В эти же годы Юрий занимается церковными делами и в Суздальской земле. По некоторым сведениям, в 1128 году он возвел во Владимире-Залесском церковь во имя своего небесного покровителя — Святого Георгия. Это событие также имело значение, выходящее за пределы Северо-Восточной Руси, — не случайно известие о нем сохранилось в новгородской летописной традиции^{62}.

Смерть великого князя Мстислава Владимировича (по разным летописям 14 или 15 апреля 1132 года) стала поворотным событием не только в жизни Юрия Долгорукого, но и в жизни всего Русского государства. Историки справедливо считают, что именно ею завершается история Киевской Руси и начинается новый период русской истории — удельный, или, как предпочитали называть его в советской историографии, период феодальной раздробленности. Ибо после Мстислава уже никто из киевских князей не имел достаточно сил и авторитета для того, чтобы удержать в своих руках власть над всей Русской державой или хотя бы над большей ее частью.

Мстислав с полагающимися почестями был погребен в киевском Федоровском монастыре, который он основал в последние годы жизни. Хоронил его сын Ростислав, «с бояры и с людми с своими»^{63}. Ярополк вступил в город два или три дня спустя, 17 апреля: «людье бо кыяне послаша по нь». Его встречали уже как полноправного киевского князя и с положенными церемониями посадили на «златой» киевский стол.

По словам летописца, перед смертью Мстислав поручил своему брату не только киевское княжение, но «и дети свои с Богом на руце предасть». После Мстислава осталось пятеро сыновей: Всеволод, Изяслав, Ростислав, Святополк и только что родившийся младенец Владимир. Теперь Ярополку Владимировичу предстояло позаботиться о них и, главное, обеспечить исполнение того договора, который они с братом скрепили крестным целованием. И первым шагом его в этом направлении стал перевод князя Всеволода Мстиславича из Новгорода в «отчий» Переяславль — тот самый город, в котором он сам княжил и из которого только что перешел на княжение в Киев.

Было раннее утро, когда небольшой отряд всадников показался в виду Переяславля. Их уже ждали в городе. Весть о том, что новый переяславский князь Всеволод Мстиславич, сын недавно умершего киевского князя Мстислава Великого и внук самого Мономаха, должен воссесть на престоле своих предков, собрала сюда множество людей из ближних и дальних селений — все они рассчитывали на обязательное в таких случаях княжеское угощение и щедрую милостыню.

С князем Всеволодом была лишь его ближняя дружина. Еще накануне они выехали из Киева, от великого князя Ярополка Владимировича, и провели ночь где-то поблизости от Переяславля — возможно, у одного из бродов через Днепр — Витичевского или Зарубского, — чтобы к заутрене поспеть в город. И им это удалось. Заслышав перезвон переяславских колоколов, князь Всеволод сошел с коня и, преклонив колени, перекрестился. Так же поступили и его спутники.

У городских ворот князя встречали духовные лица, среди которых выделялся переяславский епископ Марк. Всецело обязанный Ярополку поставлением на кафедру, он с радостью благословил племянника своего покровителя. Тем более что и он, и другие собравшиеся знали, что вступившему в город князю со временем уготован был и великокняжеский стол. Всеволод же обещал им княжить милостиво и справедливо, по установлениям прежних переяславских князей — своего дяди Ярополка, деда Владимира Мономаха и прадеда Всеволода Ярославича.

Собственно интронизация (торжественное возведение на престол) должна была совершиться позднее — в кафедральном переяславском соборе Архангела Михаила. Пока же князь и его спутники расположились на отдых…

Так и остался бы этот день радостным и праздничным в памяти незлобивого князя Всеволода. Но, увы… Радость обращается в скорбь куда скорее и куда чаще, чем нам бы того хотелось. И вышло так, что прокняжил Всеволод Мстиславич в городе своих предков лишь несколько коротких часов. Виновником этого оказался не кто иной, как его дядя, суздальский князь Юрий Владимирович. Смерть Мстислава Великого вывела его из политического забвения и заставила действовать с неукротимой энергией.

Получив известие о смерти Мстислава, Юрий немедленно сослался со своим братом Андреем. Они конечно же знали или догадывались о замыслах старших братьев. Через преданных людей в Киеве, Новгороде и Переяславле Юрий узнавал подробности происходящего, следил за каждым шагом Ярополка и Всеволода. Ему стало известно о том, что Всеволод выехал из Новгорода. Затем — о его прибытии в Киев, о переговорах с дядей. («В то же лето Ярополк приведе Всеволода Мстиславича из Новагорода и да ему Переяславль по хрестьному целованью, акоже ся бяше урядил с братом своим Мстиславомъ по отцю повеленью…» — свидетельствует летописец^{64}. Другой, более поздний автор добавляет: «…приведе… братаничя своего Всеволода Мстиславичя из Новагорода к себе в Киев, и мало дръжав его у себе, и да-де ему Переаславль…»^{65}) И потому, когда Всеволод, во исполнение договоренности с дядей, летом 1132 года отправился в Переяславль, Юрий и Андрей были уже наготове. Они опоздали совсем на немного. И спустя несколько часов после прибытия Всеволода Переяславль встречал уже других гостей — незваных и совсем не дружелюбных, вооруженных до зубов и готовых к пролитию крови. Начавшись как праздник, этот день закончился разгулом насилия, убийствами и грабежами… А дальше круговерть событий захлестнула и Всеволода, и Юрия, и остальных князей Мономахова рода.

Летописи, как всегда, кратко фиксируют происходящее. Но страсти пробиваются даже сквозь скупые летописные строки. «С заутрья» Всеволод «сел» в Переяславле, «а до обеда выгна и (его. — А.К.) Гюрги, приехав с полком на нь…»^{66}. Позднейшие летописцы более подробны: «Всеволоду же седшу в Переяславли по заутрени, Георгий же Володимеричь того же утра пришед, и до обеда еще согна Всеволода с Переяславля, а сам седе в нем…»^{67} И еще: «Всеволод же Мстиславичь по заутрени в неделю (то есть в воскресенье. — А, К.) вниде в Переаславль, и седе в нем; и того дни до обеда прииде на него другый дядя его Юрьи… и согнаша его с Переаславля, и много убийства сътвориша…»^{68}

Подоплеку событий раскрывает новгородский летописец, автор так называемой Новгородской Первой летописи старшего извода. Именно он, единственный, упоминает об участии в захвате Переяславля брата Юрия Андрея: «…ходи Всеволод в Русь Переяславлю, повелением Яропълцем… И рече Гюрги и Андреи: “Се Яропълк, брат наю (наш. — А.К.), по смерти своей хощеть дати Кыев Всеволоду, братану (то есть братаничу, племяннику. — А.К.) своему”; и вы-гониста (двойственное число. — А.К.) и ис Переяславля…»^{69}

Всеволоду пришлось покинуть город. Сражения между его немногочисленной дружиной и «полком» дяди, по-видимому, не было, однако какие-то убийства и грабежи в городе все же произошли. Всеволод вновь отправился в Киев, к Ярополку, а оттуда в Новгород. Позднейший автор его Жития (XVI век) так, излишне витиевато, писал об этом: «Ненавидяй же искони добра роду человечю враг диявол, многи скорби и напасти наводя праведным и своими злыми мечьты межуусобныя брани воздвизая в сродницех и пакости творяше святым, в то же время подвижеся на блаженнаго князя Всеволода стры[и] (дядя. — А. К) его великий князь Георгий Владимеричь, рекомый Долгорукий Манамашь, умысли, яко да сам державствует в Переславли, идеже блаженный князь Всеволод живяше. И еже умысли, то и сотвори: прииде ко граду Переславлю с силою многою, хотя прияти град. Святый же князь Всеволод, слыша брань хотящую быти, и великим терпением преодолеваше, и ни мало противися стрыю своему, и на Бога все упование полагайте. Ничьто же зла умысли и брани не сотвори. Но яко Авраам изыде от земьля своя, тако и сей святый изыде из града Переяславля, а град остави стрыю своему, великому князю Георгию Владимеричю Долгорукому, поминая Господне речение: “Аще гонят вас из града сего, бегайте во другий”. И тако благодарствуя Бога, отшед в Великий Новград…»^{70}