Значимость последнего совещания МТК подтверждалась на редкость обширным содержанием журнала № 53, включавшим (в отличие от двух листов журнала № 62 за 1898 г.) 26 листов машинописного текста, 11 листов таблиц, 3 листа записок начальника Балтийского завода и 2 листа включенной в приложение докладной записки морского агента в США генерал-майора Д.Ф. Мертваго (1841-?).

Можно было ожидать, что участие приглашенных адмиралов сдвинет наконец столь затянувшееся решение проблемы выбора базового типа новой программы. Особенностью совещания было и отсутствие на нем главных инспекторов всех специальностей МТК – по кораблестроению, механической части, артиллерии и минному делу. Все они, как отмечалось в журнале, находились в служебной командировке в Кронштадте. Значило ли это, что председатель МТК желал услышать незамутненное посторонним влиянием мнение представителей флота, боялся ли, что участие главных инспекторов может слишком увести собрание в сторону от безоговорочно и неоднократно уже подтвержденного предпочтения французскому проекту, или, наконец, по договоренности с главным инспекторами освобождал их от ответственности – об этих и других мотивах подбора состава заседания приходится только догадываться. Так или иначе, но на всех собравшихся ложилась ответственность за окончательно решавшуюся судьбу проекта Балтийского завода. Непонятно и отсутствие ("по делам службы") начальника ГМШ вице-адмирала Ф.К. Авелана. То ли он считал предмет обсуждения слишком незначительным, то ли чутьем опытного придворного уловил опасность даже прикосновения к обсуждению проекта, который конкурировал с выбором великого князя. Почему-то не присутствовал и помощник начальника ГМШ – недавний младший флагман эскадры Тихого океана контр-адмирал М.А. Реунов (1841-1904).

Не лучшим был и состав присутствовавших адмиралов. Два из них – вице-адмиралы В.П. Верховский и К.К. Деливрон – уже давно были лишь береговыми администраторами, утратившими вкус к искусству, как однажды выразился В.П. Верховский, "вождения эскадр". Другой адмирал – Н.Н. Ломен, хотя и был в 1892-1903 г. заведующим военно-морского ученого отдела ГМШ (единственный тогда научный орган флота), теперь же (в 1893-1895 гг.) состоял в далекой от забот флота придворной должности морского флаг-капитана.

З.П. Рожественский, всего как четыре месяца пребывавший в чине контр-адмирала, только еще начинал командовать (с 1899 г.) учебно-артиллерийским отрядом. И только Я.А. Гильтебрандт, готовившийся принять с 1899 г. командование эскадрой Тихого океана, а ранее в 1892-1894 гг. занимавший должность начальника штаба главного командира Черноморского флота и портов Черного моря и в 1896-1898 гг. помощника начальника ГМШ, мог считаться имевшим хоть какой-то, необходимый для столь ответственного собрания, стратегический кругозор. Не был приглашен самый просвещенный из отечественных адмиралов, ближе всех стоящий к проблемам тактики и стратегии, один из главных "виновников" победы в 1895 г. при Чифу контр-адмирал С.О. Макаров.

Только что – 4 марта – триумфально пришедший с "Ермаком" в Кронштадт и обладавший пятилетним флагманским опытом, он, наверное, мог бы внести в обсуждение "свежую струю" передовой мысли. Но этого-то в МТК и опасались. Ни приглашенным, ни запрошенным о его мнении остался и генерал-адъютант, член Адмиралтейства (с 1898 г.) вице-адмирал Н.В. Копытов (1833-1901). В 22-летнем возрасте он успел окончить Морскую академию, был известен рядом проектных инициатив и очень активным участием в проходившем под его наблюдением в Черном море строительстве броненосца "Князь Потемкин-Таврический". Независимый и в суждениях, и по своему положению, он, вероятнее всего, мог бы подать голос за русский проект, и потому, надо думать, для участия в заседании МТК был также признан "неудобным".

Мнение о желательном типе броненосца не удосужились спросить у (уже третий год как стоящего лицом к лицу с вероятным противником) начальника эскадры Тихого океана вице-адмирала Ф.В. Дубасова (1845-1912). Он, наверное, без обиняков и совершенно предметно мог бы объяснить высокому собранию разницу между имевшимися под его командованием тремя 16-17-узловыми, 9-11-тысячетонными нашими броненосцами и уже спускавшимися на воду в Англии 18-19-узловыми 15-тысячетонными броненосцами японского флота. Уже год как в "Морском сборнике" была опубликована призванная вразумить флот работа лейтенанта Н.Н. Хлодовского (1865-1904) "Законы развития морской силы". Как главный фактор прогресса (опасное слово, запрещенное к употреблению императором Александром III), знаменующий неуклонное совершенствование кораблей, в работе обосновывалась неизбежность соответствующего увеличения их водоизмещения. "Если еще в 1886 г. 10000-тонные водоизмещения считались достаточными для сильнейших броненосцев, то в 1896 г. уже проектируются японские суда в 15000 т, и нет основания полагать, что сильнейшее соперничество на море не заставит идти и дальше".

Н.Н. Хлодовский обращал внимание на то, что первые броненосцы японского флота, спущенные на воду в Англии в 1896 г. ("Фудзи" и "Яшима"), имели водоизмещение по 12300 т. Но "обширная программа умножения и усиления флота не ограничивается размерами и этих броненосцев, и уже заказан в Англии броненосец в 14850 т, и затем проектируются еще три броненосца в 15140 т, какой величины еще не было в военных флотах". Напрямую предостерегая бюрократию от ошибочных шагов, лейтенант Н.Н. Хлодовский напоминал и о том, в силу сформулированного им закона, подтверждаемого опытом всех флотов мира, что движение в сторону от достигнутого уровня водоизмещения приходится квалифицировать как регресс и попытки выбора какого-то "постоянного несовершенного типа по величине не оправдывается ходом военно-морского дела".

Не в бровь, а в глаз был и другой сделанный в работе вывод об исключительных преимуществах, что приобретает флот, который озаботится (имелась в виду Япония) созданием "хотя бы нескольких только грозных типов, превосходящих силой наиболее грозные суда противника". Такой флот, словно бы напрямую министерству адресовал свои слова Н.Н. Хлодовский, будет находиться "на правильном пути". Сказанные год назад, эти слова, по-видимому, не возымели на бюрократию никакого действия. Мало ли что может написать вчерашний мичман, с которого еще не снято подозрение в "участии в революционных кружках". Никто из собравшихся, если судить по журналу заседания, о законе, обнародованном лейтенантом Н.Н. Хлодовским, не вспоминал, и сам он, конечно, на заседание приглашен не был. "Не по чину" сочли, видимо, и присутствие среди адмиралов конструктора и строителя броненосца "Князь Потемкин-Таврический" А.Э. Шотта. Переполненный самонадеянностью и самодовольством, угодливый перед властью, МТК был далек от наклонностей к глубокому поиску истины. Замороченный непомерным грузом лежавших на нем обязанностей (в год, не считая сотен оперативных задач, проектов и поручений, оформлялось до 155 журналов по всем специальностям), МТК давно не занимался высоким инженерным творчеством. Он, неукоснительно следуя указаниям свыше, буднично и равнодушно "решал вопросы".

Вот так, буднично, вводил председатель МТК в курс дела и очередных, собранных для решения вопросов адмиралов. Ни словом не обмолвившись о представленной Балтийским заводом серии проектов, И.М. Диков ставил адмиралов перед фактом решения великого князя строить броненосцы новой программы по французскому проекту. "Когда освободился эллинг в Новом адмиралтействе, – сказал далее председатель, – чертежи броненосца "Цесаревич" были переданы в порт для постройки по ним нового броненосца, но удлиненного на 8 футов и с водоизмещением, увеличенным до 13500 т. Такое увеличение водоизмещения объяснялось необходимостью изменения системы установки 12-дм орудий, "которая по нашим чертежам не могла поместиться в башнях броненосца "Цесаревич", проектированных для установок Канэ".