Березовский уловил намек; он был обладателем роскошной виллы на мысе Антиб, так же как и Владимир Гусинский, у которого была похожая хорошо оборудованная вилла на юге Испании, в Сотогранде.

Вызов был брошен. Подвергаясь резким нападкам со стороны СМИ в трудное для него время, президент дал понять, что объявляет тотальную войну олигархам, которым эти СМИ принадлежат. Несмотря на то, что Березовский был одним из тех, кто тайно «руководил победой» на выборах Путина, олигарха стали преследовать правительственные прокуроры и налоговая полиция. Возможно ли, что, по крайней мере, для них путинская Россия превращалась в гораздо более опасное место, чем Россия ельцинская? У Березовского и Гусинского не было желания задерживаться, чтобы проверить это на своей шкуре. К наступлению зимы оба навсегда бежали из страны, первый во Францию, а затем в Великобританию, последний – в Испанию, затем в Грецию, прежде чем, наконец, поселиться в Израиле.

Продав акции ОРТ Абрамовичу, Березовский сделал своего протеже инструментом в руках Путина. Ходорковский был богаче, но ему недоставало присущей Абрамовичу способности схватывать все на лету. Когда Березовский и Гусинский отправились в изгнание, Абрамович делал, что ему поручили, – баллотировался на должность губернатора Чукотки. Он уже отдалился от своего попавшего в неприятное положение партнера, заявляя: «Когда-то мы были близкими друзьями, но Березовский не помогал мне, он помогал лишь себе».

Тем временем, трагедия, случившаяся с подводной лодкой «Курск», дала Михаилу Горбачеву возможность рассчитаться с Путиным за его поддержку (или отсутствие критики) генерала Крючкова в предпринятом государственном перевороте 1991 года и обвинить в том, что он способствовал распаду когда-то могущественного СССР. «Мне кажется, что Путин не уточнил факты в начале кризиса, – заявил Горбачев в интервью „Би-Би-Си“. – Проблема в том, что он должен был вмешаться, и вместо того, чтобы сделать это, он тянул время. Ясно, что это было неверным решением. Последовала цепь событий. Путин допустил ошибку: зная, что произошло нечто серьезное, он бездействовал. С запозданием он отправился на место происшествия, встречался с родственниками моряков, пытался возместить причиненный ущерб. Но уже до этого он допустил грубый просчет. Это послужит ему уроком». И, ссылаясь на свидетельство более трудных времен, Горбачев подлил масло в огонь, сказав, что ложная и противоречивая информация, предоставленная служащими морского флота Путину, напомнила ему о «дымовой завесе» советской эпохи – вину за прекращение которой вменял ему Путин. «Я прошел через все это. Вы думаете, почему я проталкивал политику гласности и предоставил людям определенную свободу? Я всегда заявлял, что у нас не могло быть запретных зон для общественности. Это то, за счет чего процветает бюрократия – за счет недостатка информации».

Но это было в прошлом. Путин находился в должности президента всего лишь несколько месяцев и только начинал вычищать авгиевы конюшни, которые оставил за собой Ельцин. И в этом отношении, как он сам заявил, он не мог нести ответственность за то, что происходило за пятнадцать лет до его выборов.

В других вопросах Путин использовал навыки, приобретенные в опыте общения с Тони Блэром. Президент России очаровал немецкого канцлера Герхарда Шредера. Эти два лидера установили тесные связи – в значительной степени благодаря тому, что Путин хорошо знал культуру Германии и свободно изъяснялся на ее языке, что было неожиданным преимуществом, полученным в ходе учебы в университете и во время пребывания в Дрездене. И действительно, Шредер, казалось, игнорировал тот факт, что Путин работал там офицером русской разведки. Однако у Путина возникло больше трудностей, когда очередь дошла до французов. Президент Жак Ширак не стремился оказать Путину сердечный прием. Из всех европейских стран негодование по поводу ситуации в Чечне выражалось наиболее остро во Франции. Французская пресса освещала события ужасной войны в большем объеме и более детально, чем где бы то ни было, и французская интеллигенция постоянно напоминала министру иностранных дел, что ни он, ни Ширак не должны иметь каких-либо отношений с «разжигателем войны из Кремля». Когда они все же встретились в роскошном зале штаб-квартиры Ширака в Париже, изначально казалось, что их дружба скорее основывалась на взаимной любви к великолепным зеркальным танцевальным залам, нежели на взаимопонимании в вопросе демократических свобод. Однако тон французских газет изменился, когда стало очевидно, что Ширак все больше подпадает под обаяние молодого президента России, в немалой степени благодаря влиянию, которое Путин оказывал на русскоговорящую Элен Каррер д’Анкос, секретаря Французской Академии, пользовавшейся благосклонностью Ширака.

В первый год своего правления Путин совершал много поездок, улаживая отношения, которым уделялось недостаточно внимания в эпоху Ельцина. Повсеместно демонстрируя добрую волю, он посетил Индию, Китай и Вьетнам, но не придал особо большого значения своему краткому пребыванию в Америке, где намеренно вел себя сдержанно, дожидаясь возможности разговора с преемником покидающего свой пост президента. И все же он на протяжении часа беседовал с Ларри Кингом на программе «Си-Эн-Эн», и диалог был явно предназначен для ушей Белого дома. Наконец, в интервью прозвучала тема затонувшей подлодки «Курск», хотя Кинг не мог многого ожидать после того, как его первый вопрос: «Что произошло с субмариной?» – был встречен кратким ответом: «Она затонула». Это произвело на американских зрителей твердое впечатление, что они слышат слова самого циничного лидера в западном мире. Путин, несомненно, понимал, что в этот момент он, как ожидалось, по традиции должен вздохнуть и выразить соболезнование, чтобы завоевать любовь аудитории. Когда Кинг задал каверзный вопрос, почему он сразу же не обратился за помощью к другим странам, Путин уклонился от ответа, вдаваясь в технические подробности операции, которую организовал его собственный флот. Но американский телевизионный импресарио настаивал: пересматривая прошлое, не было ли чего-либо, что Путин мог сделать иначе?

«Нет», – категорично ответил он. Единственное, что он мог сделать, как глава государства, это отложить встречи, назначенные на своей базе отпуска, и вернуться в Москву. Но это было бы PR-акцией, ловко заметил он, поскольку, где бы он ни находился, он поддерживал контакт с вооруженными силами (в данном случае – с военно-морским флотом). Он предположил, что мог бы приехать на место трагедии. Однако Кинг возразил: «Думаю, охрана не позволила бы вам сделать это». Услышав это, российский лидер был заметно раздражен: «Охрана здесь ни при чем, я не стал бы просить разрешения у охраны. Охрана служит мне, а не я им… Я главнокомандующий…» Нет, рассуждал он, политики не должны спорить, кто главный, когда спасателям дорого каждое мгновение. Аргумент против себя он вывернул наизнанку.

После этого в интервью был кратко затронут вопрос о тюремном заключении по обвинению в шпионаже американского бизнесмена Эдмонда Поупа в России, но Путин вновь поставил интервьюера на место, отметив, что в демократическом государстве решение по делу могут вынести только суды. Затем он сделал неожиданное дополнение: «Даже если суд подтвердит, что мистер Поуп причинил какой-то существенный вред своей деятельностью, я на самом деле не думаю, что разведывательная деятельность может причинить серьезный ущерб». Не кто иной, как бывший агент КГБ, объявлял, что искусство шпионажа изжило себя. Кинг не отступал: «Вы занимали высокую должность в КГБ. По-прежнему ли оправдана разведдеятельность в отношении дружественного государства?» После некоторого колебания Путин ответил, что сбор информации посредством тайных методов помогает «уладить международные проблемы». Кинг спросил, нравилось ли Путину служить в КГБ? «Это была интересная работа. Она позволила мне значительно расширить кругозор, приобрести определенные навыки, навыки общения с людьми, работы с информацией. Она научила меня правильно расставлять приоритеты». После одной из частых рекламных пауз – это был прямой эфир – Кинг, наконец, добрался до важного вопроса: почему Путин пытается помешать Соединенным Штатам Америки построить противоракетную систему, которая защищала бы страну от ядерного нападения? Путин ответил: «Когда наши страны договаривались об ограничении систем противоракетной обороны, это было неслучайно. Когда мы разворачиваем на наших территориях противоракетные системы, мы устанавливаем специальное оборудование, которое трудно пробить ракетным ударом. Если мы… попытаемся охватить всю территорию, эта миссия невыполнима. Но давайте представим, что это оказалось возможным. Это могло бы породить впечатление – иллюзию – что некая страна может, не опасаясь [ответных мер], по собственному усмотрению наносить удары, нападать на других. Это может нарушить баланс стратегических интересов и сил, что, по-моему, очень опасно. Во время обсуждения этих вопросов с нашими американскими коллегами я всегда испытываю искушение напомнить им о том, как начиналась гонка ядерных вооружений. Я всегда упоминаю тот факт, что изначально ядерное оружие было создано в Соединенных Штатах.