— В каких это, ежели не секрет? — спросил Вальдс.
— В деле охраны северного края, сбора дани и управления. Вечевые сборища все еще шумят на Славянском холме-то, — пояснил Олег.
— Шумят иногда, но по делу! И у нас, во Плескове, шумят, но дурного, откровенно сказать, я там мало слыхал, — искренне заметил Вальдс. — Я бы не советовал никому замахиваться на вечевой сбор, — помолчав, проговорил Вальдс и посмотрел на нахмурившееся лицо великого князя.
— Ну, коли так… подумать надо, — ответил Олег. — А в целом, я думаю, те законы, которые бытовали у нас в Рарожье и которые перешли к нам от датского короля Фротона[69] вместе с его рунами, пока не нуждаются ни в добавлениях, ни в исправлениях. Как ты думаешь? — задумчиво спросил Олег Вальдса.
— Ну, я помню, еще твой отец, наш вождь Верцин, говорил, что Фротон соблюдал стремление всех народов к справедливости. Я думаю, законы рун Фротона должны жить вечно, ибо они создавались в землях наших предков, — уверенно заметил Вальдс и, спохватившись, спросил у Олега: — Значит, христианство не хочешь признавать, несмотря на договор с греками?
— Господа греки, зная о моей вере в Перуна, Святовита, Велеса и Радогоста, даже не заговаривали со мной о христианстве, — засмеялся Олег.
— А Айлан?..
— Я своего Бастарна на тысячу Айланов не променяю! A-а, хватит об этом! Пошли-ка кого-нибудь в медушку, у меня кубок что-то быстро опустел! — засмеялся Олег, наблюдая за беседой своих «Лучеперых» дружинников. «Как же решить вопрос с их земельным наследством? — озабоченно подумал он, глядя на их веселые, немного хмельные лица, выражавшие довольство радушной встречей с изборянами и плесковичами. — A-а! Пока Ингварь здесь, да Ольга внимает каждому слову моему, да и друзья не закрыли уши алмазами, скажу-ка я им все прямо в сей час», — решился он и потребовал тишины.
Все выжидательно замолкли, нетерпеливо Поглядывая на собирающегося с думами великого киевского князя.
— Я решил объявить вам именно сейчас о наследственных правах на дружину и ту землю, на которой стоят ваши городища и которая кормит вас. Никто отныне из великих князей не будет иметь права отбирать у вас ваши дружины и ваши земли, кои вы имеете полное право передавать по наследству своим чадам как по мужской, так и по женской линии! Свиток наследственных прав русских князей и бояр мы почнем вести нынче же, и я наказываю сыну первого великого князя Рюрика и моему наследнику, князю Ингварю Рюриковичу, блюсти в строгости наследственные права всех малых князей и их бояр, ибо без соблюдения сих важнейших прав не укоренится наша русьская государственность, вершиной которой является справедливая власть великого князя над малыми. Да будет тако! — завершил Олег, подняв кубок, и его «Лучеперые» троекратно подтвердили волю своего великого князя…
Прозимовав в Плескове и проследив, как идет сбор дани с кривичей, Олег убедился в правоте своих решений. Да, дани хватало и на малую дружину, и на отправку в Киев, и для дружины великого князя, которая продолжала вести строительство оборонительных сооружений на самых дальних окраинных землях Руси и требовала немалых расходов.
Оставалось одно: побывать в строптивом Новгороде, который, пока дружину там держали Дагар и Гюрги, выполнял все требования великого киевского князя и даже по триста гривен серебром дань платил. Но сейчас, когда Дагар и Гюрги постарели и надо немедленно решать, кого сажать на место этих отважных меченосцев, Гостомыслово городище вспомнило о своих свободолюбивых порывах и решило вновь позабавиться над постояльцами Рюрикова городища.
— А разве нельзя туда посадить Ленка? — спросил Ингварь, знавший, что в Рюриковом городище с делами охраны края справится не каждый.
— По делу бы можно… — нехотя ответил Олег, не зная, как сказать правду княжичу.
— Ты не хочешь? — понял Ингварь. — Из-за Ясочки и внуков?
— Да! Не хочу! Не хочу жить в старости без любимых детей! Я не заслужил этого! Ты столько времени проводил в любви и неге возле Ольги, а я все это время укреплял и расширял наши владения и теперь должен лишиться семьи?
Ингварь побледнел.
— Я не хотел тебя обидеть, дядя, — виновато проговорил он.
— Да кто ты такой, чтоб меня обижать! — снова закричал Олег.
Ингварь смолчал.
Вот она, хмурь Волхова и города на Волхове; города, который основал его отец и где умерли его отец и мать. Как не хотел он плыть сюда! Как оттягивал до последнего встречу с ним! Сиротское место!.. Ну, ладно, детство и юность прошли. Теперь другие заботы, и надо, прав дядя, надо начинать жить ими, думал Ингварь, стараясь понять старого Олега, который с тревогой размышлял о необходимости укрепления Рюрикова городища и хотел выяснить причины нового всплеска гордыни Гостомыслова городища. «А чего думу думать? Чего размышлять? Ясно, что плесковские Гостомысличи побывали еще зимою у своих новгородских Гостомысличей и поведали им о варягах, об их новом праве на владение славянской землей! Вот и гудит Новгород! Вот и затуманилось вновь Гостомыслово городище и зовет всех самостоятельных хозяев своего поселения на Славянский холм! Снова дух Прова вышел из своей сокровенной дубравы и завис над Славянским холмом, где опять горячие головы пытаются силою голоса решить нелегкий вопрос, вопрос жизни и смерти двух народов — русичей и словен! О вечно живущий в этих местах дух спора! Неужели на твою силу не найдется другая, более мудрая и могучая сила? Помоги, Святовит! Вразуми духом добра неугомонных Гостомысличей! Ну, а ежели Гостомысличи слишком крепко заражены духом мести и хотят придать ему силу святости и со всем этим не совладать тебе, великий Святовит, то я призову на помощь тебе и своему племени русичей Перуна и Велеса! Греков помогли одолеть мне эти боги! Неужели с одним Гостомысловым городищем не справлюсь?..»
Олег ходил по самой крутой тропе Людиного мыса, зло поглядывая на противоположный берег Волхова, и старался впитать в себя весь бранный дух, которым, как ему казалось, были заражены и река Волхов, и озеро Ильмень, и Славянский холм. «Я вберу в себя всю эту хмурь, бранность и мрачность дум этого края и не позволю им больше гулять на просторе и расстилаться темным туманом по моей Руси! Я превращу в прах любого, кто осмелится дурным словом осквернить мой труд, направленный на укрепление моей Руси! Пусть только хоть кто-нибудь заикнется об этом! Три десятка лет живете без нужды, без кровопролития! Только торг ведете! Ремесла развиваете! Сколько их освоили, побыв со мною у хазар, греков, болгар! А из каких стран здесь не бывали купцы? Разве что из небесных! Чего же ты хочешь еще, Гостомыслово городище? Чтобы те, кто тебя защищает, жили возле тебя на правах робичей? Убью на месте любого, кто скажет мне в лицо сии слова! И вон с дороги, Гостомысловы и Вадимовы отроки, коли думаете, что русичами вы понукать можете! Вспомнить бой на Болоньей пустоши? Тридцать лет прошло с тех пор, как Власко не удержал меча Вадима в своих руках! Кто из вас сейчас способен подобрать сей поржавевший обрубок металла, посрамленный дважды в бою за правое дело? Как вы не поймете, что посрамленным оружием ни честь, ни славу не возвращают! Необходимо ковать новое оружие, закаленное новым духом, духом совместного созидания, духом объединения сил, а не раскола сроднившихся народов! Опомнитесь, словене!.. Отриньте от чуждого духа и укрепляйте общинный дух, расширяя его силой русичей, их любовью и добротой ваших славянских умельцев! Сколько ваших красавиц отдало свои сердца моим воинам! Сколько детей, несущих в своих жилах кровь моего народа, бегает теперь по всей Руси! И я с гордостью говорю о моей Руси, ибо нет здесь клочка земли, которую бы я не полил своим потом. Я сам, своими руками строил здесь заградительные сооружения, клал крепости, латал ладьи, приточал пристани, ковал оружие! Я добывал для вас покой, хотя и пользовался вначале вашим богатством. Но скажите мне положа руки на ваши мудрые сердца: кто кому теперь более должен? Я вам иль наоборот? Когда это ваше городище жило в здравии и спокойствии тридцать лет кряду? Молчите? Стало быть, дух мудрости возобладал над вашей строптивостью! Слава Святовиту! Так, значит, сильна моя правда, которая повелевает ту землю, на которой стоит Рюриково городище и которая вокруг него кормит его поселенцев, отдать в наследственное владение малым князьям до тех пор, пока те защищают вас от злого врага! И не роптать надо на волю мою, а славить ее, ибо никто из вас не осилил бы ни мадьяр, ни хазар, ни греков, пойди они на вас в лихую годину!..»
