Вина были выше всяких похвал. Преподобный Ворксингтон, получивший в наследство от отца, деда, прадеда и прапрадеда погреб старого вина, продал его ресторану за двадцать тысяч фунтов, а завсегдатаи говорили, что в особых шкафах из пробки в погребах «Олимпика» хранится польский медок, бутылки из-под которого обросли мхом, видевшим еще Сапегу и Эпоху междуцарствия на Московии[22].

И в такое место приглашала Уинклоу таинственная записка! Неужели Томми Финнаган, воскреснув, стал миллионером? Или, наоборот, какой-нибудь миллионер заинтересовался Финнаганом и хочет вывезти его в свой клуб спиритов, в сумасшедшую Америку?

Уинклоу медленно вошел в зал, куда входили немногие, куда вас не впустили бы без фрака, будь вы даже королем Георгом (да хранит его господь!). Столик в углу подле оркестра достался Уинклоу без труда — владельцы «Олимпика» еще помнили об услуге, оказанной инспектором в деле с жемчугами лэди Пирстоун. Уинклоу решил совместить приятное с полезным — он начнет вечер тут, а затем совершит путешествие по ресторанам, спускаясь все ниже и ниже, пока не очутится на рассвете в «Морском приюте». А пока минут пятнадцать можно обождать таинственного автора записки, тем более, что Рейнвейн 83 года составляет одну из слабостей инспектора.

Часы бьют десять. Мистер Пукс-младший и доктор Роббинс входят в «Олимпик». Уинклоу сердито поднимается — неужели это Пукс прислал ему записку? Нелепая мальчишеская мистификация! Уинклоу сердито делает несколько шагов. Дорогу ему преграждает мальчишка-рассыльный:

— Вас ждут, сэр, уже две минуты.

Инспектор Уинклоу с первого взгляда узнал характерную, бульдожью физиономию лорда Смозерса. Рядом с ним? — Ну, конечно, его дочь Сюзанна, единственная в Англии Сюзанна Смозерс, спортсменка, любительница острых ощущений, помешанная на газетной рекламе, всемирно известная тем, что выигрывает все заключаемые ею, очертя голову, пари.

Но мальчик ведет Уинклоу дальше. В колене коридора, соединяющего зал и кухню, инспектор встречает женщину:

— Простите, сэр — я боялась прийти сама… чтобы не узнали… и потом я…

— Вы?..

— Я — судомойка. Я знаю, где находится Финнаган, сэр. Но мне нужны деньги, сэр. За сообщение, сэр. Очень много денег.

Инспектор сжал челюсти.

— Сколько?

— Десять фунтов, сэр. И вперед, сэр.

— Говорите! Но скорее, мне некогда.

Судомойка прошептала несколько слов, и инспектор, круто повернувшись, пошел в зал к своему столику. Боже мой, как он об этом не подумал раньше!

Проходя мимо Смозерсов, инспектор чуть замедляет шаг. Сюзанна Смозерс вскидывает длинные ресницы, в глазах загораются лукавые огоньки:

— Так вы принимаете мои условия, мистер Уинклоу?

В мозгу инспектора прыгают цифры: судомойке дано десять фунтов, а с этой дуры можно получить сотню. Уинклоу кланяется, подходит к столику.

— Вы предлагали, мисс Смозерс, пари, вы ставили сто фунтов против того, что Финнаган будет найден. Вы обещали еще сто фунтов тому, кто покажет вам…

— …Финнагана, мирно лежащего в гробу. Именно так. И?..

Инспектор позволяет улыбке коснуться его губ.

— А если Финнаган не будет лежать, а будет, скажем, сидеть?

— Тем это будет интереснее.

— Платите деньги, мисс Смозерс. Платите деньги! Через сорок минут живой и здоровый Финнаган, бежавший из полицейского автомобиля за несколько минут до столкновения, будет сидеть у меня в кабинете.

Инспектор шел по стопам великого Шерлока Холмса[23]. Он обожал театральные эффекты. Он любил поражать людей неожиданностью. И он умел делать это: выражение лица Сюзанны Смозерс искупило волнения последней недели — мисс застыла, полуоткрыв рот. В ее глазах рядом с изумлением и сомнением откровенно запрыгали гнев и зависть: ее, Сюзанну, королеву издевательств над нижестоящими, провели, над ней смеются, и завтра весь Лондон будет знать, что Сюзанна Смозерс, в жизни не проигравшая еще ни одного пари, проиграла, наконец, заклад из-за воскресшего из мертвых большевика Томми Финнагана.

Ну, как после этого можно любить большевиков?

Наконец-то мы имеем возможность представить читателю Томми Финнагана!

В комнате, не превышающей размером ящика из-под рояля, под самой крышей густо заселенного дома в Вест-Энде[24] сидит у керосинки Томми Финнаган, которого мы с вами, читатель, ошибочно считали мертвым еще несколько строк тому назад.

Томми стряпает ужин. Шестой день он сидит тут, выискивая возможность попасть на какое-нибудь отходящее судно и ожидая, пока у него (у Томми, конечно, а не у судна) отрастет борода. В его памяти бродят картины побега, тюрьмы, планы на будущее. Томми варит вкусную похлебку и мурлычет песенку. Вынужденный отдых после многих месяцев тюрьмы не раздражает Томми. Мало ли работы будет ему на континенте! А тут оставаться нельзя. Английская полиция имеет слишком много козырей в игре в порядок. Лучше работать в Европе, чем сидеть в тюрьме на острове[25].

Учитывая, что читателю известны планы полиции, автор позволяет себе опустить подробности прихода ее, волнения и догадки Томми и прямо перейти к тому моменту, когда Финнаган, поняв, что по лестнице поднимаются чужие, поняв что его, очевидно, выдали, подходит к окошку.

Прыгать вниз — безумие. Но оставаться в комнатушке, чтобы через секунды, после такой серии удач, попасть снова в лапы полиции, — тоже невозможно.

Мозг работает с быстротой пропеллера. Окошко? — Нет. Дверь? — Нет. Значит — крыша. Табуретка — на стол. Скорей! Чорт, какая тяжелая эта крышка люка! Томми напрягает все силы, Томми торопится — шаги слишком близки, чтобы можно было медлить.

Полиция, войдя в комнатку, видит только падающий табурет. Этого достаточно, чтобы понять, куда скрылся преступник. Но констэбли не торопятся. Они спокойно и методично обыскивают комнату. Наконец, один поднимает голову к люку:

— Алло, Джон! Ты его держишь?

Молчание.

— Джо-он!

Молчание.

Теперь констэбли уже не теряют времени. Очевидно, Джон не успел взобраться на крышу раньше, чем они вошли в комнату. Тогда Финнаган может убежать. Констэбли освещают фонариками всю крышу, констэбли оглядывают каждый уголок, каждое место, затемненное трубой, окнами чердака, констэбли тщательно обыскивают чердак — Финнагана нет.

Сержант бледнеет — упустить такую птицу! Сержант сбегает вниз, во двор, выбегает на улицу, чтобы по телефону сообщить о неудаче и наталкивается на двух констэблей, ведущих Финнагана.

— Он, — поясняет один из констэблей, — спустился по пожарной лестнице, а мы его ждали внизу, сержант, и поймали, как в мышеловку.

— А Джон?

— Джон не хотел затевать драки на крыше и спустился вслед за ним. Поэтому-то он и спускался так быстро, не глядя вниз, и попал прямо к нам в руки.

В Скотлэнд-Ярде Томми Финнагана ждал Уинклоу. Инспектор был спокоен и вежлив.

— Я обязан предупредить вас, Финнаган, что каждое ваше слово будет записано и может служить вам во вред[26]. Будьте добры сказать нам…

— Я не буду отвечать, инспектор. Я не скажу ничего.

— Но, Финнаган, если вы выдадите соучастников, мы сократим срок вашего заключения.

— Я этого не сделаю. У меня не было соучастников.

Инспектор открывает двери в соседнюю комнату:

— Войдите, миссис!

Джесс Финнаган входит, видит Томми. Ее лицо вспыхивает радостью:

— Мальчик мой! Томми! Значит, ты действительно жив! Значит, Мэри говорила правду!

— Жив, мамаша, и буду жив еще много лет.

Инспектор прерывает свидание. Томми должен быть еще сегодня отправлен в тюрьму. Но если мать уговорит сына рассказать кое-что, Томми, может-быть, выйдет отсюда на свободу. Инспектор внимательно смотрит на Джесс — помощник очень нужен семье, тем более, что, возможно, хозяин прачечной не захочет держать у себя на службе мать преступника. Так что…