Иначе, по крайней мере, на первый взгляд, выглядела перспектива брачного союза между дочерью Танкреда и Артуром, который в случае смерти Ричарда бездетным, становился престолонаследником. Здесь нельзя говорить о каком-либо предупредительном эффекте, поскольку брачный союз преследовал именно долгосрочные политические цели. Ведь с практической точки зрения данное соглашение выглядело несколько иначе. Артуру было три с половиной года, дочь Танкреда также находилась в младенческом возрасте. И брак был невозможен до достижения ними брачного возраста либо до получения соответствующего разрешения папы. Так что пока имелась в виду лишь предварительная договоренность. «Condiximus… matrimonium… contrahendum»[63] означало, что никакой брачный договор не заключен, а следовательно, никакая помолвка не предстояла. Сицилийской принцессе было обещано приличествующее dodarium[64], но без какой-либо конкретизации. Большую важность Ричард придавал привлечению папы в качестве гаранта по договору. Авторитет церкви должен был гарантировать Танкреду соблюдение условий мира и заключение брака, или, что касалось последнего, возврат целевого займа в 20000 унций золота. Это право востребования предусматривалось положениями договора. Таким образом, деньги, инвестируемые в крестовый поход, исполняли функции ссуды. Такой подход был для Ричарда, несомненно, вполне приемлемым. Отныне он мог спокойно наблюдать со стороны за развитием событий, повлиять на ход которых он уже не мог- Если норманнское государство останется в норманнских руках, у него не будет никаких возражений против будущего брачного союза. А на то, что сохранение власти Танкредом было для Ричарда весьма желательным, указывает, по-моему, не столько данное брачное соглашение, сколько совсем иная мера. Как мы уже знаем, в январе 1191 года он избирает одного из посредников при заключении мирного договора архиепископа Вильгельма Монреальского, который в свое время способствовал восшествию Танкреда на трон, своим кандидатом на пост архиепископа Кентерберийского.
Содержалась ли в положениях договора, если отвлечься от чисто эмоционального аспекта, какая-либо конкретная угроза планам Генриха VI по завоеванию Сицилии? Разумеется, в отдаленном будущем этот брак теоретически мог предоставить возможность обосновать притязания на престол, но нет оснований полагать, что подобные соображения играли решающую роль. У Танкреда было два сына. Хотя в намерения Танкреда могло входить появление их сестры в качестве наследной принцессы, опасной она становилась лишь в том случае, если бы ей удалось выскользнуть у него из рук. И поскольку до момента свадьбы ее передача в семью будущего супруга не предполагалась, в качестве орудия борьбы с Гогенштауфенами она использоваться не могла. Пункт о возврате денег мог служить Генриху VI доказательством политической гибкости Ричарда — никакого желания быть связанным с Танкредом ни в радости, ни в горе — и, вполне возможно, он рассматривал все это не более как ловкую финансовую махинацию. Кто как ни он сам лучше других понимал, что в случае свержения Танкреда ни один из претендентов мужского пола на сицилийский трон не посмел бы востребовать свадебные деньги. Да и смерть одного из двух предполагаемых супругов до смены власти на Сицилии должна была понизить в его глазах риск возврата Ричардом выплаченных денег.
Но воспользоваться всеми выгодами столь заманчивой финансовой сделки мог и Филипп, поскольку именно ему первому был предложен этот брак. Ритор, сообщивший нам об этом, мотивирует отказ Филиппа его дружбой с кайзером. Данная аргументация была очевидна уже Генриху VI, поскольку при встрече с французским королем в 1191 году в Милане он выказал по отношению к нему лишь расположение. Все же Филиппу, пусть и несколько унизительным способом, удалось завладеть третьей частью захваченных Ричардом сокровищ норманнского государства, и, естественно, он к тому же «признал» Танкреда королем, так как иначе не смог бы переночевать у него во дворце. Не следует, однако, делать из этого выводы о мудрой дружелюбной политике Филиппа по отношению к Штауфенам и резко противопоставлять ей неблагоразумно враждебную Ричарда. Бесспорно, тайный умысел накладывал на его поведение определенный отпечаток скрытности, из чего, однако, не следует, что действия Ричарда в Сицилии были в политическом смысле нерасчетливыми. Незначительность его уступок Танкреду бросается в глаза. Его выбор лежал между огромной суммой денег — реальным плодом весьма неопределенного брачного проекта и отказом от них в надежде снискать безмерную благосклонность кайзера. Но для крестового похода требовались деньги. И это было самым главным. К тому же от договора с Танкредом уже было не уйти, и по своей природе это должен был быть мирный договор, поскольку завоевание Мессины было все же актом войны. Более того, к ведению переговоров обязывало уже то, что Танкред удерживал вдовье наследство Иоанны. Права сестры он мог отстаивать не перед будущим, но лишь перед настоящим королем. А законной властью папа римский, сюзерен Сицилии, признал именно Танкреда.
Разумеется, договор Ричарда с последним едва ли следует рассматривать как жест доброй воли в сторону Генриха VI, но если присмотреться внимательнее, то виден определенный расчет. Не зря мать Ричарда, сопровождая Беренгарию на Сицилию, похоже, встречалась еще 20 января 1191 года в Лоди, Верхняя Италия, с Генрихом VI, определенно с единственной целью убедить того, что преданность Ричарда идее крестового похода не позволяла ему отвлекаться на поиски новых политических союзов. Предположение о том, что Ричард стремился отойти в своей политике по отношению к Священной Римской империи от принципов своего отца, ничем не подтверждается. А тот, несмотря на привязанность к своему родственнику Вельфу, ни разу не оказал военной помощи Генриху Льву и не позволил втянуть себя в конфликт с кайзером. Конечно же, Генрих VI не был Барбароссой, но и Ричарда нельзя упрекать в политической близорукости лишь потому, что его застал врасплох акт политического пиратства, с которого кайзер начал с ним дипломатические отношения. И в силу устоявшейся традиции целый ряд источников, таких как Говден и Коггесхэйл, Philippidos и Сикард Кремонский, стали усматривать причину негативного отношения Генриха к Ричарду в поведении последнего на Сицилии. Чем объяснялась неадекватность реакции Генриха и разительное несоответствие кары проступку, мы вскоре увидим. Что же касается Ричарда, то, подобно Генриху II имея богатейший политический инструментарий, он всегда старался избегать применения грубейших мер воздействия. Ему и в голову не пришло — напрашивается аналогия с кайзеровскими приемами решения сложных проблем — послать вслед отплывшему в Акку Филиппу пару галер, чтобы простейшим способом расквитаться с ним за прошлое и перестраховаться на будущее.
Этот хотя и невыгодный для Танкреда договор мог стать эффективным пропагандистским оружием в руках врагов Ричарда. И нас не должно удивлять, что кайзер предпочел рассматривать обещание предоставления помощи как предоставленную помощь, если верить определенным источникам. Среди прочих причин ненависти кайзера к Ричарду Говден называет и «auxilium regi Tancreda factum»[65], а Коггесхэйл сообщает, что в Шпейере Генрих упрекал Ричарда в том, что потерял Сицилию «per ejus consilium et auxilium»[66] — имелось в виду сокрушительное поражение кайзера под Неаполем летом 1191 года, когда Ричард уже давно стоял под Аккой. Исследователи XIX века поднимали в этой связи вопрос об ответственности Ричарда за поведение его племянника Генриха Брауншвейгского, о чем мы еще услышим. Но в какой степени негативное отношение Генриха к Ричарду базировалось на недоброжелательных слухах, распускаемых французами, не установлено. Об источниках подобной информации можно получить определенное представление, если обратиться к соответствующим местам у Ритора и в Philippidos. На редкость пространное повествование Ритора о том, как Ричард хотел остаться в Мессине до августа 1191 года, уже упоминалось. Летописец ни одним словом не обмолвился о причинах этого желания, но в Philippidos можно найти следующее толкование: Филипп отправился в Акку без Ричарда не потому, что тот ожидал прибытия своей невесты и хотел зайти на Кипр, как можно было бы предположить, а потому, что хотел помочь Танкреду защититься от Генриха VI. И, несмотря на все увещевания Филиппа поскорее отправиться в поход, Ричард остается на Сицилии, «auxiliumprestans Tancredo in prelia regi»[67].
