— Родители.

— Это жена командира нашего, — поспешил прояснить ситуацию начальник штаба.

— Очень приятно быть знакомым девушки с таким именем. Тимофей Егорович, — представился Мозговой. — Много наслышан…

— У меня сын Тимофей, тоже редкое имя, свекровь назвала.

— Да, редкое… — Замолчал он, рассматривая костёр.

Разговора не получалось. Лиза нервничала не в силах придумать повод, выруливший бы ситуацию в нужное ей русло. «Драгоценные минуты убегают, скоро придёт Илья и меня отправит отсюда домой. Придётся идти в лоб и начинать с того, что я о нём знаю». Она в отчаянии посмотрела на Мозгового.

— Здесь ходят легенды о вашей любви Тимофей Егорович, — решилась, откашлявшись, она.

Он откликнулся не сразу, словно был где-то далеко.

— Надо же, поражён. Выходит, помнят не о страшных условиях жизни здесь, а о любви. Честно, удивлён. Так о чём ты девочка хотела спросить?

Лиза воодушевилась и расширила вопрос:

— Это легенда «Затона» или вы с другом, точно из-за одной девушки сюда попали? Ой, извините, я глупая не должна была об этом спрашивать? — напугалась она, встретившись с его чёрными от горя глазами.

— Ничего. Давно это было, ноет, но уже не смертельно. Действительно любили одну девушку. Никуда не отвертишся. Но она выбрала меня. Бедовый был, тот ещё ухарь. У нас с ней всё уже было. Мать её в ночную смену заступает, а я к ней шасть ну и ночка в звёздах. Друг поняв, отступил.

Воспользовавшись тем, что он заговорил и как раз о том, что ей подходит для её дела, Лиза, торопясь, всунула свой вопрос.

— Тимофей Егорович, а здесь женщины не сидели?

— Было немного. Стирали, готовили для охраны. Вот тут-то мой друг Илья и встретил свою долю. Влюбился среди этой грязи и мерзлоты. Только его любовь оказалась ещё страшнее моей.

— Потому что лагерь?

— И это не последняя ложка соли, но дело в другом. На девушку положил глаз охранник, а она выбрала Илью. Как не скрывались, засёк он их. Но поздно, она беременная была. Отрывался он за это на Илье, натравливая бандюков. Что только не придумывал, в болоте топили и кости ломали. Вспомнить страшно, что ему тут тот охранник уготовил. Выберет день, что полютее. Выведет на тот ещё мороз и, заставив разуться, ставит на лист железа голыми ступнями. Тот встанет и, естественно, прилипнет. А он его с хохотом толкает. Жуть. Вся кожа остаётся на железе, а Илья потом с окровавленными ступнями ходит. Девчонка молоденькая, за ерунду какую-то попала. Мать с огорода колхозного огурцы воровала, чтоб детей протянуть, отец от ран вскоре после войны умер, выгребались, как могли. Вот девчонка и пошла по зонам вместо неё, чтоб семью по детдомам не растащили. Где-то на этапе тоже приглянулась конвоиру, оказала сопротивление, её и отправили сюда на науку. Симпатичная была, беленькая, на тебя чем-то похожа. Тучи над ними уже сходились, а им всё нипочём. Помню, приползёт на карачках с работ, отлежится, и понырял к своей Танюшке.

— Господи, — прижала руки к груди Лиза. Стараясь не показать затуманенных слезами глаз. — Вы упоминали, про её беременность, что стало с ребёнком?

— Не знаю надо ли о таком рассказывать?

— Почему?

Он поковырял палкой в костре, тяжело вздохнул:

— Страшно то, что случилось дальше.

Лиза, боясь не услышать, дрожащим голосом настаивала:

— Это уже история, какая бы она ни была, её надо знать.

— Ну хорошо… Пьяный охранник устроил им публичное истязание. На что может, решиться пьяный мужик, тебе в жизни довелось слышать или наблюдать такое?

— Да, было у соседей. Такое светопреставление частенько, что просто ужас, — подтвердила Лиза.

— Вот, а тут ещё пьяный с карабином. Он насиловал у Ильи на глазах дохаживающую последний месяц перед родами Таню. Илья бился об стенку кулаками и головой, потом та мразь… пинала его ногами, страшный и полуживой приполз в нору. Тот ворон, конечно, добивался, чтоб Илья бросился на него, и тогда уж спокойно пристрелить. Но Илья стерпел. Сама понимаешь, Таня умоляла терпеть. Ведь наш статус здесь не был людским. Мы были ничто. Но мы старались, не смотря на то, что нас поставили на колени остаться людьми, хотя бы промеж себя. Вечером родилась девочка, прямо здесь, на «Затоне». Назвали мы её с Ильёй Лизой. Утром выяснилось, что Таня умерла. Девочку увезли в приют. Следы её затерялись, а Илья до сих пор её разыскивает. Надеясь, за тот промежуток времени, что выдаст ему жизнь, найти её. Вот такая история связала «Затон» с твоим именем.

Слёзы уже невозможно было спрятать или сдержать. Да она и не старалась это сделать, и они текли по щекам, собираясь отворотом воротника свитера. «Вот тебе и тихая любовь», — кольнуло сердце. В голове стучало: «Это важно, очень важно, что человек только ради любви способен превозмочь те страшные невыносимые обстоятельства, которые рухнули на его плечи. Сильнее этого чувства нет и безумнее тоже. Ведь именно под воздействием любви Илья и Тимофей преодолели весь этот кошмарный ужас».

— Я расстроил вас?

— Всё нормально.

— Вы рыдаете? Не следовало мне старому дураку рассказывать вам всё эту жуть. Это всё услужливая память…

— Такая реакция последовала бы у любой другой женщины.

— Наверное, ты права. — Обращаясь к ней, он постоянно плавал между вы и ты, сам не замечая этого.

— Вы не помните случайно, где её похоронили? — умоляюще посмотрела она на него. — Её же должны были где-то похоронить?

— Милая детка, где и всех под настилом в болото, дорогу мостили. Как мы ни старались достать тело и похоронить сами, иногда случалось, выкупали и хоронили отдельно по берегу реки, не получилось у нас.

— Там я и нашла кости. — Рассеянно махнула она рукой в сторону берега.

— Нет, не отдал, ему видно даже мёртвая она досаждала.

— Разве это любовь?

— И такая она бывает. Так его раздирало, что она не ему досталась.

Увидев спускающегося по тропинке мужа, Лиза, поспешила вытереть мокрое от слёз лицо. Вернувшийся с Никитиным Илья, принёс ватник, стёганые брюки, шапку ушанку и сапоги.

— Мы захватили показать экипировку и упакуем в мешок, — продемонстрировал Илья ватник.

— Вот, — вертел, принесённую одежду прапорщик и грохал перекинутыми через руку кирзовыми сапогами. Мол, как картинка.

— Что надо ребята! Спасибо. — Поблагодарил, поднявшись им навстречу, гость. — Майор, я жену тебе расстроил немного.

Тот внимательно глянул на Лизу. Удивился. Но промолчал.

— Ничего страшного, — улыбнулась Мозговому Лиза, стараясь не смотреть на мужа. — Я пойду, очень рада была познакомиться. Вы даже не представляете, как важно для меня, то о чём вы только что рассказали.

— Взаимно, детка, — приложил он её ручку к своим губам. Не думал, что наша разорванная в клочья жизнь кому-то будет интересна, и уж тем более, молодым.

Бросившийся за женой Илья остановил почти бегущую прочь Лизу.

— Лиза, с тобой всё в порядке?

— Я доберусь сама, родной, обещаю, всё расскажу тебе, но завтра.

Лиза шла не чувствуя под ногами вымощенных дорожек. Если б могла, она никогда на них не наступала. Вот всё и открылось. Именно отсюда началась её нескладная жизнь. Значит, не зря ей мерещились здесь, девочки той, ставшей её мамой, глаза. Но теперь она знает, где искать отца. Ничто не происходит просто так. Одно тянет за собой другое. Спустя столько лет судьба закинула её на место рождения, любви и гибели матери.

— Здесь жил отец, — упала она на колени перед выпиленной в вечной мерзлоте полуразрушенной землянкой. — Отсюда он бегал к ней, Тане, на свидание. Они рисковали, чтоб хоть на минутку, упав в объятия друг друга, забыться. Оттолкнув эту страшную, дикую жизнь от себя и любимой девочки, на миг стать просто мужчиной и женщиной. Тихая любовь, несмотря на страсти кипящие тут. Именно такая у них и была. Вспыхнула яркой искоркой и сгорела. Не сама сгорела, сожгли. Где теперь она лежит, под каким куском дороги тлеют её косточки, сколько чужих торопливых ног, может, и моих, беспокоят её прах.