Гэвин потянулся, словно ленивый кот, расправил спину и плечи, приподнявшись на локтях.

– Нет, Фиона, ты не только доставила мне удовольствие. Ты меня поразила и восхитила. Я никогда не чувствовал ничего подобного!

– Я надеялась, что тебе понравится, – призналась она, поглаживая его вспотевшую грудь.

Он обнял ее и поцеловал в макушку. Фиона прижалась к любовнику, лаская его всем своим телом. Было что-то порочное, греховное в том, что она прикасается к его голой коже, оставаясь полностью одетой. Судя по его хриплым, гортанным стонам, Гэвин, по всей вероятности, чувствовал то же самое.

– Гэвин, – пробормотала Фиона довольно робко. – А теперь ты можешь доставить удовольствие мне?

Они вместе сняли с нее одежду. Гэвин схватил ее руку и прижался губами к ладони. Поцелуй его был таким нежным, почти благоговейным, словно она была сделана из драгоценного хрупкого стекла, как тот флакон с духами, который Фиона получила в подарок.

Гэвин раздвинул коленом ее ноги и лег между ними. Фиона радостно ожидала момента, когда они снова воссоединятся в одно целое. Он вошел в нее с напором, одним толчком заполнив все пространство внутри. Фиона застонала и выгнула спину, чтобы он вошел еще глубже. Ее страсть росла. Она прижималась к Гэвину и целовала его лицо, шею, плечи. Их сердца бились синхронно, как одно.

– Фиона, любовь моя, – бормотал Гэвин, погружаясь все глубже.

«Любовь моя?» От этих слов у Фионы на глаза навернулись слезы. Он вовсе не это имеет в виду, отругала она себя. Он сказал это в пылу страсти.

Все же эти слова запали ей в душу так же прочно, как его плоть овладела ее телом. Защитная оболочка, которую Фиона когда-то выстроила с таким тщанием, дала трещину и она позволила себе то, что прежде считала невозможным.

Он целовал ее, каждым толчком продвигаясь все глубже. Фиона удерживала его напряжением внутренних мышц. Нежность во взгляде Гэвина обжигала ее сердце и душу.

Она еще шире раздвинула ноги и стала двигать бедрами в такт его ритму. А Гэвин все убыстрял темп, желая, чтобы она скорее добралась до вершины. На конец Фиона вскрикнула от наслаждения и в изнеможении закрыла глаза.

Ее тело все еще содрогалось, когда она почувствовала, что и он достиг самой высокой точки.

Оргазм закончился, но Фиона продолжала крепко удерживать Гэвина внутри себя. Она почувствовала, что он прижался лбом к ее лбу, и, открыв глаза, увидела, что он смотрит на нее так, будто не может оторваться. Она утонула в этом взгляде, чувствуя, что связана с ним больше, чем физически, больше, чем просто эмоционально.

Время остановилось.

Огонь страсти все еще был виден в глубине глаз Гэвина, но взор его был полон нежности. Фиона уткнулась лицом в плечо любовника, вдыхая знакомый запах. Возможно, в древние времена люди нашли способ создавать разнообразные духи, но этот запах был ни с чем не сравним, и она заплатила бы любую цену, только бы всегда ощущать его.

«Это, – думала Фиона, – самый идеальный момент.» И она твердо намерена наслаждаться им как можно дольше. Улыбаясь, она задремала, и эта улыбка все еще блуждала на ее губах, когда она проснулась. Поднявшись, она и Гэвин двинулись обратно в замок.

И все же невозможно было не задуматься о том, что только что произошло между ними. Ничего подобного с ней никогда не бывало. То, как Гэвин заставлял ее чувствовать, какая доброта пряталась за его почти грубыми приказами, какая нежность скрывалась за его суровой внешностью – все это было для Фионы внове.

Внезапно она призналась себе в том, о чем давно подозревала. Вопреки ее стараниям оставаться бес страстной по отношению к графу Киркленду, это случилось.

«Я люблю его».

От этого открытия у Фионы закружилась голова, и она почувствовала, что теряет сознание.

– Осторожно, Фиона! – Сильные руки Гэвина подхватили ее, чтобы уберечь от падения.

Но надолго ли хватит благородства у этого человека ограждать ее от всякой опасности? Холодная, жестокая реальность сжала сердце Фионы, и она вновь пошатнулась.

Запах жареного мяса привлек внимание Эвана. Утром он поймал в силок двух зайцев, освежевал их и теперь они готовились на вертеле над пламенем костра. Когда Уильям вернется из деревни, у них будет прекрасный обед.

Для дальнейшего существования Эвана и его людей любые сведения были очень важны, а Уильям был его лучшим лазутчиком. Мало кто обращал внимание на худенького паренька, который незаметно прогуливается по деревне, прислушиваясь к разговорам. Лето подходило концу, и было необходимо знать, урожай каких злаков и овощей будут собирать и где его намерены хранить.

Как любой глава семьи, Эван знал, что надо закладывать запасы на зиму для себя, своей матери, для своих соратников и их семей. Поскольку у них не было больших участков земли для выращивания хлеба, надо было как-то доставать то, что необходимо. И подобно тем, кто честно трудился на своих полях, нужно начинать запасаться провиантом как можно раньше.

Внезапно налетел порыв ветра, но и костер и сам Эван были хорошо защищены. Вокруг летали и щебетали ласточки, однако мысли Эвана были заняты более важными делами, чем пение птиц.

Шорох в кустах заставил Эвана положить руку на эфес меча, но это оказался Уильям. Он широко улыбался.

– Как здорово пахнет, – сказал он, облизнувшись, и уселся на большой валун напротив Эвана. – Уже готово?

Эван улыбнулся, припомнив, какой зверский аппетит был у него, когда он был в возрасте Уильяма.

– Смотри не обожги пальцы и язык, – предупредил Эван, отрубив четверть одной тушки, и передал еду Уильяму.

Уильям начал с жадностью есть, вытирая рукавом рубашки жир, стекавший по подбородку.

– Как вы и велели, я сторонился палаток, но потом мне было все труднее, потому что в животе урчало, – признался Уильям и многозначительно взглянул на Эвана.

Господи, да он ножку от стола мог бы съесть! Эван молча отрезал еще большой кусок зайчатины.

– Узнал что-нибудь интересное? – спросил он.

– Да. В следующую пятницу они отправят большой фургон с зерном в аббатство. Его будут сопровождать воины, но отряд не очень велик.

– С ними мы справимся. Такой фургон нельзя упустить, – заметил Эван и стал ворошить огонь длинной палкой. – Еще какие новости?

– Ну, вы уже знаете про ярмарку, которая была на прошлой неделе.

– Да. – Эван вздохнул. Ярмарки всегда были важным событием. Они будили воображение и доставляли удовольствие. Кое-кто из его людей хотел побывать там, но Эван запретил, опасаясь, что их могут опознать и схватить. Народ, конечно, поворчал, но, насколько знал Эван, все же никто не посмел ослушаться.

– Много было разговоров о том дне, когда через деревню проехали Маккенны во главе со своим лэрдом, – доложил Уильям. – Они оставались в деревне всего несколько часов, но хозяин замка организовал для них праздник. Повара сетовали, что им пришлось наготовить очень много еды, потому что все люди Маккенны, сопровождавшие его, были приглашены.

Да, это стоило немалых денег. Одно дело – гостеприимство, и совсем другое – большое празднество. Очевидно, что лэрд Маклендон хотел произвести впечатление на Маккенну. Зачем?

– Что еще?

– Лэрд Маклендон завел себе любовницу. – Уильям обглодал все косточки, сложил их в кучку и погладил себя по животу. – Ее зовут леди Фиона.

– Блондинка?

Эван хотел убедиться, что это та самая женщина, которую он видел на озере.

– Я ее не видел. Мужчины говорят, что она золотоволосая красавица, а женщины – что она безнравственна. Она английская аристократка. Вдова с сыном.

– Англичанка? Ты уверен, что расслышал правильно?

– Уверен. Я слышал это от всех, кто о ней говорил.

Эван задумчиво потер подбородок. Это были интересные сведения. Должно быть, мимолетное увлечение Гэвина. Англичанка в замке? Вряд ли надолго. А когда она наскучит лэрду…

Никогда нельзя недооценивать силу оскорбленной женщины. Гилрою надо было лишь вспомнить о своей матери, чтобы убедиться, к чему может привести поруганная честь. Ненависть, которую леди Мойра испытывала к его отцу, разъела ее душу.