Он её поймал – и тут же стиснул руки на её рёбрах и бёдрах так, что у неё наверняка
остались синяки, а она вцепилась рукой ему в шею, больно оттянув волосы на затылке.
Через миг она была на земле, Уилл схватил её за руку и, крикнув: «Туда!», рванулся к
двери, которая вела в людскую. Сейчас там было темно и пусто – слуги, должно быть,
забились в донжон, где в страхе ждали исхода сражения. Уилл пронёсся тесными
коридорчиками, спальней с десяткой узких кроватей, задымленной кухней. Лусиана
сперва бежала следом за ним, потому он почувствовал, как она тянет его назад, и в
раздражении остановился.
– В чём дело? Вам надо…
– Уилл, – слабо сказала она, цепляясь резко ослабевшими пальцами за его плечо. – Найдите
его. Сейчас… Ваш брат… наверняка приказал убить его, если… найдите его, сейчас…
– Сира Лусиана! – закричал Уилл, но она уже осела на пол у его ног, потеряв сознание.
Он машинально поддержал её, глядя на её откинувшуюся голову в страхе и отчаянии.
Потом подхватил бесчувственную женщину на руки, бегом вернулся в спальни для
прислуги и бережно положил графиню Риверте на кровать у стены. У него не было
времени позаботиться о её безопасности лучше, он мог лишь молиться, что так далеко в
помещения битва не проникнет.
И он должен был сделать то, что она сказала. Должен был его найти.
В эти мгновения Уилл был почти счастлив, что местом заключения Риверте стал именно
Тэйнхайл – замок, в котором Уилл знал каждый угол и каждый камень. В любом другом
месте он потратил бы драгоценные минуты, отыскивая местную тюрьму. Здесь ему не
понадобилось её искать. Он пробежал через кухню и выскочил на задний двор. Здесь тоже
шёл бой, но менее оживлённый; Уилл не узнавал людей, которые дрались не на жизнь, а
насмерть, он не мог понять даже, где чужие, а где свои, и окончательно запутался, кто в
этой битве был кем. Он бросился к башне, в верхней части которой был оружейный склад,
а в нижней – замковая темница. Уилл рванул железную дверь обеими руками, а когда она
не поддалась, бешено забарабанил в неё, помогая себе ногой.
Зарешеченное смотровое окошко распахнулось почти мгновенно, и в лицо Уиллу Норану
уставился арбалетный болт.
– Не надо! – выдохнул Уилл, уже совершенно не соображая, что несёт, и не понимая
тщетности этой мольбы. – Не стреляйте!
Палец, уже почти надавивший на спусковой крючок, замер. Старое морщинистое лицо за
решёткой дрогнуло.
– Милорд Уилл? Это вы? – неверяще спросил хрипловатый голос из-за решётки. Уилл
вздрогнул всем телом, оглушённый мгновением узнавания.
– Нейл? Нейл, да, это я, я! Господа бога ради, впусти меня, пожалуйста!
– Не велено, – без особой уверенности проговорил старый Нейл, выстругивавший когда-то
младшему сыну лорда Брана деревянных лошадок. – Не велено, простите, милорд Уилл.
Лорд Роберт…
– Пожалуйста, Нейл! – повторил Уилл. Он не понимал, почему его лицо стало мокрым и
почему что-то капает с подбородка ему на шею. Он вдруг понял, что безумно устал,
просто ужасно устал, и он не мог сдаться сейчас, когда был уже так близко. – Пожалуйста,
я должен его спасти!
Мгновение колебания старого Нейла казалось ему вечностью. Потом арбалет исчез, и
Уилл услышал скрип проржавевших петель на засове.
– Если лорд Роберт победит, висеть мне на крепостной стене, – мрачно сказал старик, и
Уилл, ворвавшись в тесный и душный коридор башни, лишь молча стиснул его плечо.
– Нейл, кто там? Какого дьявола? – рявкнул кто-то снизу, с лестницы, уводившей во мрак,
едва разрежаемый мутным светом факела.
Уилл выхватил арбалет из опустившихся рук старика и направил его в незнакомое
молодое лицо, возникшее перед ним через мгновенье.
– Не двигаться! – рявкнул он. Сорванный голос звучал хрипло, и оттого особенно грозно. –
Открыть камеру! Живо!
На лице второго охранника мелькнула растерянность. Он потянулся было рукой к мечу,
но Уилл направил арбалет ему прямо в грудь, и рука остановилась. Растерянность солдата
сменилась угрюмой злобой.
– Всё равно у меня нет ключа от цепи, – мстительно сказал он. – Лорд Роберт…
– Сказано тебе – открывай!
Больше солдат не спорил.
Они спустились вниз (старина Нейл остался наверху, и Уилл надеялся, что он запер за
ними дверь), по крутой винтовой лестнице, и воздух становился всё тяжелее, спёртее и
гнилее с каждым шагом. Под ногой у Уилла с писком прошмыгнула крыса, и он невольно
вздрогнул, но прицела со спины своего провожатого не убрал. Солдат, впрочем, решил не
лезть на рожон – он явно не особенно представлял, что творится там наверху, и решил не
рисковать жизнью ради выполнения приказа своего господина, которого, возможно, уже и
в живых-то нет. Уилл невольно скривил губы при этой мысли, и тут они наконец достигли
дна каменного колодца.
Внизу была караулка – грубый стол с парой стульев под чадящим факелом, кадка с мутно
поблескивающей водой на полу, – а в пяти шагах от неё – железная решётка с толстыми
прутьями, между которыми нельзя было просунуть даже руку. За ней была непроглядная
тьма и не виднелось никакого движения.
– Открывай, – прохрипел Уилл, и солдат молча повиновался.
Когда решётка, заскрипев, качнулась в сторону, Уилл опустил арбалет и нерешительно
шагнул вперёд.
– Сир, – прошептал он, отчаянно вглядываясь в душный мрак камеры. – Сир Риверте… вы…
вы здесь?
Трудно было задать вопрос глупее, но Уилл не знал, что ещё сказать. Он шагнул в камеру,
не задумываясь о том, что солдату ничего не стоит захлопнуть решётку за его спиной.
Внутри было всё так же тихо, Уилл снова сделал шаг…
И завопил от неожиданности, когда чья-то железная рука стиснула его щиколотку.
– Не надо! – закричал Уилл, не очень понимая, чего, собственно, не надо. – Это я! Я! Это
Уилл!
– Уилл? – прохрипел из темноты голос, такой же сиплый, как его собственный. Хватка на
его ноге внезапно ослабла. – Какого чёрта?
Уилл резко присел, бросив арбалет и шаря руками в темноте. Под его ладонями было что-
то тёплое, и мокрое, и скользкое. Оно шевельнулось, задвигалось под его руками. Глухо
звякнула цепь.
– Боже, – простонал Уилл. – Дайте же света!
Солдат, похоже, окончательно определившийся, на чьей он стороне, торопливо поднёс
факел. Неверные язычки красного света выхватили из тьмы часть пространства, и Уилл
задохнулся от ужаса, давясь подступившим к горлу рыданием.
– Прекратите так пялиться на меня, сир Норан, – сказал тот же самый хриплый голос. – И
реветь прекратите. Что вы как баба на поминках? Ключ от цепи у вас?
– У-у меня, – сглатывая слёзы, выдавил Уилл. – В-вот…
– Так откройте этот чёртов замок, чего вы ждёте?
Уилл не сразу сумел попасть ключом в скважину на запоре – у него слишком дрожали
руки. Когда цепь наконец упала, он всхлипнул от облегчения и выронил ключ, и в тот же
миг твёрдая рука тяжело опёрлась ему на плечо. Он молча подхватил навалившееся на
него тело, обвивая рукой Риверте за пояс, и помог ему подняться. Рука на его плече
сжималась так, что, Уилл боялся, Риверте вот-вот вывихнет ему сустав.
Они сделали шаг, потом другой, третий. На четвёртом шагу тяжесть на плече Уилла
ослабла. Переступая порог камеры, Фернан Риверте отпустил его плечо. Солдат,
державший факел, попятился.
А Уилл смотрел на Риверте, смотрел и старался не плакать, потому что Фернану это не
нравилось, но не плакать он не мог.
Он был в грязи и крови весь, с головы до ног. Сапог нет, только нижние холщовые штаны
и рубашка, вернее, то, что от неё осталось – окровавленных лохмотья едва держались на
плечах. Волосы, за которыми он всегда так тщательно следил, грязными спутанными