У нее была жизнь сытая и беспроблемная, и на фоне эдакого благополучия началось «ожирение» души. Могло все быть по-другому, да не вышло. Душа стала неблагодатной землей для семян, наполненных состраданием и любовью.
Поступка Лены следовало ожидать.
Мои раздумья, конечно, замечательны (как же мне нравится это слово мормона!), но что сейчас делать мне? Увы, всяческие понимания ситуации не спасут от накачанных татуированных знакомых Лены, если таковые встретятся на пути.
Наверное, пора просить Роберта о том, чтобы провожал до дома…
Я чуть не прыснула, вопреки всей неоднозначности ситуации. Не представляю Роберта в роли защитника, честно. Да, он, может, и немного умеет драться, и я буду не одна, но с уголовниками ему вряд ли справиться. И у него сын. Если с его отцом что-то случиться, он останется один.
Как наяву увидела жесткий прищур серых глаз. О Стасе я подумала в первые секунды сбивчивого Аниного повествования. Только к этому человеку я могу обратиться за помощью. У него, сто процентов, есть и оружие дома, и масса полезных вещей, которые могут помочь. Электрошокер? Газовый баллончик? Пневматика? Ничего не знаю обо всем этом.
И тут я поняла, что в жизни не попрошу у Стаса помощи.
Я же кто ему? Да никто, так, девочка для смеха. Он еще обхохочется надо мной, скажет, что сама виновата, раз такая дура! Или скажет, переспишь со мной, вот тогда-а…
Как бы сказали мои дети, «не качает». В смысле, не согласна. То есть на отношения согласна, но просто так заниматься сексом, раз-два и разошлись — нет. Каким бы привлекательным Стас мне не казался.
Сама справлюсь, безо всякой помощи. Что я, газовый баллончик в магазине не куплю? Или не найду с кем проконсультироваться или даже нанять своей охраной? Плакали мои сбережения на отпуск, но жизнь и здоровье дороже.
Чай давно вскипел, беру чашку и смотрю на свои руки. Они дрожат.
Как же больно, Отче. Я всегда хотела сеять доброе и вечное. Искренне верила, что родилась на свет для того, чтобы мир сделать лучше…
Оказалось, это как бой. Ты каждый день встаешь на битву.
Но могла ли я подумать, что однажды битва за доброе и вечное может стать последней?
Уже не хочется предпринимать ничего. Устала. Устала от равнодушия, неустроенности своей жизни, бесполезности всяческих попыток что-либо наладить. Кажется, только двадцать минут назад, рядом с Робертом в чайном клубе, я была абсолютно счастлива…
Может, уволиться?
Маловерная. Что, Вероника, думала, все в мире так легко? Мечтала сделать его лучше — получите и испытания в нагрузку. А кто говорил, что все будет, как ты хочешь? Никто.
Вот и ноги в руки. Думай, как защитить Аню.
Анька. Боже мой, что придумать?
У Маринки я уже не была такой категоричной в отношении Стаса.
— Ты, Вероника, точно дура, и Стас твой прав. Думаешь, если это все действительно так плохо, как говорит твоя девочка, эти люди будут шуточки шутить с тобой? Тут в полицию надо идти. Не знаю, куда при таких случаях обращаются, но можно спросить…
— Марин, у меня нет доказательств. Какие доказательства? Слова школьницы, которая сама трясется, как осиновый листок? Наблюдение из окна ее подружки? Что я предъявлю, что?
— Не обязательно предъявлять что-то.
— Кому ты это говоришь…
— Пора давно вскрыть этот нарыв! Объяви в школе, что тебе угрожают! Расскажи всем о Лене!
— И подставь под удар Аню? Лена вычислит ее в два счета, у нас под лестницей больше так никто не любит сидеть. А еще — представь, что я скажу такое! Это должны быть не голословные обвинения! Чем я подтвержу? Только нарвусь на скандал…
— Стас подтвердит.
— Нет, — качаю головой, — здесь даже не в этом дело. Ее нужно за руку поймать, и прилюдно, при свидетелях… Иначе мне родители не поверят. Скажут, что я оговорила их дочь, и дело на меня заведут, с легкостью в суд вызовут. Они же работают в этой сфере, пойми!
— Да плевать! Иди и выиграй этот спор. Пусть там дочь свою осмотрят, я не знаю…
— Марин, зато я знаю, о чем говорю. Если бы родители не были очарованы своей любимой доченькой, я бы, наверное, что-то и предприняла. Но здесь бессильна. Все на словах, а слова можно легко опровергнуть. Будто не знаешь.
— Но так оставлять дело… — Марина осуждающе смотрит на меня.
Я не видела ее еще с лета, с нашего похода. Вот так и встречаемся, вечно в делах и работе.
Колька подрос и сейчас играет под столом в машинки, издавая звуки «р-р-р», а Маринка в цветастом халатике, но с шикарными наращенными ногтями, варит борщ и готовит тушеную картошку с мясом.
У меня тоже так могло быть, думаю внезапно, и к черту школу и пресловутое служение детям. Были уже тут одни народники, походили в девятнадцатом веке в люди. Что, много им счастья досталось?
Совсем упаднические мысли. Думала, давно избавилась от таких.
— Как у тебя здесь хорошо, спокойно, — вздыхаю я.
— Так иди в декрет, — улыбается Маринка и помешивает борщ.
— Думаешь, все так просто?
— Нет, но без своей школы ты точно стала бы счастливее. Семья…
— Вот именно. Семья. Ее пока не наблюдается, — промолчим про Марка и Роберта.
— А Стас?
— В смысле — Стас? — несколько теряюсь я.
— У вас с ним ничего, что ли?
— Да. Играем в шахматы потихоньку.
— Ну что, стал он гроссмейстером? — Марина откровенно издевается.
— Пока нет, но талант есть…
— Вероника, я тебя о другом спрашиваю!
— И о чем же? — да все понимаю, если начистоту.
— Я думала, что при долгом общении с мужчиной наедине обычно должно…
— У меня необычно все, забыла?
Марина отходит от плиты, глядит на ползающего под столом Кольку. Тот увлеченно катает машинку и не желает нас замечать.
— Помочь? Что придумать? — сочувственно спрашивает Марина.
— Марин, я тебя умоляю. Там любовница одна потянет на миллион.
Марина прячет глаза. Она не несет мне всякую чушь про большую любовь очередной золушки, за что я ей очень обязана. Вновь отходит к плите, помешивает борщ и картошку, хотя все это делала минуту назад. Оборачивается и изрекает с надеждой:
— Ну, может, эта любовница и не очень…
И все-таки мы верим в сказки.
— Ей чуть больше двадцати. Модель с совершенным телом, смуглая. Длинные русые волосы и глаза обалденного голубого оттенка.
— Может, линзы? — Марина не теряет надежды.
— Да какая разница, линзы или нет, — как же она этим разговором душу травит, не описать. Жить без надежд иногда легче, чем мучить себя блуждающими огоньками. Куда они заведут?
— Вероника, ты в корне не права. Мужчинам не всегда нужны красивые женщины…
— Этот из тех, кому всегда нужны. Марин, давай не будем о Стасе, иначе я расплачусь.
— Все так грустно?
— Нет. Все по Божьей воле.
— О-о, с этой волей далеко пойдешь, — на губах Марины снисходительная улыбка. Сколько я таких повидала!
Ни капельки не обижаюсь на Маринку: не хлебнувшим горечи не понятен вкус чужого страдания. Насколько помню, у нее все всегда было прекрасно. Пусть не так феерично поначалу, как у меня, с яхтами и дорогими бутиками, зато ровно и предсказуемо, с красивой свадьбой и ребенком. И живут они не в шикарной квартире, и машина не самая дорогая, но в этом доме мужа встречает любящая жена и Колька…
— Все равно не верю, что Стас к тебе ничего не чувствует. Ни разу не обнимал?
— Целует в щечку, — стараюсь не покраснеть от явной лжи, и это мне удается, — сейчас о Стасе давай не говорить. Ломаю голову, как Аню уберечь. И себя тоже.
— Как-как? Стаса проси. Он же военный!
— А чем это мне поможет?
— Чем? Он же высокий, сильный? Настоящий боец! Испугает тех, кто захочет напасть…
— Должен же быть другой выход, — смотрю на Марину умоляющими глазами, но та непреклонна.
— А кого еще попросить? Твоего бывшего мужа? Вперед, позвони ему. Кого?
— Не знаю, — шепчу почти беззвучно.
Непонятная гордость не дает обратиться за помощью к Стасу. Ни при каких условиях. И откуда только она появилась?
