Проектные инициативы МТК и переделки по его заданиям все время переплетались с плановыми достроечными работами и одновременно происходившими испытаниями отдельных систем и технических средств. Так, 12 февраля 1904 г., напоминая о сложности отношений между тогдашними структурами судостроения, Кронштадтская портовая контора (а не командующий отрядом испытываемых кораблей, строитель или командир броненосца) препровождала акты испытаний, проведенных на "Императоре Александре III". Так 80-тонные турбины испытывали 8 октября 1903 г., паровое отопление фирмы Бейера 18 октября. Приняты были в действии 45 телефонов и две переносные станции системы капитана 2 ранга Е.В. Колбасьева (1862-1918), проведено сравнение их в действии с телефонами фирмы Н.К. Гейслера.
24 февраля главный корабельный инженер С.Петербургского порта Д.В. Скворцов предлагал отделу сооружения дать наряд верфям на изготовление и установку дверей на всех башнях броненосцев "Бородино" и "Орел". Фантастическую работу минный отдел МТК в тот же день задал Балтийскому заводу. Предлагавшую ему ранее установку визирного порта в бронированном борту "Императора Александра III" (для установки второго прицела к кормовому минному аппарату) завод отказался отнести к "общим работам по корпусу". Его, по мнению завода, следовало заранее предусмотреть в броне, и нужен был дополнительный наряд на отжиг и вырубку отверстия в уже установленной плите. Таковы были гримасы тогдашней тактической мысли, требовавшей от броненосца искусства стрелять минами, дальность действия которых была едва ли 600 м. Отступить от этой "науки" даже наиболее трезвомыслящий минный отдел не мог.
Свою лепту в котел здравомыслия успел (по случаю) внести и председатель МТК Ф.В. Дубасов. Отвечая ГУКиС по поводу обоснованности заказа на каждый корабль по шести семипудовых колоколов (двух сверхштатных), адмирал отослал дело на усмотрение периодически созывавшегося собрания флагманов и капитанов. Им доверялось тогда нормативное решение проблем, касавшихся тактики и морской практики. Характерен чиновный взгляд этого самого к тому времени авторитетного из оставшихся в русском флоте адмиралов. Он лишь высказал при этом свое мнение о том, что вместо тяжеловесных колоколов было бы умнее заказать электрические, различные по тону с колоколами громкого боя.
Невыясненным остается и вопрос о том, какие же все-таки денежные средства были выделены для ускорения работ на кораблях. Документы МТК, кроме игравшего, может быть, лишь прикидочную роль запроса З.П. Рожественского, ответа на этот вопрос не содержат, и искать его надо в фондах ГУКиС. По убеждению В.П. Костенко, таких денег просто не выделялось, и бюрократия пыталась ускорить дело лишь с помощью приказов и совещаний по выяснению хода работ и составлению справок о их состоянии. Нет упоминаний и о каких-либо экстраординарных организационных мерах с назначением особо уполномоченных великого князя, снабженных правом действовать, "не считаясь ни с какими формальностями". Такой слишком революционный опыт экстренного судостроения 1854-1855 гг. применить не решились. Только однажды встречается весьма многозначительное упоминание о 20% повышении стоимости работ, которое один завод желал выговорить для их ускорения. В основном же работы совершались почти что на энтузиазме советского военного коммунизма.
Большие деньги переплачивали для экстренного заказа (через подставных лиц) неожиданно потребовавшихся базисных дальномеров фирм Барра и Струда в Англии, Цейса в Германии, мощных радиостанций и другого оборудования, которое в ГУКиС не удосуживались приобрести до войны. Огромные деньги готовились отдать за вожделенные экзотические крейсера (о них речь впереди), но собственные верфи оставались на прежнем голодном пайке. Не раз Балтийский завод оказывался перед необходимостью напоминать о выдаче ему нарядов ГУКиС на уже порученные ранее работы.
Казна не переставала отчаянно экономить, и наряд на каждую сверхконтрактную работу ГУКиС выдавал лишь после подтверждения этой сверхконтрактности со стороны МТК. 17 марта Балтийский завод напоминал о выдаче наряда на работы по укреплению грот-мачты, но в МТК опять не спешили, заставив завод писать об этом еще раз 19 апреля. И надо еще выяснить, когда же наряд был все-таки выдан или работа так и осталась ведомством не оплачена. В МТК с его олимпийской высоты зти заботы завода рассматривались как низкий материализм, себя же ученые, не считаясь с войной и продолжавшим стремительно утекать временем, в творческом полете фантазии по-прежнему не ограничивали.
Сознание полной безответственности за свои деяния, позволявшее в суждениях опускаться до уровня "государственных младенцев", порождало удручающие по своей нелепости исторические анекдоты. К их разряду, бесспорно, относится проблема установки прожекторов на новых броненосцах. 11 мая 1901 г. МТК журналом № 39 по кораблестроению признал неприемлемым предусмотренное ранее расположение прожекторов на броненосцах типа "Император Александр III" на кормовом балконе и постановил перенести их на нижний кормовой мостик. В соответствии с этим решением Балтийский завод разработал чертежи и установил площадки для этих прожекторов на всех трех своих броненосцах: "Император Александр III", "Князь Суворов" и "Слава".
Но творческая мысль не стояла на месте, и 2 марта 1904 г. выяснилось, что прожекторы на кормовом мостике оказываются в зоне воздействия газов при стрельбе из кормовых 6-дм башен. Новое место установки прожекторов главный инспектор минного дела определил на площадке выше боевого марса. Это означало, что заводу по выражению С.К. Ратника, предлагается переделка уже сделанного, что заставило его 18 марта потребовать от МТК выдачи наряда на эту сверхсметную работу. Письмом от 20 марта 1904 г. в отдел сооружений ГУКиС Главный инспектор минного дела подтверждал (с объяснением о вредности газов 6-дм башен) необходимость выдачи наряда на зту новую работу.
Не вняв высказанному еще в сентябре 1903 г. мотивированному мнению Балтийского завода об отсутствии полезного эффекта, который ожидался от укорочения боковых килей, МТК оставил в силе доклад ГИК от 17 ноября 1903 г., предусматривавший в дополнение к заделке прикильного среза "на всех пяти броненосцах типа "Бородино" провести еще и обрезание на 60-фут. длине (от носа) также и их боковых килей. Убедившись, что МТК от своего требования отступаться не намерен, С.К. Ратник 25 апреля 1904 г. обратился к нему с новым докладом. Вместе с доводами своего особого мнения от 18 октября 1903 г. он напоминал о результатах испытания "Императора Александра III", на котором срезание боковых килей "не дало в смысле изменения поворотливости и устойчивости на курсе чувствительных результатов". Приводился и пример "Бородино", на котором, несмотря на более протяженные, чем на "Императоре Александре III", боковые кили, их при последних доковых работах не срезали. Казалось бы, не следовало этого делать и на "Князе Суворове". Пользы срезание килей на принесет, а работы задержит существенно. Но и после вторичного обращения С.К. Ратника 30 апреля 1904 г. МТК не нашел нужным отказаться от требования срезать кили на "Князе Суворове" (и стало быть, также и на "Славе").
Изредка вспоминали и о "Славе". Бюрократия, не переставая блюсти казенный интерес, встревожилась упоминанием об исключенном из войны броненосце. Эту похвальную бдительность проявил быстро обратившийся в чиновника вчерашний командир крейсера "Баян" контр- адмирал А.Р. Родионов. 11 марта 1904 г. он запрашивал Н.Е. Кутейникова о том, правомерно ли требование Балтийского завода о выдаче ему наряда на работы по конструктивным изменениям для улучшения устойчивости на курсе броненосцев "Князь Суворов" и "Слава". Ведь эти корабли в акте МТК вроде бы не упоминаются. В ворохе бумаг деятельный контр-адмирал упустил из виду состоявшийся 17 ноября доклад МТК № 1071, которым все три вида работ по опыту "Императора Александра III" предусматривались на всех пяти броненосцах серии.
