После успешного похода в 1152 году за Угол и Самару последовал новый поход против половцев, совершенный тем же Мстиславом Изяславичем из Переяславля Южного в 1153 году, — на реку Псел, левый приток Днепра. На этот раз Мстислав половцев не нашел: «не дошед их, възворотися». Это свидетельствовало о том, что половцы отступили от границ Руси, перенесли свои кочевья южнее. Осенью того же 1153 года Мстислав Изяславич вместе с князем Владимиром Андреевичем и берендеями ходил к Олешью — русскому городу в устье Днепра. Старый торговый путь по Днепру к Черному морю, мимо днепровских порогов, вновь становился доступен русским.

Предположительно можно говорить и о каких-то контактах, установившихся в эти годы между Изяславом Мстиславичем и обитателями Нижнего Поволжья — гузами, то есть теми же торками, ближайшими сородичами «черных клобуков» Поросья. Зимой 1153/54 года в Киеве побывал арабский путешественник и дипломат Абу Хамид ал-Гарнати, направлявшийся из Венгрии через Русь в город Саксин в устье Волги (на месте бывшей столицы Хазарии Итиля). Он имел поручение от короля Гезы набрать на военную службу наемников-торков, «тех, кто хорошо мечет стрелы». Абу Хамид провел на Руси зиму, общался с «царем славян» (князем Изяславом Мстиславичем?), которому передал личное послание венгерского короля, скрепленное его золотой печатью, и был принят с почестями, соответствовавшими его статусу посла. В поездке к гузам Абу Хамида сопровождал один из мусульман, проживавших на Руси (некий Абд ал-Карим Ибн Файруз ал-Джаухари). Поручение короля Гезы было с успехом исполнено, вернулся на Русь и спутник Абу Хамида (сам он остался в Саксине)^{299}. Трудно удержаться от предположения, что в ходе этой миссии обсуждались и вопросы, интересовавшие русского князя и, возможно, связанные с перспективами совместной борьбы с половцами.

С половецкой политикой князя Изяслава Мстиславича исследователи связывают и его второй брак — с грузинской царевной Русудан, дочерью царя Грузии Димитрия I (1125— 1156). (Первая супруга князя скончалась в 1151 году.) Переговоры по этому поводу велись не менее двух лет: осенью 1153 года сын Изяслава Мстислав ездил к Олешью именно для того, чтобы встретить там грузинскую княжну, однако та по какой-то причине к намеченному сроку не явилась. И только весной 1154 года Мстислав Изяславич, вновь посланный отцом, встретил ее у днепровских порогов — на крайних рубежах Русской земли. Русудан была с почестями приведена в Киев, где и состоялось ее венчание с киевским князем. Правда, продлился этот брачный союз всего полгода — из-за скорой кончины киевского князя.

Грузинские цари в XII веке имели прочные связи с половцами. Полагают, что союз с царем Димитрием имел одной из своих целей нейтрализацию грозных кочевников^{300}. Во всяком случае очевидно, что киевский князь, связанный династическими союзами со многими правящими дворами Западной и Центральной Европы и враждующий с правителями Византийской империи, именно в ходе противоборства с Юрием Долгоруким осознал необходимость налаживания контактов и со своими южными и восточными соседями. Да и родство с грузинскими царями (а правителей Грузии называли именно этим титулом, применявшимся к императорам Византийской и Западной империй) должно было благотворно сказаться на международном авторитете киевского князя. Не случайно киевский книжник в последние годы жизни Изяслава Мстиславича и его также именовал «царем».

Можно полагать, что в своих неудачах Юрий — по крайней мере отчасти — обвинил князя Ростислава Ярославича Рязанского. Возможно, тот вместе со своими родичами обещал поддержать его, однако в поход так и не выступил. Их дружба продолжалась совсем недолго и вновь сменилась жестокой враждой. Во всяком случае в том же 1154 году Юрий Долгорукий предпринял новую попытку присоединить к своим владениям Рязанское княжество с обоими его главными городами — Рязанью и Муромом. Причем на этот раз, в отличие от событий 1146 года, речь шла не просто о переменах на рязанском столе и утверждении здесь лояльных Юрию представителей местной династии, но о прямом включении рязанских и муромских земель в состав владений Юрия Долгорукого. Новым рязанским и муромским князем должен был стать старший сын Юрия Андрей.

Подробный рассказ об этом содержит единственный источник — так называемая Львовская летопись, составленная в XVI веке, но использовавшая и более ранние летописные материалы. «Того же лета, — читаем здесь под 6662 (1154) годом, — посади Юрьи сына своего в Рязани, а рязанскаго князя Ростислава прогна в Половцы»^{301}.

Этот шаг суздальского князя выглядит необычно. Ни до, ни после Юрий не решался на захват чужой волости, на которую не имел никаких отчинных прав. Потомки князя Святослава Ярославича правили в Муроме, а затем Рязани с середины XI века, практически без перерывов (если не считать несчастной попытки Мономахова сына Изяслава захватить Муром в 1096 году; как мы помним, эта попытка стоила молодому князю жизни и привела к жестокой междоусобной войне). Теперь незавидная участь Изяслава могла достаться Юрьеву сыну Андрею. Юрий упорно не желал предоставлять ему удел в собственном княжестве. Не имея возможности наделить старшего сына волостями на юге, он, очевидно, именно таким способом постарался удовлетворить его княжеские амбиции. Не исключено, что это и стало одной из причин рязанской войны.

Но едва ли самого Андрея могло устроить княжение в Рязани. Если известие Львовской летописи подлинно (а сомневаться в этом как будто нет оснований)^{302}, то оно высвечивает яркий и драматичный эпизод из жизни князя Андрея Боголюбского. На этот раз он предстает перед нами совсем не таким героем и храбрецом, каким мы его видели прежде, в повествовании симпатизировавших ему южнорусских и суздальских летописцев. Опытный и умелый воин, Андрей проявил явную беспечность, которую, пожалуй, можно объяснить разве что его нежеланием княжить в совершенно чужом для него городе. Он позволил Ростиславу Ярославичу не только собрать значительное половецкое войско, но и беспрепятственно привести его к Рязани. Более того, Андрей был застигнут врасплох и чудом избежал плена. Ночью, внезапно, Ростислав Ярославич со своими половцами ворвался в Рязань, обманув Андрееву «сторожу» (если она вообще была выставлена князем). Сам Андрей Юрьевич «об одном сапоге» (удивительно яркая подробность!) бежал из Рязани в Муром, а оттуда поспешил к отцу в Суздаль. Дружина его была почти полностью истреблена: по словам летописца, Ростислав «овех изби, а другиа засув во яму, а иные истопоша в реце».

История взаимоотношений суздальских и рязанских князей знала немало войн. Впрочем, и мирные или даже союзнические отношения между ними также были не редкостью. Миром сменится и эта война, в которой было пролито столько крови. Однако старая вражда не исчезнет. Рязанские князья, сыновья и внуки Ростислава Ярославича, будут то признавать над собой власть суздальских Юрьевичей, то ожесточенно воевать с ними. Эта вражда перейдет по наследству и к их потомкам, и уже в новых исторических условиях, сложившихся после ордынского завоевания, между Рязанью и Москвой нередко будут вспыхивать войны, особенно ожесточенные в виду территориальной близости двух княжеств.

Под 1154 годом летописи сообщают еще о нескольких событиях в жизни Юрия Владимировича и его семьи. В октябре этого года у князя родился сын Всеволод, нареченный в крещении Дмитрием. В том же году в Суздале скончалась супруга князя Глеба Юрьевича (между прочим, единственная невестка Юрия Долгорукого, смерть которой отмечена летописцем).

Другие события года привлекали не меньшее внимание суздальского князя. Конечно же он следил за всем, что происходило вне границ его княжества, особенно в Южной Руси, хотя сведения об этом по-прежнему поступали к нему с запозданием.