гяуров!» Сановники знали об этой условной фразе, и каждый из них, забыв о намазе, устремился к облюбованным заранее купеческим домам, к посольскому дворцу, лично возглавив взбудораженную толпу. Однако слуги знатных мурз не остановились только на грабеже, распоясавшись, они пустили в ход ножи и сабли, убивали всех подряд - стариков, женщин, малолетних детей. Пример же показали сами мурзы, поступившие вопреки воле хана, но по предварительному сговору меж собой. Чтобы не осталось у Мухаммеда-Амина пути к отступлению.

К концу дня, когда все, что можно разграбить, было разграблено и оказалось в татарских домах, когда сотни русских зарезаны были, тысячи пленены, загнаны в хлева и амбары, чтобы затем продать в рабство, Мухаммед-Амин спохватился и выразил недовольство своим дворовым слугам, своим князьям и нойонам.

- Вы отступили от нашей воли! По какому праву?! Разве мы разрешали убивать?!

Ответил за всех первый советник, подчеркнуто низко склонив голову и смиренно сложив руки на животе:

- Не вы ли, мой хан, отныне полный властелин свободной державы?! По вашей воле мы поднесли факелы к пороховой башне, и она взорвалась. А кто в состоянии противостоять взрыву? Да и стоит ли ждать гяуров? Правоверные не отступили от шариата. К тому же, из вчерашнего нищего, прозябавшего на подачках князя московского, вы, великий хан, за один день приобрели несметное богатство. Поглядите, что, мой повелитель, снесли в ваш дворец слуги ваши, мурзы, нойоны и князья. Они позаботились не о своем обогащении, но о вашем, чтобы было чем платить нукерам, собранным для похода на неверных.

Первый советник хорошо знал, сколь алчен Мухаммед-Амин, мечтавший о богатстве и вынужденный обуздывать свою страсть из-за чувства долга перед своим спасителем.

Хан любил и власть. Очень любил. Однако не решался сделать смелого шага. Теперь шаг был сделан.

Мухаммед-Амин поднялся с подушек, на которых возлежал, и вышел на крыльцо. Глаза хана вспыхнули гордой радостью: в самом центре дворцовой площади высилась гора золотых и серебряных изделий, связки соболиных, куньих, песцовых и лисьих шкурок; а на вершине этой горы гордо возвышалась связка из сорока чернобурок.

- Это только начало, мой хан, - подобострастно произнес советник. - К вашим ногам, великий хан, лягут богатства многих городов неверных. Тогда вы, став непобедимым, взойдете на трон Золотой Орды. Никто из чингизидов не посмеет заступить вам путь к нему. А Москва снова вынуждена будет платить дань. Такую дань, какую установите вы, великий хан Золотой Орды.

- Да будет так. Через два дня - поход! Недаром, однако, мудро замечено: бодливой козе бог рогов не дает. Возбужденные безнаказанным разбоем, возомнив о себе Аллах весть что, четыре тумена казанцев устроили торжественный смотр на Арском поле[47] на виду у ликующих жителей столицы ханства. Люди буквально облепили стены. Когда же тумены начали переправу через Волгу, горожане не только провожали нукеров всем миром, но многие по доброй воле брались за весла, вязали плоты.

Через пару дней казанские конные тумены пополнились парой конных туменов ногаев, которые тоже жаждали славы и богатства.

Грабеж начался уже на чувашской земле. Хотя темники[48], тысяцкие и даже некоторые из сотников пытались сдержать своих алчных подчиненных, но действовали вяло и поэтому без всякого заметного успеха. Когда же тумены вошли в русскую землю, запылали малые города и селения, в прах превращались погосты. Однако, как понимали темники и нойоны, это не принесет крупного успеха: они вели свои тумены большим походом, чтобы не просто разграбить мелкие городишки, погосты и села, а поживиться богатствами Нижнего Новгорода, Мурома, иных крупных приволжских и прикамских городов и, если Аллах соблаговолит, даже присоединить эти города к Казанскому ханству.

Чаяния эти высказал Мухаммеду-Амину его советник, но не в лоб, а с обычной своей уловкой:

- Великий хан, если вы встанете твердой ногой в Нижнем Новгороде, то сможете, разделив свои тумены, пройти по Оке до Мурома, по Волге - до Юрьева, а то и дальше. Тогда вашими станут несметные богатства. Если вы пожелаете, все эти земли возьмете под свою руку. Известно же вам, о великий, что ни в одном из приволжских и приокских городов нет крепкой охраны. Созовите совет темников и нойонов, велите собрать все свое войско в единый кулак и взять Нижний Новгород.

- Как всегда, твой совет мудрый и ко времени.

Темники и нойоны, поняв настроение хана, высказались все до одного за взятие главного русского города на Волге, а более угодливые даже посоветовали хану без промедления присоединить Нижний Новгород к Казанскому ханству. Тогда, по их рассуждению, никогда больше ни мордва с чувашами, ни даже эрзя не повернут головы к московскому князю.

Многие почти слово в слово повторяли предложенное первым советником:

- Станет вашим улусом Нижний Новгород, великий хан, и вам откроется путь и по Оке, и по Волге. Ваша сабля будет занесена даже над Владимиром. Вот тогда Москва встанет на колени перед вами, великий из великих! Она признает себя в подданстве могучей Казани! Тогда Золотая Орда вынуждена будет позвать вас, могущественного, на свой трон!

У Муххамеда-Амина дух захватило от заманчивого будущего. Недолго раздумывая, он повелел твердо:

- Возьмем город гяуров. Сразу. Без осады.

Решение, в общем-то, с тактической точки, зрения верное. Нижний Новгород действительно не имел надежной охраны - сведения у казанцев были совершенно точные - только малая городовая стража, да сотня, охранявшая пленных литовцев. Никто бы не осудил Хабара-Симского[49], оставь он город, вывезя из него казну и дав возможность людишкам укрыться в лесных дебрях. Но воевода рассудил иначе: стоять насмерть. Стены довольно крепкие и высокие, а горожане, если не имеют желания быть либо посеченными, либо отправленными на невольничий рынок, возьмут в руки мечи, шестоперы и боевые топоры. Благо в запасе их было изрядно, как и кольчуг, щитов и шеломов. И еще осенило Хабара- Симского: выпустить литовских узников, а их более трехсот, пообещав им вольное возвращение на родину, если они проявят твердость и город удастся отстоять. Он так и сказал им:

- Встаньте плечом к плечу с новгородцами. Ваша свобода в ваших руках.

Пленники, посоветовавшись между собой, определили для переговоров с воеводой самого уважаемого воина.

- Мы понимаем: твоего, воевода, слова не достаточно, оно не окончательное. Только ваш великий князь может отпустить нас в наши дома, но мы также понимаем, что если казанцы возьмут крепость, они непременно отвезут нас в Астрахань на продажу в рабство. Выходит, у нас маленький выбор. Но у нас есть вопросы.

- Как величать тебя, воин?

- Лукас.

- Лука, значит. Так спрашивай, Лука, что хочешь.

- Имеет ли воевода затинные пищали[50] и рушницы[51]?

- Да.

- Сколько?

- Пушек - дюжина. Пушкарей всего двое. Для сохранности. Рушниц хватит почти всем, кто ловок в стрельбе из них.

- Мы все крепко держим в руках рушницы. Найдутся среди нас и добрые пушкари.

- Тогда по рукам?

- Да.

Ладони вчерашних врагов - возможно, и будущих - плотно сжались в единый твердый кулак.