— Ты прав Тимофей, можно и расширяться теперь.

— Это хорошая мысль, если в доме или подъезде будут продаваться квартиры, купи нам с Лизой, да и ребятам не помешает иметь здесь жильё. А при таком бардаке будут продавать непременно.

— Тимофей, может забрать внука у Илюхи с Лизой на ночь, а то ведь икру метать будет сынуля твой, он вчера только из Калинина приехал или как там он теперь называется. Тверь.

— Вот глючило тоже наших боссов переименовывать старые названия городов. Построй новый и называй, как душеньке угодно.

— Теперь эти же деятели торопятся быстрее всё поломать и переименовать с точностью до наоборот. «Восстановить справедливость»- это теперь называется.

— Кончай мальчики про политику и побежали баиньки, перелёт тяжёлый был всё-таки. Тимка брыкался, а спит без задних ног. — Позёвывала Елизавета Александровна.

— Что решили с Тимкой? — потёрла слипающиеся глаза Таня.

— Спит, пусть спит себе. У Ильи всё впереди. Заберёт с собой Лизоньку, отведёт душеньку, а Тим останется у вас. Пошли по норам. — Решил Мозговой поставить последнюю точку. — Дубов ты им сделай нормальное жильё. Не слушая этого лопуха, выйди на кого надо.

— Я так и сделаю. Спокойной ночи.

Лиза долго ворочалась около похрапывающего Тимофея, не в силах, не смотря на усталость, уснуть. Вечерние посиделки подняли давно минувшее. Вспомнилось, как поздним вечером шли к прячущемуся в завораживающей зелени озерку. Купались нагишом в разогретой за день воде. Лиза, не умея плавать, бултыхалась у мостков. Тимка мерял саженями озеро вдоль и поперёк. Вечерняя прохлада обнимала её мокрое переливающееся жемчугом в лунном свете тело, но холодно не было. Тимка спрятав её в своих больших руках накрывал обоих курткой. Собирая капельки губами с её лица и груди, он прижимал её к себе, отдавая тепло. Чувство, что их двое тут, забрасывала на Луну. Только он и она. Здесь. Сейчас. Не смотря на то, что впереди была целая ночь, Лиза всё равно была жадна до его ласк, не собираясь терять время попусту. «Мой», — шептала она, еле удерживаясь на подгибающихся ногах. А в озере мигала ей смешливая луна, кружимая хороводом хохотушек звёзд. Забывшись, она прошлась рукой по Тимофею, мигом среагирующего на это.

— Ягодка, ты почему не спишь? — потянулся он к ней.

— Вспомнила, как мы с тобой купались в озере нагишом. А потом ты с жаром грел меня на мостках.

— Ах, куда завели тебя сегодняшние вечерние разговоры. Как те мостки выдержали наши купанья, загадка. Повторим?

— С ума сошёл.

— А в чём дело. Забрыкаемся в Илюхину ванную, накупаемся, кровать за мостки сойдёт. Куртка на вешалке висит. Чем не решение…

В понедельник, посадив зятя на электричку на Калинин, грызть науку в академии, Дубов поехал в Министерство. Дел срочных не было, он решил уделить побольше время семье. Вернувшись, домой на обед, и плодотворно пообщавшись с Мозговым, мужики надумали таки ехать к Борису. Залив во флягу коньяк, отправились искать домоуправление, где работал домоуправом «друг» Боренька. Найдя тот двор, долго сидели в машине, у подъезда, где размещалась контора домоуправления. Не решаясь нырять в прошлое. Не так это оказалось просто. Был момент, когда хотели плюнуть на всё, как советовал сын и уехать. Но, всё же хлебнув из фляги по глотку, вышли. Телохранитель Дубова подал знак, что Борис на месте и один. Самое время посмотреть на него и себя показать.

— Что, брат — Илюха, пошли, посмотрим на кореша нашего Бореньку.

— Давай, брат — Тимофей, рискнём, сплаваем.

Домоуправление располагалось на первом этаже. В стандартной однокомнатной квартире. Окна выходили на противоположную от выхода сторону, и поэтому Борис не мог видеть министерских машин. Обставлено оно было старой отстоявшей уже все свои сроки мебелью: разномастные стулья, пара столов, старый шкаф без одной дверцы, красный телефонный аппарат с наборным диском. В углу, у окна серый сейф, с огромным раскидистым цветком. За одним из обшарпанных письменных столов этой обклеенной обоями в цветочек комнаты, сидел лысоватый мужичонка с прокуренными усами. На носу орлиным взглядом поблескивали очки.

— Товарищи, сегодня приёма нет. Прошу освободить помещение.

Посетители, не реагируя на ворчание хозяина кабинета, продолжали путь к заветному столу.

— Там табличка висит. Распорядок работы. Часы приёма ясно прописаны. Читать обучены. — Скинул он очки в неудовольствии на нос, чтоб лучше рассмотреть нахалов.

Сложив руки один на животе, а второй засунув поглубже в карманы, они подошли почти вплотную к напыженному объекту.

— Товарищи, но зачем безобразничать. Я ж вам популярно обрисовал ситуацию, — поднялся домоуправ. — Интеллигентные с виду люди, а простого понятного слова не понимаете. Может мне милицию вызвать, если вы слов не понимаете. Я уж и не знаю, как с вами говорить.

— Не знаю, как ты, а я от этой суки шизею, — посмотрев на Дубова, процедил сквозь зубы Тимофей.

— С милицией, это он круто завернул. — Согласился с другом Дубов.

— Знакомая дорожка.

— Напугаемся или нет?

— А пошёл он… Остаёмся.

— Я тоже так думаю.

— Вы забываетесь товарищи, где находитесь, — погрозил им Борис, перекидывая взгляд с одного на другого. — Я приму меры. Не думайте, не шучу…

— Он не шутит… Дьявольщина, — вдруг мотнул головой Тимофей. — Вот жили же столько лет себе, не тужили, и не нужен нам был этот червяк. Скажи, дружище, на кой чёрт он нам сегодня сдался?

Илья пожал плечами.

— Время шалопутное, наверное.

— Бродячее, ты хотел сказать, всю муть подняло.

— Вот-вот. Ни к чему клоп этот, конечно, раздавить и всё.

— Давить? Вони много. Но посмотреть-то мы на него можем. Лысенький, кругленький… — Отрывались они, на пялившем на них глаза, непонимающем ничего мужике.

Чем дольше Борис на них смотрел, тем белее становилось его лицо, а пальцы рвали на шеи пуговицы рубашки.

— Живы, оба, — выдохнул он, потянувшись к графину.

— Смотри Илья, узнал.

— Живы… — шептали его застывшие с синевой губы.

— А ты надеялся, концы в болотах отдали.

— Живы оба… — повторял и повторял он.

— Заело его Тимофей. Не иначе стукнуть требуется для профилактики.

— Это я не вас в воронок засунул, себя живьём смолоду трупом, прахом сделал. Дня не проходило, чтоб не вспоминал вас и своё скотство.

— Как трогательно, я прослезился, Илья. А ты?

— Похоже, я тоже сейчас слезу выдавлю. Может его пожалеть надо, Тимофей, а мы такие не чуткие.

— Куражится можете, сколько угодно, но это правда.

— Правда! Тогда скажи за что? — громыхнул по столу Тимофей.

— Не поверите, любовь проклятущая дышать не давала. Ну что смотришь, — подсунулся он к Тимофею. — Да, за Лизку. От любви и тоски, и моё сердце не застраховано. С ума сходил, когда увидел, как ты из её окна выныриваешь. Я жениться хотел, а ты всё испаскудничал.

Тимофей с Дубовым переглянулись. На их долю довелось жить во времена доносов. Они не по книгам знают, чего они стоят и как, и чем за них доводилось расплачиваться. И вот сейчас ещё раз убедились, что доносами движет зависть. Мозговой зарычал. Руки крыльями взлетели к потолку.

— Сучонок, Илья тоже Лизу любил, но ему такое в голову не пришло сочинить, а ты отмазку нашёл. Любовь у него проклятущая. И не любовь у тебя была, а зависть.

— Дурак был, на что мне та девка была, баб что ли мало, все беды из-за сук этих. — Разнылся домоуправ, пытаясь найти в них понимание.

— Вот, вот Тимофей правильно говорит, такие, как ты не способны любить, — саданул кулаком о ладонь Дубов.

— Пусть я… Пусть меня… Илью, мразь, за что за мной на нары отправил? — Взял его за лоцканы пиджака Тимофей.

— Отпусти. Задушишь. Сердце у меня, — захрипел тот, тараща от страха глаза.

— Неужели. У тебя ещё оно и болеть может, с чего такая роскошь?

— Работа вредная у него, Тимофей. — Ухмыльнулся Дубов.