— Знакомьтесь, господа, — проговорила за спиной Румянцева Рубцова. Он чуть полуобернулся, чтобы видеть и ее и того, у стола. — Я думаю, вам удобней побеседовать наедине, — и Рубцова прикрыла за собой дверь.

Все так же держа руку в кармане, Румянцев сделал несколько шагов к столу.

— Ну, что вы можете предложить мне?

Человек за столом повел себя необычно. Он провел рукой по волосам и сбросил парик на стол, потом снял очки, борода потянулась за ними. Перед Румянцевым стоял майор Петров.

…В тот вечер Румянцев покинул дом госпожи Рубцовой далеко заполночь: к ней нагрянул неожиданный гость — подполковник Вадлер.

Насколько удачным был этот день для Василия Румянцева, настолько неудачным выдался он для Вадлера.

Не успел он оправиться от разговора с Кохом, как был вызван Розенбергом. На сей раз генералу изменила его обычная сдержанность. Он не уничтожал Вадлера холодным презрением, он кричал на него, грохал по столу кулаком так, что подпрыгивала крышка на чернильнице и жалобно позвякивали оконные стекла.

И было от чего Розенбергу выйти из себя. Уже один побег Руднева привел его в бешенство. А тут еще расположенный неподалеку от Приморска отряд партизан совершил налет на лагерь Толе, перебил охрану, пленные разбежались. Часть комендантского взвода, отстреливаясь, скрылась, часть, по-видимому, была взята партизанами в плен.

Вадлеру было приказано завтра же выехать на место, разобраться, принять меры. А если подобное повторится, он, Розенберг, собственноручно расстреляет его. Вот так. Миндальничать с ним больше не будет, хватит.

— …Нет, я вас спрашиваю, как же понять это? — Вадлер качнулся, локти его ползли по столу. Он с трудом подтянул их, упер подбородок в скрещенные ладони.

Господин подполковник был изрядно пьян.

Рубцова сидела против него, откинувшись на спинку стула. Лицо ее оставалось в тени.

Получив сегодня нагоняй от Розенберга, Вадлер к вечеру напился и вдруг почувствовал острую нужду в собеседнике. Кому-то хотелось пожаловаться, задать вопросы, которые не давали покоя, получить разумный ответ. Тут он и вспомнил о Рубцовой. Эта такая спокойная, уверенная в себе женщина, наверное, понимает что-то непостижимое для него, Вадлера. Иначе она не держалась бы так. Она прожила в России много лет, на ее глазах создавалась эта страна, она должна знать, что движет этими людьми, которые идут на смерть, но не покоряются, которые уверены в победе, и никак их не разубедишь…

Рубцова удивилась, увидев Вадлера, но попросила его пройти, усадила за стол, спросила, будет ли он ужинать. Отрицательно покачав головой, Вадлер достал из кармана бутылку коньяку, поставил перед собой, огляделся, пристально посмотрел на Рубцову.

Лицо женщины в полумраке казалось совсем молодым. И Вадлеру на минуту показалось, что он никуда не уезжал из России, что он молод, полон сил и просто пришел с визитом к красивой женщине, за которой приятно поухаживать. В последнее время он все чаще и охотнее уходил мыслями в прошлое, до мельчайших деталей припоминал все, что связано было с его молодостью, словно хотел заслониться этими воспоминаниями от настоящего. Но иллюзия тут же рассеялась. Своим спокойным низким голосом Рубцова спросила, что привело к ней господина подполковника.

И тогда Вадлер заговорил. Он выложил все свои сомнения, проклиная свою жизнь.

— Вы долго жили в России, Вероника Викторовна, вы должны понимать этих людей. Скажите же мне, что движет ими? Что? Кто они — фанатики или… Нет, это непостижимо, совершенно непостижимо.

— Видите, господин Вадлер, вы, разумеется, не сразу стали разведчиком. Вас долго учили и обучили немалому. Но есть одно, чего не преподавали в ваших школах, о чем забывают те, кто собирается вести войны против этой страны. Поэтому загадка остается неразгаданной, и вы терпите поражение. И приходите к краху, — последнюю фразу Рубцова проговорила очень тихо. Словно для себя.

— Я попрошу вас ясней, госпожа Рубцова.

— Вы, как и Розенберг, считаете себя специалистом по России, вы считаете, что знаете русских. Но вы совершенно не знаете их, потому что судите по устаревшим, обветшалым образцам. Вы не учитываете, что имеете дело с советским человеком. В этом ваша ошибка, а откуда же вам знать советского человека, откуда понять его, если вы представители совершенно разных миров?

— Значит, выхода нет.

— Думаю, выход один: убраться подобру-поздорову из этой страны и до конца дней заказать себе дорогу сюда.

— И это говорите вы, вы?!

— Да, я. Потому что нелегко, но пришла к этому выводу.

— И вы тоже собираетесь убраться отсюда подобру-поздорову ?

Рубцова пожала плечами:

— Не все, что советуешь другим, приемлемо для себя, господин Вадлер. И потом — вам сейчас тоже очень трудно будет это сделать. Почти невозможно. Так что давайте пить коньяк и не мечтать о несбыточном.

А он шел к этой женщине за утешением!..

Курт Кох получил новое задание — оборудовать в Приморске комиссионный магазин. В разговоре по телефону с представителем интендантского управления он выразил возмущение: ему, офицеру армии великого фюрера, предлагают такую черную работу — ведь магазин в основном должен обслуживать местное население. Он, конечно, понимает, что следует поощрять частных предпринимателей, готовых служить Германии и фюреру, но при чем здесь он? Пусть организацией этой комиссионки займется тот же городской голова или служащие управы.

Ему ответили холодно: да, он офицер и в силу этого должен подчиняться приказу, а не обсуждать его. К тому же организации этого магазина придается особое значение. Это заставило призадуматься Курта Коха, а вскоре, когда он уже приступил к заданию, еще кое-что заставило его изменить первоначальное отношение к поручению. Особенно после сообщения Лизы Веселовой.

…Как-то к директору ресторана зашла танцовщица местного кабаре — некая Рагимова, разодетая татарка средних лет. Разговор происходил в маленьком коридорчике, который соединял кухню с залом, и Лиза слышала этот разговор от слова до слова. Вообще-то говорили собеседники о самых обычных вещах. Рагимова сказала, что она получила от властей разрешение открыть комиссионный магазин. Уже и помещение выделено на одной из центральных улиц города. Она просит господина Райского, если это возможно, прислать своих уборщиц и рабочих кухни, чтобы убрать помещение. Райский, конечно, обещал сделать это завтра же. И только одно место в разговоре насторожило Лизу.

Райский как-то вскользь заметил, что госпожа Рагимова рисковая женщина. Он бы не решился вкладывать средства в такое предприятие. Ну, допустим, продавать-то вещи станут — население голодает, а кто покупать их будет? Господа офицеры норовят все бесплатно хапнуть, в крайнем случае за полцены.

Но Рагимова беспечно махнула рукой: о нет, она не рискует. В том, чтобы такое предприятие было открыто, заинтересована полиция. У нее верные сведения на этот счет.

Анализируя потом этот разговор двух прислужников «нового порядка», Лиза вновь и вновь возвращалась к этим фразам. Чем же выгодно открытие комиссионного магазина полиции? Коммерческой своей стороной — вряд ли… Так что же? И Лиза рассказала обо всем Курту Коху, который как раз руководил последними приготовлениями к открытию комиссионки.

Курт Кох постарался разрекламировать «свое детище». Он рассказывал о нем всем знакомым и даже произносил в честь него громкие тосты. Когда ему позвонили из управления и предложили охладить свою шумную восторженность, было уже несколько поздно.

О предстоящем открытии магазина в городе говорили. Магазином интересовались многие. В том числе и Вероника Рубцова. Это было не удивительно, она любила красивые вещи и одевалась, несмотря на возраст, довольно изящно. Как-то вечером, когда Вадлер вышел от Розенберга, Рубцова попросила его проводить ее домой. А по дороге заговорила о магазине. Слышала она краем уха, что в городе скоро откроется комиссионка. Интересно, сможет ли она приобрести там шубу? Это ее давнишняя мечта.