И вот княжна Елена оказалась в малом тронном зале. Василий Иванович восседал на троне, будто принимал не мало влиятельную княжну, а посольство иноземное. За троном стояли белоснежные рынды с серебряными топориками на плечах, на лавках у стен расположилось несколько дюжин бояр и дворян.

Не оробела Елена от такого приема, поклонилась Василию Ивановичу в пояс, и когда княжна распрямилась, неспрятанные под кокошник волосы обрамили ее Прекрасное личико, что невольно приковало взор Василия Ивановича, и она обволокла государя нежно-озорным взглядом, вовсе не напяливая на лицо маску тоскливой грусти.

Василий Иванович обомлел. Он старательно делал вид, что внимательно слушает просительницу, нолишь слышал ее мягкий грудной голос, вовсе не улавливая смысл ее слов; видел ее озорной завораживающий взгляд, ее пышные слегка волнистые волосы, ниспадающие на плечи, словно бармина, ловко сплетенная, приятный румянец щек и яркость губ маленького ротика.

Ответил Василий Иванович на просьбу княжны решительным отказом. Он не мог простить измены и вовсе не осуждал себя за нанесенную князю Глинскому обиду, за открытый обман. Он, государь, действовал в интересах державных, а Глинский же изменил державе, радеть за которую присягал крестоцелованием.

Потухли глазки княжны, взволновавшие царя своей озорной открытостью, глубокая тоска увиделась Василию Ивановичу в них. Княжна, поклонившись вроде бы нехотя, все так же частошажно, только без прежней бодрости, с какой вошла, покинула малый тронный зал.

Отпустил царь бояр и рынд, сам же остался сидеть на малом троне в какой-то приятной истоме, прежде никогда не испытанной. Он ни о чем не думал, лишь видел перед собой потухший взор красавицы княжны. Хмыкнул наконец: «Седина в бороду, бес в ребро».

Двадцать лет он, как ему казалось, наслаждался любовью Соломонии. Вот почти такой же, как княжна Елена, она была двадцать лет назад, только полней немного, но все равно стройная, яркогубая, пышноволосая, только не черная, а светлая, да и глаза у Соломонии бездонно голубые с легкой поволокой. Продолжал бы он и нынче жить ее ласками, ни о чем не думая, но вот недолга - бесплодна супруга. Ему давно советовали развестись с ней, но он никак не решался на это, далее нашел выход, женив брата Андрея, определил его сына в наследники престола, хотя до времени умалчивал об этом, не объявлял всенародно, как в свое время сделал отец Иван Великий, при жизни своей венчавший на царство внука Дмитрия. Жизнь, однако, заставила отца изменить свое решение, а Дмитрий, венчанный на царство, оказался лишним и окончил свою несчастную жизнь в заточении. Подобного Василий Иванович не хотел, поэтому не торопился с объявлением наследника, оправдывая неспешность тем, что жизнь может все круто изменить, и тогда безвинный княжич Владимир может оказаться под ударом.

С Соломонией он, верно, разводиться не собирался, он любил ее все эти двадцать лет. Однако после встречи с княжной Еленой Глинской Василий Иванович подсмотрел на жену иными глазами. Не скрывал рыхлой полноты ее сарафан камковый, весь в самоцветах, выступающий живот подтягивал вверх полу, и казалось, что то ли сарафан нелепо скроен, то ли Соломония беременна и скоро родит сына-наследника. Увы, это был обман.

А лицо? Белила и румяна его покрывают толстенным слоем. То ли дело у Елены: чистое, привлекательное своей нежностью, естественным румянцем, природной яркостью губ. «Й все же не менять же одну на другую, хотя и юную, прелестную?»

И в самом деле, никогда государственная выгода не может оправдать потакания сердцу; нравственность, она не только для подданных, но и для государей, которые должны вести себя так, чтобы быть примером для всего люда, чтобы деяния их стали непреложным законом для всех подданных. Но зов сердца - сильней разума. Шли дни, а образ княжны Елены, потускневший в тоске ее взгляд сопровождали Василия Ивановича неотступно. И чем больше проходило времени, тем сильнее он чувствовал влечение к юной красавице, тем настойчивей росло желание хотя бы увидеть ее.

В конце концов, он не выдержал и исповедался своему духовнику.

- Наваждение какое-то. Что делать мне? Духовник не посоветовал ничего, лишь сказал:

- Царица бесплодна. У тебя нет наследника. Принято же трон оставлять своему сыну.

Остался у Василия Ивановича после этих слов душевный непокой. Он решил исповедоваться у митрополита Даниила и, рассказав тому о своих терзаниях, задал тот же вопрос, что и своему духовнику:

- Что мне делать? Как избавиться от наваждения?

- Никак, - ответил совершенно спокойно митрополит. - Не выступай против своей судьбы. Соломония бесплодна. Постриги ее в монахини, а возьми в жены ту, какая тебе по сердцу. Елена, хотя и воспитана латынянами, православие блюдет исправно. Она, как мне известно, добрая прихожанка. И щедрая. Особенно часто стала посещать божьи храмы, где истово молится после ареста ее дяди.

Нисколько не удивило Василия Ивановича, что митрополит так много знает о княжне Глинской: на то он й митрополит. Благословение же на развод поистине оказалось неожиданным.

Митрополит поняв, видимо, состояние исповедавшегося государя, провожая его, пояснил:

- Да, мое благословение вопреки церковным канонам, но оно для выгоды державной. И тебе надлежит, по моему разумению, мыслить державно, поступать так, чтобы все ложилось на алтарь отчины твоей.

Еще пару недель мучился Василий Иванович, не решаясь послушаться совета митрополита, но стоило царю остаться одному, как тут же виделись ему глаза княжны Елены, отчего сердце царя сжималось от боли. Он представлял, будто наяву, юное лицо Елены, обрамленное пышными волосами, до которого так и хотелось ласково дотронуться. Но разве видение погладишь? Иногда появлялась она перед ним вся, привлекая его жадный взор гибкостью стана, приятными на глаза персями. И пришло время, когда ему надоело мучиться, и он сдался. Перестал противиться естеству, оправдываясь интересами государственными. Начал действовать. Перво-наперво он позвал тайного дьяка и спросил без обиняков:

- Хочу обвенчаться с княжной Еленой Глинской. Что скажешь о ней?

- Пока - ничего. Дай, государь, времени пару недель.

- Многовато. Через неделю жду с докладом. Хитрил тайный дьяк. Он знал все. Получив повеление взять под свое око князя Михаила Глинского, он не обошел вниманием и его братьев. Те вели себя тише воды, ниже травы, а вот поведение сына князя Василия и его дочери Елены явно беспокоило тайного дьяка. Они особенно княжна Елена - вполне могли стать соучастниками всех дядиных дел. У нее нет никакого уважения к девичьей скромности, о гордости девичьей вообще речи нет. Без зазрения совести сама подходила к мужчине, не важно, преклонных он лет боярин, муж ли зрелый или юный летами княжич - ей все едино, нужно ей, она подойдет и заговорит. Сильно отличается ее поведение от привычного. Но это, как понимал дьяк, идет от латынянства. Хотя он не мог оценивать поведение княжны Елены как нравственное, крамолы пока не усматривал. Вот только частые встречи с молодым князем Овчиной-Телепневым настораживали дьяка, но и здесь какая крамола? Дело-то молодое, тянутся друг к другу юные сердца девы-красы и пригожего мужа. «Засылал бы сватов и - делу конец, - осуждал Овчину-Телепнева тайный дьяк. - Чего на людях шашниться?»

Не выложил всего этого тайный дьяк Василию Ивановичу, набивая себе цену, только на самую малость приоткрылся:

- Мне, конечно, кое-что известно, но необходимо перепроверить, чтоб лжи никакой не вкралось.

- Перепроверяй, но не дольше недели.

На день раньше оговоренного срока попросил тайный дьяк у государя встречи, и тот, как всегда, не стал ее оттягивать.

- Излагай, око мое и уши мои.

- Доклад простой: латынянка, она и есть латынянка.

- Она крепка в православие. Она - добрая прихожанка.

- Вроде оно так и есть, но стоит ли забывать, что росла она среди латынян. И то, что впитала с молоком матери, нисколько не меняет, приехав в Россию.