Больше всего в тайге Лена переживала, что тетка забудет про мужа, попавшего по их общей глупости в переделку. Забудет и найдет себе какого-нибудь денежного хмыря. Но трудности быстро слущили с Лерки все напускное и лишнее. Она продала то, что можно было продать: акции, дом на итальянском побережье, недостроенный коттедж в пригороде Нижневартовска, украшения, шубы, часть мебели и бытовой техники. Следственные органы уже учли правильное поведение подозреваемого Кромина, который вернул большую часть долга в свою компанию.

— Лер, а на что вы живете? — спросила Ленка.

— Я на работу устроилась…

От изумления девушка чуть со стула не упала.

— Ты пошла работать? И куда?

— Обновляю каталоги запчастей для разных автомагазинов, иногда в офисе сижу, но можно и дома. Маринка научила меня на компе таблицы делать, ну и все остальное тоже. В путные места меня не возьмут, все же знают про нас… Но ты мне так и не сказала, где Стеклов…

— Я… мы с ним в разных местах жили. И потом он вообще уехал. Не знаю я, где он сейчас. — Какой-то внутренний инстинкт не позволял выдать подробности их жизни с Виктором, не хотелось расспросов и объяснений. И сама того не сознавая, она таила все, что касалось Стеклова, боялась, что его найдут и накажут, обидят или унизят. Зареванная и замученная внезапной разлукой, она все равно любила и берегла его.

— Лер, а когда этот следователь принимает? — перевела разговор девушка.

— Да ты хоть в себя приди с дороги! — удивилась тетка. — Никуда этот следопыт не денется, и торопиться нечего.

— Мне домой нужно, там мама ждет, — Лена действительно хотела увидеть и маму, и отца, и деда. Но больше всего она хотела, чтобы с Виктора сняли это позорное клеймо «похитителя несовершеннолетних девочек». Он ведь не виноват в том, что она оказалась с ним в тайге. Да и Сереже спокойнее будет жить, хоть одно обвинение отменят. А ещё невыносимо было любопытство Валерии, светящееся в её глазах. Никакие передряги не могли заставить Лерку потерять интерес к событиям в жизни друзей и родных. Может именно это и помогает ей выжить?

Следователя сложно было удивить, но появление пропавшей племянницы главного подозреваемого привело его в транс. Жена Сергея Кромина много рассказывала о замечательном характере, математических способностях и поведении Леночки. Сорокалетний мужчина с юридическим образованием и немалой практикой работы в органах очень надеялся, что поиски девушки завершатся успешно. Хотя видел в своей жизни всякое. Но взрослая и уверенная в себе особа, которая представилась Кроминой Еленой Никитичной, мало походила на потерявшуюся отличницу.

— Давайте я все напишу поскорее. Мне домой лететь нужно, — предложила ему красивая девушка в шикарной рысьей шубе.

— А куда вы так спешите? Я могу вас задержать на время следствия, — попытался стать суровым работник дознания.

— Да? Я что-то нарушила? — удивилась посетительница. — Я жива и здорова, претензий ни к кому не имею, никто меня не похищал.

— Где вы были все это время?

— Да я сразу и не вспомню, в Казани была, в Иркутске, в Чите и даже во Владивосток ездила. А разве нельзя?

— Гражданин Стеклов тоже с вами был?

— Я к друзьям в гости ездила. Одна. Это же не нарушение закона? Про Стеклова ничего не знаю…

Через несколько минут следователь в одиночестве читал бумагу, составленную племянницей подследственного. Придраться было не к чему, но интуиция подсказывала, что гражданка Кромина знала гораздо больше, чем написала.

Через два дня Рассказов не утерпел и позвонил Лере. Спросил дипломатично про адвоката, про здоровье и последние новости.

— Ой, Игорь Ильич! У нас же Лена приехала! У следователя была, теперь обвинение о похищении снимут и с Сергея, и с Виктора. А вы не узнали, где Стеклов? — скороговоркой выпалила Лера.

— Нет, а что Лена говорит? Она разве про него ничего не знает? И где она столько времени жила? — Рассказов старался добавить в голос нотки удивления.

— А вот тут ничего и не понять! Виктор её в какой-то деревне поселил. Как она там с посторонней старухой в этой глуши выжила… Ужас! А сам уехал, не пойми куда. Потом Лене по почте пришел перевод, она деньги получила и вот приехала. Но следователю мы сказали, что она вообще с ним не была, а ездила к друзьям в гости, — тараторила Лера, потом спохватилась: — Ой, я тут говорю, а вдруг нас прослушивают?

— Ну и что такого вы скрыли? Все равно нам неизвестно, где Стеклов. Могу я с Леной поговорить?

— Так она же домой улетела, там Вера со дня на день родить может… А что?

— Да просто хотел, чтобы она привет деду передала. Ну, ничего страшного, я сам ему позвоню…

Лера опять мастерски сыграла свою роль. Лена действительно улетела. Но перед этим она ночью напугала тетку, проснувшись с криками и плачем. Пока тетка привела её в чувство, успела много раз услышать имя «Витя». Не стала ничего говорить, выспрашивать, давать советы. Поняла, что племянница стала взрослой и у неё своя трагедия. Стало страшно, что собственной глупостью они с Сергеем разрушили не только свою жизнь…

Дома Лена несколько дней провела окруженная маминой заботой. Ела, спала, разговаривала с Верой о беременности, о северной стране, в которой она «училась», старалась рассказывать аккуратно, чтобы не выскакивали слова «мы» и «Витя». Очень хотелось все обсудить с мамой, но девушка боялась испугать её. Из состояния «маминой дочки» пришлось выйти резко, когда Вере стало плохо.

Потом была скорая помощь; сосредоточенный отец; перепуганный дед, хватающийся за голову и сердце; брошенные в прихожей тапочки с изображениями собачьих мордашек и выкипающий бульон на плите…

Никита жил в больнице трое суток. Лене и деду запретил туда ездить и мешаться под ногами. Несколько раз в день звонил сам, нарочито бодрым голосом сообщал, что состояние Верочки сложное, но стабильное. С новорожденным сыном Кроминых, который в отличие от мамы после кесарева сечения чувствовал себя замечательно, весь персонал родильного отделения нянчился с особой заботой, потому что главврача и ведущего невропатолога знали и любили все.

Потом Вере стало лучше, и Никиту Петровича отправили отдохнуть, а сидеть с мамой приехала Лена.

По дороге домой мужчина зашел в магазин и нагруженный пакетами с сосисками, пельменями и прочей быстро приготовляемой снедью появился перед отцом.

— И зачем ты все это притащил? — глядя поверх очков, поинтересовался патриарх семейства.

— Вера ещё дней десять в больнице проведет, да и потом ей нельзя будет сильно напрягаться. А нам есть нужно что-то, — объяснял сын, втаскивая покупки на кухню.

— Так Ленка все приготовила! Вот зря ты ругал иностранное образование! Мать с бабушкой не могли девчонку научить готовить, а в финском колледже за полгода из неё шеф-повара сделали. Молодец Серега! Правильное решение. Теперь после курса домоводства, можно и в нашем институте учиться. Она и матери супчик сварила, — сообщил Петр Никанорович. — Можешь спать спокойно, от голода мы точно не помрем.

Никита посмотрел на большую кастрюлю борща и тазик с пирожками, и желание спать у него наоборот испарилось.

«Чтобы научиться какому-то делу, нужно регулярно практиковаться. Если доча жила вдвоем со старушкой, то кому она такие порции еды готовила? Или к бабке родственники столоваться приходили? А может, Стеклов там жил? Черт… Что же там на самом деле происходило? И Виктор почему-то звонить перестал… Ничего не понять», — переживал отец взрослой дочери.

Они с Леной всегда были друзьями, он знал её подруг, мог обсудить массу проблем. Но не привык говорить с дочкой по душам, это всегда была привилегия жены. И хоть видел, что его девочка повзрослела и изменилась, но не знал, как подойти к ней с вопросами о личной жизни.