– Он приходил ко мне прошлой ночью… мой дорогой мальчик, – прошептала она. – Я выпила чай из тысячелистника с розмарином, как обычно, но на этот раз увидела сон. Как будто он был рядом со мной и улыбался. Я чувствовала его руку в своей руке. Потом он поднялся на большой парусник, помахал мне рукой с палубы, и корабль медленно поплыл по реке и скрылся за горизонтом. Я проснулась в слезах, которые текли по щекам, но не с печалью, а со спокойной душой. Он попрощался со мной, и я знаю, что ему так хорошо и что он ждет там меня, когда настанет мой срок… Как мне тебя благодарить?

Агнес склонила голову:

– Вы уже это сделали. Вы приняли меня и проявили ко мне участие, тогда как многие другие указали бы мне на дверь. Вы научили меня читать и считать и еще многому. Это я должна вас благодарить.

– Ты будешь заботиться о моем сыне… и о тех, кто у вас родится. Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Никто не причинит вреда моим детям… будьте уверены, или им придется иметь дело со мной.

– Я так и думала, – улыбнулась Сюзанна. – Теперь отдохни. Завтра ты займешь в Уинтергилле новое положение, а я с радостью удалюсь наверх, в свой салон. Мы с тобой не были рождены для фермерской жизни, но пришли к этой работе разными дорогами, верно? Любовь в конце концов уравнивает всех.

Утром на Рождество ветер разносил звуки церковных колоколов по всей долине до вершин холмов, но Джекоб проснулся с восторгом на рассвете еще задолго до того, как их радостный перезвон наполнил окрестности. Это был день, когда все должно было начаться, когда должны были осуществиться все его планы.

Он был очарован романами мистера Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба» и «Рождественская история» давно, еще когда читал эти книги вслух в лагере землекопов. И теперь он решил сделать этот день особенным для горнорабочих и их семей, которые расположились на склонах холма возле фермы. Праздник не должен превратиться в очередную пьянку, заканчивавшуюся ужасными драками с разбитыми в кровь лицами.

День этот был священным не только из-за рождения Христа или потому, что дочке Мэри исполнялся годик, и не только потому, что это был особенный день, когда люди могли нарядиться в лучшие одежды, твидовые пиджаки, цилиндры, шелковые платья, явиться в церковь в новых замшевых перчатках, но и потому, что они проявляли добро ко всем людям, богатым и бедным, грубым и воспитанным. В этот день по всему дому должен витать запах жареной птицы и сдобных булочек, пудингов и прочих лакомств, а люди должны славить Всевышнего. Закрылись ворота фабрик, ставни городских лавок, и Джекоб надеялся, что и железная дорога заглушит свои паровозы в честь праздника.

Приготовления начались уже давно, с откармливания для рождественской выставки их лучшей шортгорнской телки. Конечно, он не мог и надеяться, что она составит конкуренцию знаменитой крейвенской телке преподобного мистера Карра, которая весила больше тонны, но и телка Джекоба была подготовлена для выставки, вычищена и вымыта, а ее копыта отполированы до блеска. Тогда, после парада, в память об удачном дне он заказал ее фотографию с красивой розеткой на роге. Он так гордился своей любимицей, что даже попросил местного художника написать ее в полный рост, чтобы потом повесить на стену в раме.

Агнес все время просила его заменить рисунок, висевший над камином, которым так гордилась его покойная мать, мол, некрасивый, какие-то черные штрихи и все. Он пытался ей объяснить, что этот набросок сделан рукой знаменитого художника, но она не понимала. Вот он и решил в качестве сюрприза для жены повесить над камином изображение телки.

Джекоб проследил за тем, чтобы всю прислугу и доярок отпустили в деревню к родителям и чтобы землекопы, живущие возле железной дороги, тоже получили время на празднование.

День Рождества всегда предназначен для визитов и застолья, но начинаться он должен с молитвы, и об этом прихожанам напоминали колокола. В Уинтергилле все жители ходили либо в англиканскую церковь, либо в методистский молитвенный дом – белые или черные, овцы или козлища. Между ними существовали постоянные распри. Не было даже мелочей, в которых они пришли бы к согласию. Но поселки землекопов, протянувшиеся вдоль новой железной дороги, были совсем другой страной, джунглями, где жили язычники и отчаянные драчуны. Им было плевать, какие к ним приходили проповедники, если они говорили утешительные речи, сидели до конца с умирающими, учили детей грамоте.

Все должны получить хоть чуточку радости от Рождества, думал Джекоб, прежде чем они пропьют заработанное тяжким трудом жалованье и оставят голодными свои семьи. Надо было чем-то расцветить этот особенный день для землекопов: например, церковным шествием в рождественское утро или чем-то другим, чтобы напомнит всем о рождении Христа. За месяцы его идея выросла от крошечного горчичного зернышка до могучего дерева, и в это утро они покажут свой сюрприз.

Он заставил прислугу пораньше встать, расколоть лед на лохани для умывания, выманил самых ленивых из постели лучшей овсянкой, велел всем тепло одеться и закладывать подводы для поездки в ближайший поселок землекопов.

– Мне тоже надо ехать? – зевая, спросила Агнес, не торопясь выбраться из-под теплой перины. – В рождественское утро и так много работ по дому, если мы хотим сесть за праздничный стол еще днем, до темноты.

Джекоб всегда баловал жену, но тут она должна была показать всем пример. В последнее время она ленилась ходить на молебны, жалуясь на недомогание или головную боль. Он не задавал ей вопросов и ничего не говорил, хотя знал, что она была здоровая как лошадь и в любую погоду отправлялась в свои странные экспедиции.

– Вставай, солнышко. Сегодня мы едем славить Господа в поселок землекопов под Уинтергиллом, и мне нужно, чтобы ты была рядом. В это радостное утро домашние хлопоты могут подождать, – сказал он. – К тому же я приготовил для тебя в холле особый сюрприз; он принесет тебе и маленькой Мэри много радости во время ваших прогулок.

– Какой сюрприз? – улыбнулась Агнес, закручивая в пучок свои черно-белые волосы.

Он любил смотреть, как она одевалась, на все эти кружева и рюши, как умащивала розовым маслом свою пегую кожу. Некоторые члены их общины считали, что она одевалась слишком легкомысленно – в огненно-красный плащ, такие же шляпки и зонтики. Она не походила на жену фермера, и в этом заключалась прелесть их брака: он никогда не знал, что она выдумает в следующую минуту, куда направит свою энергию. Она родила ему сыновей – Тома, Джозефа и Уилла, а теперь к их радости добавилась еще малышка Мэри. К его огромному удивлению, ее союзницей стала его родная мать, и они вдвоем заботились об огороженном кусочке сада, где росли лекарственные травы. Кое-какие из ее странных ритуалов ему не нравились, но он списал это на женские прихоти и больше не возвращался к этой теме.

Агнес сбежала по лестнице, стремясь поскорее увидеть свой подарок, и остановилась перед ним, озадаченно качая головой. Это была маленькая повозка со спицами в колесах и мягким сиденьем для ребенка, накрытая плотным тентом.

– Тебе нравится? Я скопировал это из «Иллюстрейтед Ньюс». У самой королевы нет лучше… Мэри может удобно сидеть, а ты будешь ее везти во время прогулки.

Агнес улыбнулась.

– Это… шикарно, Джейк. Теперь мы сможем долго гулять. Еще на нем можно возить растения для сада.

– Как угодно. С Рождеством тебя! У тебя первой в долине появилась детская коляска, – засмеялся он, довольный тем, что одобрил необычную идею. – Если не возражаешь, я чуть позже приду с ней в поселок. Тут у меня много хлопот по дому, а ведь нам нужно вовремя пообедать.

Цепочка повозок двинулась в путь в темноте, когда еще только занимался рассвет. Лиловые и желтые полосы на небе предвещали устойчивую погоду. Когда небольшой караван подъехал к поселку землекопов, в воздух уже поднимались дымы, кричали петухи, а меж деревянных лачуг бегали цыплята. Их встретил яростный лай собак, привязанных к лачугам с наветренной стороны. Несколько верующих все-таки ждали их, притоптывая ногами и закутавшись с головой в теплые шали; мужчины в сапогах и кепках держали корзинки с текстом гимнов, дети уже играли в салки на грязной дороге.