— А кто такой Гровер? — вопрос задал Такер, хотя Сьюзан показалось, что бабушка Хендрика разговаривает не с ними, а скорее просто думает вслух, называя имена.

— Гровер был сыном Эстер. Он жил здесь в 19… в 1932 году, — бабушка Хендрика нахмурилась. — Он сильно простудился, и миссис Элси Кайделл пригласила его пожить здесь. А Эстер с мужем должна была уехать в Техас. Время было трудное, денег не хватало, Генри Кимбл потерял работу, а в Техасе ему предложили новую. Он получил эту работу. И они туда переехали. Но Гровер оказался не так здоров, как считали врачи. Он снова простудился и умер здесь… — закончила она неожиданно. — После этого Эстер окончательно возненавидела дом, и когда мы его вместе унаследовали, она даже взглянуть на него не захотела. Глупые суеверия — конечно! А теперь, — голос её стал резок, — готовьтесь к обеду. Советую вам внимательно слушать. Мы будем обсуждать интересные вопросы относительно местных дел. Доктор Фергюсон согласился взять на себя подготовку к памятной службе по поводу двухсотой годовщины нападения. Обедаем в шесть…

И она совершила один из своих стремительных уходов в новое крыло дома. Майк только пожал плечами.

Но Сьюзан лишь отчасти думала о том, что услышала. Джеймс, который умер здесь. Не Джеймс ли это — бумажная кукла? А Эстер — девочка в семье. И что случилось с Оррином? Сьюзан вздрогнула. Нет, этого она знать не хочет. Но ведь куклы с именем Гровер там не было. Она обрадовалась хоть этому.

Такер ушёл в свою комнату, но Майк остановил Сьюзан.

— Нашла даты?

— Несколько. Одна — дата рождения. Остальные — не знаю, есть ли в них смысл.

Майк кивком указал на комнату Такера.

— Приглядывай за Таком. Пойду посмотрю, что можно узнать.

И ушёл, прежде чем она смогла возразить. Девочка заглянула к Такеру и увидела, что он сидит на полу, скрестив ноги, а на лице его сосредоточенное выражение, словно он смотрит телевизор. Дом без телевизора поражал Такера. У Сьюзан появилась неожиданная мысль, что если бы в этом доме был телевизор, он показывал бы такое, на что ей смотреть не захочется. Как в той истории, которую ей рассказала Карин: о маленькой девочке, к которой с экрана сошли чудовища.

— Это рассказ… — слова Такера вывели сестру из задумчивости. Он водил пальцем по стене на уровне глаз.

Хоть бы не об индейцах, понадеялась Сьюзан. Она наклонилась посмотреть. Здесь картинки, должно быть, были заслонены от прямых лучей солнца, и наклеены они тщательно и ровно, в одну линию. Маленький мальчик в коротких брюках и свободной рубашке пытался справиться с воздушным змеем. На первой картинке он нёс его под мышкой (змей был такой большой, что хвост его волочился по земле) на холм. Вторая картинка показывала, как он бежит с холма с нитью в руке, а змей кружится в небе. На третьей змей застрял в ветвях дерева, а вокруг возбуждённо и испуганно летают птицы. На четвёртой мальчик лез на дерево, чтобы освободить змея. Кроме того появилась собака, которая тянула свисающую верёвку змея.

На последней картинке мальчик шёл с опущенной головой, держа в руках порванного змея, а собака бежала за ним, таща в зубах конец верёвки.

— Он понёс его домой чинить, — сказал Такер. — Папа ему поможет. Хорошо бы получить такой… — он ткнул пальцем в змея. — Почему у нас его нет?

— Не знаю, — ответила Сьюзан. Её внимание перешло от печальных приключений змея к другому ряду картинок повыше. На них разворачивалась другая история — девочка и мальчик в разноцветной одежде, держась за руки, шли по лесу. У девочки в другой руке корзина, а у мальчика — ветка с сорванными листьями. Дальше они шагали по тропе меж деревьев.

Что-то в этих деревьях показалось ей очень странным. Присмотревшись, Сьюзан разглядела в деревьях лица, и совсем не приятные. Она замигала, но лица становились всё яснее. На третьей картинке дети вышли на поляну в лесу, на ней стоял какой-то чудной маленький домик. Сьюзен ещё внимательней принялась разглядывать его. Пряничный домик?

Эти дети — Гензель и Гретель? Сьюзан вспомнила кукольное представление, которое показывали в школе три года назад. Может быть. Но что же это за лица в деревьях? Она снова посмотрела на их. Что-то в них промелькнуло знакомое. Вначале они кажутся совершенно похожими, даже если находятся в разных местах и сплетены из разных ветвей и листьев. Сьюзан решительно покачала головой. Нет. Это неправда! Тут не может быть лица, которое, как ей показалось, она видела накануне ночью в зеркале. Это лицо не может повторяться снова и снова! Она становится как Таки — видит то, чего здесь нет и быть не может.

Но всё же потом, надевая новое плиссированное платье и стараясь расчесать волосы, как это делает мама, Сьюзан была очень довольна, что сегодня электричество не пропадало. Снаружи темнело. Зеркало было такое же, как и утром, когда она его осматривала. Она побыстрее закончила и пошла к Такеру. Но там Майк уже энергично причёсывал брата.

— И не вздумай раскрыть рот… — говорил он.

— Тогда я не смогу есть, а я голоден, — Такер улыбнулся и скорчил гримасу. — Чтобы поесть, мне придётся открывать рот.

— Но не разговаривай. Помни: мы хотим, чтобы равновесие чашек сохранилось. Нарушишь равновесие, и никаких Флетчеров!

— Хорошо, — буркнул Такер, но потом состроил новую гримасу: посмотрел, скосив глаза, на собственный нос и сунул пальцы в углы рта, чтобы растянуть его пошире.

— Ааачочиии! — больше похоже на чихание, чем на слово, но внимание Сьюзан и Майка он привлёк.

— Что это значит? — спросил Майк.

— О, это та большая, которая танцует с двумя барабанами, — Такер явно нёс какую-то бессмыслицу. — Сначала девушка в вишнях, как в одежде, потом Ачочи. Но она, когда захочет, может быть злой, очень злой.

Сьюзан лихорадочно подавала знаки Майку. Никаких вопросов! Им не нужен новый полёт воображения Такера, особенно если они хотят произвести хорошее впечатление на важного профессора Фергюсона. Брат смотрел на Такера со странным выражением, как будто для него этот вздор имел какой-то смысл.

Она очень хотела остаться с Майком наедине. И не только для того, чтобы спросить о результатах посещения библиотеки, узнать, помогли ли её даты и нужно ли искать дальше; она почувствовала, что старший брат что-то понял в этих словах об Ачочи и девушке с вишнями. Слишком много загадок, и Сьюзан чувствовала, что запуталась в них, как в большой липкой отвратительной паутине.

Но сейчас не время спрашивать. Оба старших Вилана хорошо знали, что Такер с чисто вымытыми руками и лицом, оставленный хоть ненадолго один, моментально перестаёт быть таким чистым. Сьюзан решительно занялась Такером, пока Майк заканчивал готовиться к обеду.

Когда они спускались, ей очень хотелось самой задать Такеру несколько вопросов, но она знала, как это опасно. И выбрала скучную для себя тему Флетчеров и их собаки; разговор мгновенно поглотил Такера, и Сьюзан терпеливо слушала, как он рассказывал, какая хорошая это собака, и что у него будет такая же — как только он покажет папе это собачье чудо и найдёт похожего щенка.

Дверь библиотеки была открыта. Сьюзан услышала голоса и, не раздумывая, втолкнула туда Такера.

Горели все лампы, а бабушка Хендрика в длинном платье, юбка которого едва не задевала пол, с волосами, закреплёнными большим широким гребнем с тёмно-красными камнями, стояла возле той самой витрины с «поясами», где совсем недавно Майк читал свою лекцию. Крышка витрины была поднята, и мужчина проводил пальцами по экспонатам.

— …несомненно, аутентичные, — говорила бабушка Хендрика.

— Конечно! Какое сокровище, мисс Кайделл! Подобного нет даже в Смитсоновском институте! И всё это часть истории вашей семьи. У вас есть записи, это замечательно. Трагедия в том, что часто бесценные вещи выбрасывают в мусор, когда умирают старые семьи. Я слышал о самом бессмысленном уничтожении, любой историк от этого начинает просто корчиться. Да и вы слышали, конечно.

Улыбка бабушки Хендрики исчезла. Она резко кивнула.