— Может, кто-нибудь соблаговолит поделиться этим знанием со мной? — обратился Флинн ко всем присутствующим.

— Почта, Флинн! Почта! — проорал Хесс.

— Понятно. Что-нибудь еще?

Баумберг попытался улыбнуться.

— Еще ящик экспериментальных кондомов. Через Лондон их направляли в Индию.

— Кондомов? — переспросил Флинн.

— Презервативов.

— Ай-яй-яй, — покачал головой Флинн. — Если бы Лига лишних людей знала. А что в них было экспериментального?

— Заверяю вас, ничего взрывающегося в них не было.

Ему ответил общий хохот. Улыбнулся и сам Баумберг. Чувствовалось, что он на грани нервного срыва.

— Мистер Баумберг, мог человек, не собирающийся лететь этим рейсом, каким-то образом положить чемодан с бомбой в грузовой отсек?

— Конечно, — ответил Рансей. — Он мог дать его… он мог положить бомбу в чемодан пассажира.

— Или бомбу мог подложить в самолет кто-то из грузчиков, — поддакнул Флинн.

— Такое возможно, — быстро ответил Баумберг.

— Или, — продолжил Флинн, — какой-то человек, не имеющий никакого отношения ни к авиакомпании, ни к аэродромным службам, мог проникнуть на летное поле между полуночью и двумя часами ночи и подложить бомбу в самолет. Вы же сказали, что этот грузовой отсек был открыт настежь.

— Нет, — возразил Баумберг. — Не настежь. Конечно же, нет.

— Но доступ к нему был? — не унимался Флинн.

— Да, полагаю, что да. Но служба безопасности аэропорта…

— Неужели служба безопасности действительно обеспечивает полную безопасность? — спросил Флинн.

— Нет. Полагаю, что нет.

— И еще. Вы собирались выяснить, не показался ли чей-либо багаж подозрительным.

— Я выяснил. Не показался. Но, как вы понимаете, большая часть багажа поступила из других аэропортов. То есть тот багаж уже проверяли. К примеру, самолет, прилетевший из Сан-Франциско, опоздал. И багаж перевозили из самолета в самолет. В грузовое отделение аэропорта он не поступал. Было темно. Два часа ночи. Человеческая психология…

— А багаж бостонских пассажиров? — спросил Флинн.

— Никаких подозрений не возникло.

— Багаж сканировали? — спросил Флинн.

Баумберг потел, хотя в ангаре царил холод.

— Опять же человеческая психология. Видите ли, раз другая часть багажа, поступившая, скажем, из Сан-Франциско, не сканировалась…

— То не сканировались и чемоданы из Бостона?

Баумберг шумно сглотнул.

— Да.

— Значит, багаж пассажиров, летевших из Бостона, никакой проверки не проходил?

— Не совсем так. Наши сотрудники, принимающие багаж, прошли соответствующий инструктаж. Если они видят, что пассажир нервничает или чемодан слишком легкий или тяжелый…

— …или в нем что-то тикает, — вставил кто-то из каков.

— …тогда он помечает этот чемодан и его обязательно сканируют. Я повторяю, что те чемоданы и сумки пассажиров рейса восемьдесят не вызвали ни малейшего подозрения. Видите ли, багаж проходил внешний осмотр…

— Но ни один из чемоданов не открывали и не просвечивали, — уточнил Джек Ронделл.

— Конечно, не открывали. Пассажиры этого не любят. Требуются ключи, разрешение.

— Их все равно пришлось бы открывать в Лондоне, — вставил Хесс. — Чтобы пройти через таможню.

— Это совсем другое, — ответил Баумберг. — Таможня — государственное учреждение. Если они говорят: «Откройте чемодан», вы его открываете. Мы — частная авиакомпания. Мы не имеем дело с гражданами нашей страны или иностранцами. Для нас все — пассажиры. Человеческая психология…

— Профессор Баумберг! — взорвался Хесс. — Пора бы вам понять, что нас не интересует ваше толкование человеческой психологии!

Джек Ронделл с легким недоумением посмотрел на Хесса, улыбнулся.

— Думаю, мы можем поблагодарить вас, мистер Баумберг. Теперь мы знаем наверняка, что самолет взорвали и бомбу, с большой степенью вероятности, подложили в задний правый грузовой отсек в Бостоне. Наши эксперты склоняются к тому, что в качестве взрывного материала использован динамит, в каком количестве, пока сказать не могу, подрыв которого осуществлен сразу после взлета посредством радиосигнала, то ли из салона самолета, то ли с земли.

— Так ли это? — спросил Флинн.

— Да, инспектор. Это наша рабочая версия. Бомба с часовым устройством не могла бы взорваться через минуту после расчетного времени взлета. Сколько самолетов вылетают вовремя? Вероятность задержки слишком велика, особенно в это время года, в конце зимы, так что бомбой с заранее установленным часовым механизмом можно взорвать пустой самолет, стоящий на летном поле.

— Понятно, — кивнул Флинн.

— Далее, мы склоняемся к тому, что самолет взорвали с земли, а не из салона. Допустим, вы пассажир, в кармане у вас радиопередатчик, который взорвет и вас, и самолет. Нажмете вы кнопку сразу после взлета?

— Я бы сначала выпил чашку чая, — ответил Флинн.

— А вот человек, оставшийся на земле, должен подорвать бомбу сразу, пока самолет находится в пределах радиуса действия радиопередатчика.

— И каков радиус действия этой игрушки? — спросил Флинн.

— Игрушки! — возмущенно воскликнул Хесс.

— Порядка семи миль.

— Я думаю, мы можем утверждать, что у пассажиров радиопередатчиков не было, — вставил Баумберг. — Их не удалось бы пронести незамеченными.

— Радиопередатчик можно замаскировать, — ответили ему. — К примеру, под слуховой аппарат.

— Ясно, — сник Баумберг.

— То есть вы говорите, что самолет взорвал человек, находящийся в аэропорту, наблюдающий за его взлетом через окно?

— Все это умозаключения, инспектор, — ответил Ронделл. — Мы склоняемся к тому, что произошло все именно так.

— Но ведь в три часа ночи народу в аэропорту немного?

— Немного, — согласился Рансей. — Но кто-то есть.

— Инспектор, если бы вы поддерживали с нами более тесный контакт, то уже знали бы, что мы опрашиваем сотрудников аэропорта, которые работали прошлой ночью, не видели ли они кого, кто вел бы себя странно или подозрительно.

— Пока ничего?

— Пока ничего.

— Почему мы все это ему говорим? — спросил Хесс Ронделла. — Этот сукин сын только и делает, что ездит за город полюбоваться хорошей погодой да наведывается в кабаки.

— Потому что, — Ронделл улыбнулся Флинну одними губами. — Потому что теперь инспектор намерен активно нам помогать. Не так ли, инспектор?

— Да. «Когда констеблеву работу надо делать, от самого констебля проку нет». Правильно я процитировал эту фразу? Вряд ли. Надо обязательно заглянуть в первоисточник.

— Мне нравится Натан Баумберг. — Флинн сидел перед столом чисто выбритого, причесанного, отутюженного Пола Киркмана в его кабинете в отделе обслуживания пассажиров «Зефир эйруэйз». — Но я не понимаю, почему он принимает все это так близко к сердцу.

Киркман покачал головой.

— Натан — отличный парень. Очень совестливый. Прекрасно знает свое дело. И хороший друг. Но вы правы. Он очень нервничает. Боится, что ответственность за взрыв возложат на него.

— А такое возможно?

— Ни в коем разе. Самолет подготовили к рейсу как должно. Но какой-то псих подложил бомбу.

— Похоже на то.

— У меня, между прочим, те же мысли. Если я где-то дал маху, позволил психу пронести бомбу на борт самолета, меня уволят. Но моя жизнь на этом не закончится. В мире полным-полно психов. И мы не можем опознать их всех и взять под контроль.

— Психи зачастую выглядят и ведут себя как обычные люди, — кивнул Флинн. — Это — одна из составляющих их безумия.

— Конечно, у Ната дети. Я могу собрать вещички и уехать куда угодно и когда угодно. Дело в том, инспектор, что уволят скорее всего нас обоих. Наши имена теперь долго будут ассоциироваться с этим взрывом, во всяком случае, в авиационном бизнесе. Я-то смогу найти работу и в другой сфере. А вот Нат разбирается только в самолетах.

Флинн покрутил в руках незажженную трубку.

— Может Баумберг иметь какое-то отношение к взрыву?