Филиппина добродушно рассмеялась.

— Это хорошо. Вам, наверно, не хотелось оставаться одной.

— Да. Но, пожалуйста, входите.

— Нет, — сразу ответила Филиппина. — Я зашла, только чтобы взять кое-какие вещи Марджи. Миссис Хартвел слишком расстроена, бедная женщина.

Джеймс выступил из-за Филиппины.

— Меня не включайте в свой отказ, Фил. Если есть кофе, я бы выпил, пока вы копаетесь.

Филиппина нахмурилась.

— Мы ведь пообещали сразу вернуться в больницу, — сказала она.

— Знаю, но ведь вам нужно собрать вещи?

Фредерика с энтузиазмом в голосе, но не в душе, предложила:

— Наверное, нужные вам вещи в кладовой, Филиппина. Я пойду с вами, а сержант Браун угостит Джеймса кофе, — она позвала: — Сержант Браун! — и когда молодой человек смущённо выглянул, добавила: — Будьте добры, налейте кофе мистеру Брюстеру. Я на несколько минут поднимусь наверх.

Сержант согласился «попробовать», Джеймс тяжело перешёл на кухню, а Фредерика с радостью оставила его и поднялась вслед за Филиппиной по лестнице. Наверху она остановилась. Теперь собственная официальность несколько смутила её. Филиппина вполне могла сама найти вещи. Она знает, где кладовая.

— Миссис Хартвел нужны некоторые документы — больничная страховка. И вещи Марджи, — объяснила Филиппина.

— Они, вероятно, здесь, — она не удержалась от искушения вместе с посетительницей зайти в кладовую.

Филиппина открыла один из чемоданов и торопливо просмотрела коробку с бумагами, взяв одну или две. Потом неопределённо осмотрелась и подобрала несколько вещей, которые Фредерике скорее показались игрушками.

— Даже не знаю, что ей нужно, кроме этих документов, — призналась Филиппина.

— Я бы прихватила запасную ночную рубашку, — практично посоветовала Фредерика. — Тут есть несколько. Мне кажется, одежда в ящиках шкафа у окна.

Филиппина продолжала разглядывать вещи, разбросанные на полу, на столе и подоконнике. Но вот она подошла к шкафу и, порывшись в нескольких ящиках, действительно нашла пижаму, скорее подходящую для Марджи, чем для миссис Хартвел.

— Возьму это и побегу, — заявила она, закрывая ящик.

Фредерика закрыла дверь и вслед за Филиппиной спустилась вниз. Они застали Джеймса и сержанта за оживлённым разговором. По-видимому, темой сближения послужили налоги. Воздух в кухне пропитался сигарным дымом, и Фредерика была рада, что Джеймс поднялся, как только Филиппина позвала его.

У двери Фредерика взяла Филиппину за руку.

— Передайте привет Марджи, — негромко сказала она, — и постарайтесь не очень волноваться. Я уверена, всё наладится, — добавила она бодро, хотя сама в своих словах сомневалась.

Филиппина повернулась и порывисто поцеловала её.

— Вы добрая, Фредерика, — сказала она. — На Ферме всё так мрачно. Приятно повидаться с вами, хоть ненадолго.

— Возвращайтесь быстрее, — крикнула Фредерика, когда они пошли по дорожке.

— Обязательно, — послышался голос Филиппины, — и спасибо! — потом хлопнула дверца машины.

«Вероятно, она всё-таки любит этого зверя», — подумала Фредерика, поворачивая к дому. Она вернулась на кухню и увидела, что сержант Браун нашёл и включил вентилятор. А она и не подозревала, что здесь может найтись такой аппарат. На столе уже стоял ужин. Она с благодарностью села и наслаждалась не только сэндвичами и кофе сержанта Брауна, но и, к собственному удивлению, приятным неторопливым разговором с ним.

Воскресное утро означает отсутствие будильника. Но Фредерика так привыкла вставать в семь, что проснулась как обычно. Иногда она ненавидела себя за эти утомительные привычки. И, что ещё хуже, проснувшись, она не может лежать в постели просто так. Мозг сразу занялся предстоящим днём и незаконченной работой. Даже в воскресенье.

Больше того, следовало подумать и о сержанте Брауне. Вероятно, он уже сидел на кухне в ожидании завтрака. Фредерика беспокоилась, что Тэйн совсем не подменяет сержанта. Конечно, хорошо, что он здесь. И, вероятно, в эту неделю Джим Браун спал больше, чем за всю жизнь. Но не очень-то весело проводить ночи на узком диване в кабинете, постоянно просыпаться и обходить участок. Конечно, днём у него много свободного времени. Но вчера за ужином он рассказал о своей жене и маленьком ребёнке. Не слишком приятно заниматься такой работой, особенно если всё, что приходится делать, это распугивать озорников-детей.

Одеваясь, Фредерика посматривала в окно на задний двор и на свои джунгли, но думала она вначале о молодом Брауне, а потом об ещё более молодой Марджи. Размышляя о них обоих, она чувствовала себя старой и эгоистичной. Как легко двигаться по узкой привычной тропке, когда живёшь только для себя. Она вздохнула, глядя на яркую зелень травы на фоне более тёмных кустов и деревьев. Потом попыталась избавиться от не очень приятных мыслей о себе, широко раскрыв глаза и наслаждаясь красотой утра. Лёгкий туман клочьями лежал на земле, как огромные паутины, а небо между деревьями было необыкновенно голубым и безоблачным. Окно было открыто, и лица и рук Фредерики касался мягкий ветерок, насыщенный сладким ароматом зрелого лета. Спокойствие охватило её потревоженный разум, и она почувствовала, что счастлива, как никогда в жизни.

Что случилось с нею за эти недели ужаса, страха и напряжения? Как будто до сих пор она шла в безопасности и спокойствии своей особой дорогой, замыкаясь всё больше и больше в себе и для себя. И вдруг осознала полноту жизни, потому что соприкоснулась со смертью, постигла добро, потому что увидела зло, и стала способна к любви и альтруизму, потому что у неё раскрылись глаза…

У сержанта Брауна на кухне шумно кипел кофе, жарилась яичница с ветчиной.

— О, как хорошо, — сказала Фредерика вместо приветствия. — Вам удалось поспать?

— Доброе утро, — вежливо ответил сержант Браун. — Кстати, спал я очень хорошо и должен как-то это отработать. Поэтому — я приготовил завтрак. Надеюсь, вы не возражаете.

— Возражаю? Мне никогда так не нравился завтрак! Я только боюсь, что потеряю вас. Хоть бы случилось что-нибудь такое, чтобы вы оставались, пока я здесь. Но, наверное, если что-то случится, я буду виновата. Вы ведь не собираетесь уходить из полиции?

— Нет, мэм, — серьёзно и без малейших колебаний ответил Браун.

Фредерика рассмеялась и вдруг подумала, как бы она рассердилась во времена до своего приезда в Южный Саттон, если бы кто-то явился к ней на кухню и стал готовить завтрак без разрешения. А теперь она и правда не возражает, больше того, она рада.

Позавтракав, сержант Браун вытер посуду, и Фредерика спросила, предоставил ли ему шеф свободный день.

— Он ничего такого не говорил, мисс Винг. И я подумал, что вы очень одиноки в воскресенье, Криса сегодня нет, покупателей тоже, поэтому я лучше останусь.

— Ерунда, — сразу возразила Фредерика. — Я пойду сегодня в церковь, — до этого момента такая мысль ей и в голову не приходила, и она сама несколько удивилась собственному решению, но торопливо продолжила: — А потом зайду в гостиницу, поем и проведу день в саду, где меня никто не найдёт. Так что, ради Бога, позвольте мне жить с чистой совестью. Отправляйтесь на день домой к жене и ребёнку, — храбрости, чтобы предложить ему задержаться дома на ночь, у неё не хватило.

Лицо его прояснилось.

— Здорово! — сказал он. Потом добавил после некоторого колебания: — А вы уверены? Может, сделать это официально?

— Нет. Наверняка Тэйн Кэри сам ничего не сказал вам, предоставив решать мне. И двух мнений быть не может: я хочу, чтобы вы побывали дома и хорошо провели выходной, — Фредерика наслаждалась собственным великодушием.

Сержанта Брауна не потребовалось больше уговаривать. Он мгновенно накинул плащ, и через минуту его уже не было. Но когда Фредерика провожала его по коридору, он повернулся и сказал:

— Спасибо. Вернусь до темноты.

— Приготовите для нас ужин? — со смехом спросила Фредерика.

— Обязательно, — ответил он, исчезая на дорожке.