Коммуникация

Власть коммуникации определяется способностью продуцировать собственные мысли и чувства в других людях. Она включает в себя две операции: передачу и прием, говорение и слушание. Для передачи знания, для разрешения проблем с другими людьми, для построения нормальных взаимоотношений требуется двусторонняя коммуникация.

Если вам недостает коммуникативной власти, вы не сумеете многому научиться у других людей или наслаждаться их обществом. Если же вы чрезмерно перегружаете коммуникацию, вы можете стать навязчивым, пустым болтуном, уделяющим мало внимания своим словам или тому воздействию, которое они оказывают на других.

Все источники власти взаимодействуют друге другом. Мощнейшая комбинация форм власти, используемая великими учителями, состоит из коммуникации, информации и любви. Коммуникация этих людей вдохновлена любовью к истине и любовью к людям. Они не прибегают к запугиванию и использованию контроля с целью убеждения — если их не поняли, они объясняют и пытаются понять другого. Их ученики могут сравнивать то, чему они обучаются, с тем, что они уже знают, формируя, таким образом, собственные обоснованные суждения.

Информация

Власть информации состоит в том, что она уменьшает неопределенность. Когда вы обладаете информацией, вы можете предсказывать события, а также способствовать или препятствовать их совершению. Если вам недостает информационной власти, вы страдаете от невежества. Если эта власть развита в вас избыточно, вы становитесь гиперинтеллектуалом, которому недостает эмоций.

Информация может существовать в четырех формах: науки, интуиции, истории и прозрения.

Наука методично собирает факты и подробно рассматривает явления, отмечая, как они функционируют. Наука подобна фотокамере, делающей сфокусированные и отчетливые снимки реальности. Это очень мощный источник определенности.

Интуиция схватывает поток событий. Она порождает «информированные догадки», касающиеся того, как устроен мир. В отличие от четких принципов науки интуиция имеет неясные очертания, однако она является путеводной нитью, ведущей туда, где, вероятно, сокрыта истина. Поэтому интуиция часто оказывается незаменимой на ранних стадиях важных научных открытий. Интуиция и ее продолжение — эмпатия являются наиболее значимыми аспектами обратной стороны власти, поэтому позвольте мне еще о ней поговорить.

Интуиция представляет собой способность узнать то, что лежит за пределами наших органов чувств. Мы познаем мир с помощью наших глаз и ушей, осязания и обоняния. Но мы обладаем и так называемым «шестым чувством» — интуицией, при помощи которой мы тоже можем получать знания о мире. Интуиция, или способность знать, не обладая конкретной информацией, зачастую недостаточно развита у людей, хотя она доступна всем. Без нее мы не можем по-настоящему знать, что испытывают другие люди. Без интуиции очень трудно достичь взаимности, и прочная любовь невозможна. Интуиция особенно слабо развита у людей, гордящихся своей рациональностью и желающих быть уверенными в том, что их знания базируются на разрозненных наблюдаемых фактах. Туманным, бесформенным, непостижимым путям, посредством которых интуиция проявляет себя, большинство мужчин не придает значения; они обычно рассматривают ее как форму женской иррациональности. Однако истина заключается в том, что интуиция в сочетании с рассудком обеспечивает человеку доступ к новому знанию, которое значительно выходит за пределы одного лишь рассудка (или интуиции).

В книге «Отделенная реальность» Карлос Кастанеда на чисто рациональной основе пытается опровергнуть утверждение Дона Хуана о том, что можно избегать опасных ситуаций. Действительно:

— Невозможно все время жить стратегически. Представьте, что некто поджидает вас с мощной винтовкой, снабженной оптическим прицелом: он может точно прицелиться в вас с расстояния 500 ярдов. Что вы можете сделать?

Дон Хуан посмотрел на меня с недоверчивым видом и рассмеялся.

— Ну, что вы можете сделать? — настаивал я.

— Если кто-то поджидает меня с мощной винтовкой, снабженной оптическим прицелом? — переспросил он, очевидно передразнивая меня.

— Если кто-то прячется, поджидая вас. У вас нет никаких шансов. Вы же не можете остановить пулю.

— Нет, не могу. Но я все равно не понимаю вашей мысли.

— Моя мысль в том, что вся ваша стратегия не может помочь ни на йоту в ситуации, подобной этой.

— О нет, может. Если кто-то поджидает меня с мощной винтовкой, снабженной оптическим прицелом, я просто не подойду близко к этому месту.

Интересно, что развитие интуиции фактически достигается посредством подкрепления паранойи. Причина в том, что паранойя является результатом подавления интуиции. В книге «Семейная политика» Р. Д. Лэйнг (The Politics of the Family, R. D. Laing) указывает на то, что непосредственный опыт взаимодействия людей с окружающим миром постоянно дискредитируется, признается недействительным и подменяется «официальной» версией происходящих событий. Он пишет о женщине, чей опыт говорит ей, что хотя она официально замужем (свидетельство о браке и свадебная церемония являются тому подтверждением), ее «муж» фактически вовсе не женат на ней; его поведение нарушает все пункты брачного соглашения. Он не проявляет к ней ни любви, ни уважения, ни интереса. Когда же она утверждает, что он ей не муж, ее незамедлительно отправляют к психиатру, и ее опыт (он ей не муж) объявляется безумием и дискредитируется.

По иронии судьбы такая дискредитация, когда она принимает крайние формы, иногда превращает людей в психически больных, страдающих от заболевания, которое в психиатрическом сообществе носит название параноидальной шизофрении. Когда мы замечаем, что происходит с другими людьми, и при этом наши ощущения отрицаются или игнорируются, мы фактически подавляем свои интуитивные способности. Если нелицеприятные факты жизни отрицаются, результатом (для большинства из нас, которые не сошли с ума) является то, что у нас развиваются навязчивые подозрения и дурные предчувствия, являющиеся распространенной бытовой версией повседневных параноидальных фантазий.

«Паранойя — это обостренное осознание». Это утверждение, которое я впервые сделал в 1969 году в Манифесте радикальной психиатрии (Radical Psychiatry Manifesto), в те времена даже мне самому казалось дикой идеей. Я выдвинул эту идею с целью убедить себя и других участников антивоенного движения в том, что наша паранойя по поводу Никсона, ФБР и ЦРУ является обоснованной. Сегодня все мы знаем, что эти подозрения были более чем обоснованными; более того, то, что происходило на самом деле, было гораздо хуже, чем кто-либо из нас мог себе представить, и, вероятно, до сих пор остается тайной. К примеру, недавние частичные разоблачения этой тайны, спрятанной в архивах ФБР, подтверждают тот факт, что Эдгар Хувер имел секретных агентов, проникших практически во все группы женского движения, существовавшие в стране на тот период, и проводивших агитацию.

Паранойя — это остаточное явление отрицаемой людьми интуиции. Некоторых из нас до такой степени запугали научным методом мышления и настолько привыкли отрицать все, постигнутое интуитивно, что у них не осталось даже паранойи. Существует два типа действительно безумных людей: те, кто думает, будто все остальные преследуют их, и те, кто полагает, что их никто не преследует. Оба этих типа встречаются относительно редко; у большинства из нас лишь эпизодически закрадываются подозрения о преследовании, которым мы по большей части не придаем значения. Но именно за эти последние проблески нашей утраченной интуиции нам и следует ухватиться; это станет нашим пробным камнем, первым строительным блоком в построении нашей интуитивной власти.

Давайте повторим еще раз. Знание имеет четыре источника: наука, интуиция, история и прозрение. Историческое знание приходит через знание о прошлых событиях, полученное либо на собственном опыте, либо благодаря изучению истории. Историческая перспектива может стать мощным инструментом, помогающим предсказывать события.