— О, сама устроилась, а меня кинула на произволяще, — прошептал Мозговой тихонько, в самое ушко, стараясь не напугать.

— Ай, — всё же подскочила она, — ты притворялся.

— Не без этого. Иначе ты опять убежишь, цветы нюхать, — навис, обдавая горячим дыханием, он над ней.

— Мозговой, не беленись.

— Жду, понимаешь, жду, когда она меня раздевать будет, ан, нет. Пёрышки себе почистила и юрк под одеяло.

Лиза отмахнулась от его претензий.

— Тю, я ж тебя не хотела будить.

Он закрыл глаза и сложил руки.

— Разбуди, я разрешаю.

— Мозговой, позову врача, — пригрозила она.

— Угу, сейчас, — ухмылялся он, ныряя к ней. — Выкинь, на фиг, книгу.

— Ёлки палки, Тимофей, ум у тебя есть. — Пыталась она, выставив руки вперёд, остановить его пыл.

— Есть, проверь, — хмыкал он, ловя её руку.

— Если б это был ребёнок, можно назвать, — баловник, а тебя, как величать?

— Хоть огурцом, — с жаром целовал он её. — Осточертело это лечение. Всё что надо они уже вылечили. Надоело… не могу.

— Тимка, шальной, — уже не отбиваясь, сдавалась она. — Завтра домой и без никаких.

— Ягодка, как скажешь. — Огонь играл мячиком в руках, обжигая лицо и впиваясь в губы…

Лиза улыбалась, прижимаясь к горячему телу мужа, закинув руку на его плечо и гладя заживающую грудь. — Дурачок, нетерпеливый. Устал.

— Вот ещё…

— Чего-то хочется…,- потянулась она.

— Ты решила чего?

— Шоколадки хочу, сейчас бы целую съела и много не показалось.

— Сластёна. Завтра пачку куплю отрывайся. А сейчас подсластить могу. — Поймал он её язычок. — С ума спрыгнуть, как сладко. Ел бы, и ел. Как нежен твой животик.

— Угомонись и спи, оставив в покое мои жиры. Надо мне подсесть на диету, я с тобой тут ничегошеньки не делая, набрала вес.

— Сколько того весу-то одна прелесть. Восточные мудрецы считали: все беды и болезни происходят от незнания. Если ты не представляешь, что происходит в твоём организме, как можно лезть в процесс.

— То есть.

— К примеру, цветы любят влагу, это факт. Их нужно поливать хотя бы пару раз в неделю, но попробуй так поливать кактус и о, горе, он пропадёт.

— Я тебя поняла, издеваешься.

— Ну, что ты, лапушка! Просто, что хорошо одному, другому может нанести вред.

— Перестану, вообще есть, перейду на сок.

— Сдурела. Сходи к специалисту, тебе скажут, что добавить в рацион и чего убрать, если уж тебя это так волнует. У меня зам, имея в наличии молодую жену красавицу, как увидел, и сразу перехватило дух, точно загипнотизированный. Так вот он, боясь поправиться, ел только чёрный хлеб, а этот продукт ему был противопоказан и много там ещё чего у него накопали такого не совместимого.

— Это он вам подсказал на счёт специалиста, Тимофей Егорович? — перейдя на официальный тон, села она, неловко содрав с него одеяло.

— Ты чего? — повернулся к ней потрясённый Мозговой.

А она, поджав губы, и искусно изображая ревность, пошла на него в атаку. Её умные глаза спрашивали:

— С чего это ему с тобой о весе рассуждать?

Тот поднял плечо и заинтересованно спросил:

— К слову пришлось, а что?

— С подружкой жены тебя ещё не знакомил. Может она тем специалистом и является? «Жизнь за минуту счастья!» Захотелось иметь, а?

Мозговой развеселился:

— С чего, думаю, она, как ужаленная завертелась. Теперь понятно. Никогда не думал, что ты ревнива. Всегда казалось тебе по барабану… — Его глаза смеялись, а руки плотнее прижимали к себе.

— Это не ревность, — загорячилась Лиза, — это…, это рассуждения. — Помедлила с высказыванием она, подбирая подходящие слова.

— Рассуждения?

— Да, — пыталась нащупать свои появившиеся пухленькие складки Лиза.

Конечно же, он заметил и тут же вылил ведро бальзама на её душу:

— Лизка, оставь в покое свои прелести. У каждого своя жизнь и своя голова на плечах. Ему хорошо там, мне здесь. Он возможно ещё в поиске, я своё уже нашёл, надеюсь, ты тоже.

— Тебя послушаешь, правда поверишь… — Прильнула она к нему.

— С чего тебя в такие отступления бросило?

— Ну, тебя.

— Это всё оттого, что долго не любил тебя по полной программе, — прикусил он губами её ушко.

— Спи баламут, а то слово за слово и опять понесётся. Солидный же человек, а ведёшь себя, как мальчишка.

— Не преувеличивай. — Он неожиданно прыснул смехом. — Не могу, вспомнил, как мы в колхозе подшефном помогали.

Она не могла не улыбнуться.

— Это там, где Дубова бык — гомик гонял по селу.

— Угадала, — хохотал он.

Она вторила его смеху, с трудом выговаривая сквозь слёзы:

— Глупые смеялись, а ведь могло всё плохо закончится в той истории.

А Мозговой, не обращая внимания на её слова, знай себе хохочет:

— Чем ему именно Илья понравился, не врублюсь, но пока Дубов не шевелится, и он стоит, жуёт, влюблёно на него посматривая, как только тот двинул, бык за ним. Мы орём, — прыгай на забор. Тот сиганул. Быку не понравилось, он плюнул нам всем в лицо и забор на рога, Илья грох на ту сторону в чей-то палисадник. Выбегает злющая баба и с кулаками на нас, не хуже быка. Выбор не большой. Баба — бык. Но мы нашли третий вариант — кинулись врассыпную. Нас же много, а он опять нашёл Дубова и за ним. Картина неописуемая. Несёмся по деревне пыль столбом. Нас человек десять, влюблённый бык и баба с поленом. Нет не так. Впереди всех Дубов, за ним бык, следом мы, за нами баба с поленом и со всех сторон собаки. Ой, что было, век не забыть.

— Голубой попался вам бычок, — икая от хохота, заметила Лиза.

— Тогда этого не понимали, но хохоту было до коликов в животе.

— Помню, как председатель колхоза жаловался на вас представителю деканата, за травлю животного и нанесённый селу ущерб. Как его остановили тогда?

— Собаки помогли. Со всего села нёсшиеся за нами хвостатые, окружили его. И пока они на нём, упражняясь гавкали, мы в пруд все залезли и, переплыв на тот берег благополучно, скрылись в лесу. Бык не догадался по берегу озеро обойти.

— Жаль, что та баба не догнала его и не подсказала, — кольнула она.

Он не остался в долгу и напомнил.

— Смешно ей, а помнишь, как пахло сено за деревней на лужку.

— Какой разброс воспоминаний. От быка к сену, — опять съязвила она, пытаясь выкрутится. Ей это было сейчас совсем ни к чему.

— Не виляй, помнишь или нет?

— Помню.

— Сухие травинки, запутавшиеся в твоих волосах, сухая ромашка на плече и ты раскинувшаяся на постели Берендеев.

— Мозговой, не вгоняй меня в краску.

— Ягодка моя.

— Не сопеть.

— Сеном пахнет, — принюхался он.

— Полевыми цветами. Шампунь, — уточнила она, рассеивая его грёзы.

— Неважно и ты тут рядом со мной…

Сюрпризом к его дню рождения был приезд Дубова с Таней, про который он узнал, только вернувшись вечером домой. Семья налетела с поздравлениями и шариками, встречая на входе. — Папуля, дедуля, мы тебя любим, — целовала Тимофея во все щёки родня. Стол ломился от вкусной еды и хорошего вина, добрых улыбок и счастливых глаз. Тосты взрывались смехом, а разговоры плавно переходили в песни. Семья праздновала, жила и разрасталась.

Лизонька, выскочив из-за стола, побежала в ванную. Таня и Лизавета Александровна, переглянувшись, поспешили за ней. Лизонька стояла, наклонившись над раковиной, плескала на грудь и лицо воду. — Плохо мне, — прошептала она белыми губами.

— Мы догадались, что не хорошо, — пролепетала мать.

— Ты к врачу ходила? — с ходу взялась за неё Елизавета Александровна.

— Нет.

— Куда твой муж только смотрит, я ж говорила с ним на эту тему, — осерчала она.

— Что у тебя болит? — наклонилась над дочерью Таня.

Та, отплёвываясь от воды, промычала:

— Ничего. Просто плохо.

— Как плохо? — уточнила свекровь, схватив полотенце и держа его на вытянутых руках.

— То мутит, то горячей волной окатывает.

Переглянувшись, женщины хором выдохнули: