Командир корабля капитан 1 ранга К.М. Тикоцкий (1845-?), зная "в преданиях" об этих отверстиях в продолжение четырех лет командования, сумел не проявить к ним интереса, а во время катастрофы, будучи минером по образованию, не нашел нужным попытаться спасти корабль, перебив якорь-цепь подрывным патроном, чтобы отбуксировать броненосец на мелководье. Держащий на корабле свой флаг вице-адмирал С.П. Тыртов (1839-1903), победитель при Чифу в 1895 г., проявил себя лишь почетным пассажиром, не сделав никаких распоряжений к спасению корабля. Являясь братом Управляющего Морским министерством он искусно был выведен из-под ответственности и пересажен на почетную должность Главного командира Черноморского флота и портов.

Разбирая обстоятельства катастрофы и странный способ распределения ответственности за нее, адмирал И.Ф. Лихачев (1826-1907) писал: "виновата наша общая небрежность и распущенность и какое-то "домашне-халатное", холодное и равнодушное отношение к службе наших кронштадтских моряков и всей нашей морской семьи сверху донизу". Спокойно его превосходительство Павел Петрович миновал и эту скандальную публикацию, благо что состоялась она в далеком Париже. В России опубликовать ее оказалось негде.

Правда, история с "Гангутом" заставила министерство, кряхтя, согласиться с давними настояниями С.О. Макарова о проведении пробы водонепроницаемости переборок наливом воды в отсеки. Новые правила таких испытаний (в основных чертах сохранившихся до наших дней) были введены приказом Управляющего Морским министерством № 99 от 22 апреля 1898 г. Казалось бы, чего желать лучшего. И вдруг статья, предавшая гласности уже забытый, наверное, его превосходительством отчет адмирала Мессера. Неизвестно, какие поначалу были положены на нем резолюции. По необъяснимой странности (очень уж, наверное, были они невыразительны) резолюции, как и все экземпляры отчета из девяти, разосланных адмиралом, в делах министерства обнаружить не удалось.

Не обнаружился, несмотря на опросы всех инстанций, и источник утечки информации. От скандала было не уйти и разбираться с отчетом пришлось по существу. Было совершенно невозможно закрыть глаза на сделанные с беспощадной откровенностью, а теперь ставшие достоянием гласности выводы адмирала. Отчет был наполнен множеством подчас совершенно скандальных примеров и фактов о вопиющих дефектах, недоделках, неисправностях в технике и устройстве представленных для испытания кораблей. И все эти дефекты, как и случаи открытой халтуры, которые с той же беспощадностью подчеркивал адмирал, обнаруживались исключительно на кораблях казенной постройки. Корабли Балтийского завода и других частных предприятий вызывающе отличались доброкачественностью работ, аккуратностью и чистотой отделки, исправным и безотказным действием механизмов, систем и устройств.

Непреложно вытекал из этих фактов сделанный адмиралом вывод о крайней архаичности, примитивности и неэкономичности системы казенного судостроения. Построенная на основе наивного меркантилизма, то есть на сиюминутном сбережении казенной копейки, она в качестве, сроках и стоимости работ безнадежно проигрывала действовавшим на основе рыночных законов частным предприятиям. Всеми этими преимуществами обладал и традиционно наделенный экономической самостоятельностью, хотя формально и принадлежащий казне, Балтийский завод. Секрет его успеха в статье объясняется тем простым обстоятельством, что им управляли не далекие от кораблестроения чиновники казенного порта (хотя бы даже и в чине флотских офицеров), а заинтересованные в деле, обладающие профессиональными знаниями корабельные инженеры.

Обстоятельно, на примерах из отчета адмирала и собственной статьи, опубликованной в "Русском судоходстве" двумя годами ранее, автор раскрыл особо вредоносную роль, которая в упадке казенного судостроения принадлежала вице-адмиралу В.П. Верховскому. Системой своей безоглядной экономии он лишал строителей кораблей как личной творческой самостоятельности, так и возможности иметь в штате своем знающих и умелых рабочих. При установленных в порту "экономических" заниженных расценках труда основные кадры могли составлять лишь набранные, по выражению А.М. Токаревского, из "вяземской лавры", то есть надо понимать, люмпенизированных слоев населения, от которых было трудно ожидать высокой квалификации, стойких трудовых навыков и добросовестного отношения к работе. Даже проверенные, оправдавшие себя на частных предприятиях, прогрессивные формы организации и оплаты труда под руководством В.П. Верховского обращались в свою противоположность.

Совершенно по-социалистически были установлены заведомо заниженные нормы оплаты, практиковался их пересмотр в ходе работ, когда оказывалось, что рабочие могут заработать больше, чем это считало возможным начальство. Понятно, говорилось в статье, как неудобно положение нанимавшего (с. 89) и "какая должна быть работа мастерового, считающего себя обсчитанным".

Приводя обширные выдержки из отчета адмирала, автор статьи со знанием дела, основательно раскрывал все изъяны организации тогдашнего судостроения. Есть основания предполагать, что состоя ранее в штате корабельных инженеров, он был братом рано ушедшего из жизни одного из лучших инженеров флота К.М. Токаревского (1857-1904), который к опыту старшего-Александра (род. 1849 г.) мог прибавить свой особенно богатый опыт строителя канонерской лодки "Отважный", броненосца "Сисой Великий", крейсера "Аврора" и броненосца "Бородино". Не исключено, наконец, что статья А.М. Токаревского могла быть формой совместного выступления адмирала и инженера, которые, убедившись в безрезультатности прямых обращений к начальству, решили воздействовать на него публично. Ведь прямо критиковать его они, находясь на службе, не могли.

С чувством давно ожидавшегося и совершившегося возмездия должен был встретить эту публикацию весь инженерный корпус флота. Отмщались те экономические экзекуции, которыми, охваченный административным восторгом, В.П. Верховский в должности командира Санкт-Петербургского порта неустанно истязал подведомственных ему строителей кораблей. Отмщен был строитель броненосца "Гангут" корабельный инженер А.Е. Леонтьев, кому выпала горькая доля испить все те разорения и дезорганизацию, которым за время постройки подвергал его В.П. Верховский. В фондах архива сохранился крик души инженера, не оставлявший сомнений в том, что руководящая роль командира порта в кораблестроении той поры была сродни монголо-татарскому нашествию на Русь. (РГА ВМФ, ф. 421, on. 1, д. 997, л. 398).

Его превосходительство Владимир Павлович (которому недавно соорудили роскошное надгробие на Новодевичьем кладбище) сделал все возможное, чтобы сорвать работу строителя. Он до назначения В.П. Верховского командиром порта строил корабль так успешно, что спустил его на воду через 1 год 11 месяцев. За образцовую работу был удостоен вниманием императора и личной благодарности генерал-адмирала. Но все пошло прахом с приходом в порт В.П. Верховского.

Мелочное вмешательство в прямые обязанности строителя, вплоть до решений о квалификации, заработке и назначении каждого рабочего, ограбление в пользу порта заготовленных строителем материалов, отмены традиционных наградных денег мастеровым за спуск, полная дезорганизация достройки с переводом броненосца в Кронштадт (хотя осадка корабля позволяла довершить прием предметов вооружения в продолжение зимней стоянки у завода) – нет числа этим "подвигам" обезумевшего от экономии адмирала. Дошло до того, что, превзойдя гоголевского Плюшкина, адмирал запретил выдавать мастеровым сало, собранное после спуска (как это традиционно делалось прежде) и приказал его "записать на приход". Ради той же экономии запретил рубить грунтовы спусковых полозьев, приказав развязывать их в ледяной воде. Из-за этого строитель был лишен возможности определить водоизмещение корабля перед погрузкой в него машин Балтийского завода.