дворецкий, но Лусиана оборвала его, молча протянув руку резким, нетерпеливым и
требовательным жестом. Сердце у Уилла упало – значит, оба письма были адресованы
ей… но, может, хотя бы одно из них от Риверте? Лусиана не встала с места, но схватила
письма так порывисто, что Уилл понял – сохранять привычное самообладание ей нелегко.
Она бросила взгляд на оба конверта и слегка нахмурилась.
– От него? – не выдержал Уилл.
– Нет, – отозвалась Лусиана. – Одно от короля, другое… от Гальяны, – она снова
нахмурилась, на этот раз сильнее, и жестом велела дворецкому уйти.
Плечи Уилла поникли. Он с трудом сглотнул комок в горле, пытаясь привести в порядок
пустившиеся вскачь и разом запутавшиеся мысли. Король? Гальяна? Что они хотят от
Лусианы Риверте? Что они хотят сообщить Лусиане Риверте?.. Риверте всегда писал свои
письма сам, лишь в исключительных случаях он мог поручить своему доверенному
советнику написать кому-то от его имени, если был чрезвычайно занят или… или…
Уилл с окаменевшим лицом смотрел, как Лусиана вскрывает оба конверта. Сперва она
прочла письмо от короля, и Уилл, неотрывно следивший за её лицом, заметил, как
дрогнули её губы, а в глазах скользнуло замешательство, смешанное с невероятным
облегчением. Уилл чуть не задохнулся – слава богу, он жив, он не… Графиня Риверте
взялась за другое письмо (оно было длиннее первого), и по мере того, как она пробегала
его глазами, её просветлевшее было лицо заволакивало дымчатой пеленой, за которой
Уилл ровным счётом ничего не мог разглядеть. Она читала долго; дочитав до конца, тут
же стала перечитывать, и Уилл сидел напротив неё, стискивая ложечку для десерта так,
что она погнулась у него в кулаке.
Когда Лусиана подняла на него глаза, он подумал, что сейчас закричит. Он не знал, что, не
знал, кому от этого станет легче. Бледность, залившая лицо графини, резко очертила её
плотно сжатые губы. Она протянула ему письмо через стол и сказала:
– Читайте.
Уилл взял, даже не пытаясь унять дрожь в руке, и стал читать.
Всё было ещё хуже, чем он мог предположить в самом худшем из своих кошмаров.
Как Уилл и предполагал, Риверте не послушался короля и не отказался от своих планов по
экспансии в Аленсию. Что с того, что король его не одобрял и не поддерживал – сир
Риверте на то и сир Риверте, чтобы добиваться желаемого без стороннего одобрения и
поддержки. Он решил, что всё сделает сам, и почти воплотил своё намерение. Всё, что ему
требовалось – это согласие наместника в одном из аленсийских портов, готового закрыть
глаза на мирное вальенское судно, собирающееся причалить к негостеприимным
аленсийским берегам уже этой осенью. То, что в трюме мирного вальенского судна будут
находиться сто лучших вальенских наёмников и пять бочек с порохом, аленсийскому
наместнику предлагалось тактично проигнорировать – в обмен на солидную взятку,
разумеется. С этим своеобразным грузом Риверте собирался высадиться в Аленсии и
совершить марш-бросок к столице, отлично защищенной с моря, но практически
беззащитной со стороны суши. Одной только демонстрации вальенских пушек и
вальенского войска под командованием того самого Фернана Риверте должно было
хватить для сдачи города – палить по аленскийской столице, а тем паче учинять в ней
резню Риверте не собирался. Он делал ставку на внезапность, стремительность и дерзость
нападения, и собирался сыграть на потрясении и растерянности княгини Оланы,
воображавшей, что ей удается вести тонкую игру с императором Вальены. Вот только с
Фернаном Риверте тонкие игры не проходили. Игры, как он сказал Уиллу перед отъездом,
кончились.
И самое обидное то, что всё ведь могло получиться.
Действуя, видимо, в спешке, и всё ещё пребывая в запале злости на короля, Риверте не
проверил как следует своих новых союзников. Он нашёл человека, готового, как казалось,
предать свою родину ради тугого кошелька и высокого положения в будущем.
Встретиться условились на более-менее нейтральной территории – в Хиллэсе (Уилл
вздрогнул, дочитав до этого места). Там-то всё и произошло. Прибыв в назначенный срок
в небольшой трактир городка Вэмберга, Риверте не обнаружил среди явившихся на
встречу аленсийского наместника, зато обнаружил своего старого знакомца, друга и
противника Рашана Индраса. После разгрома в Руване тот был отстранён от военных дел,
но, стараниями Риверте, не казнён и даже не заключён в тюрьму, а всего лишь сослан за
пределы империи – и приют он себе нашёл, как теперь оказалось, в Аленсии. Выразив
своему давнему другу Риверте радость по случаю неожиданной встречи, Индрас сообщил,
что Вэмберг наводнён наёмниками, купленными княгиней Оланой. И если сир Риверте не
будет так любезен немедленно отдать Индрасу свой меч, к ночи город будет вырезан – до
последнего человека, включая стариков и грудных младенцев обоего пола.
На этом месте Уилл уже с трудом разбирал слова, потому что слёзы злости мутили ему
взгляд. Но он даже не читая понял бы, что выбрал Риверте. Он был солдат, он был
авантюрист, он был самоуверенный себялюбивый домашний тиран, но он никогда не
обрёк бы на смерть целый город, спасая собственную шкуру.
Он сдался.
И самым ужасным во всём этом было не то, что он оказался в плену у людей, имевших
множество причин желать ему скорой и мучительной смерти. Уилл знал: где бы Риверте
ни был сейчас, сильнее всего его мучит мысль, что он дважды позволил себя обмануть. В
первый раз – королю Рикардо; во второй раз – княгине Олане. Он винит во всём себя,
думал Уилл. Он отдал Индрасу меч с равнодушным и абсолютно непроницаемым лицом,
он не сопротивлялся, не угрожал и, может быть, даже не язвил, потому что думал в тот
миг, что заслужил всё это. Обманутый один раз может винить лжеца; обманутому дважды
некого винить, кроме себя самого.
– Боже, нет, – хрипло сказал Уилл, чувствуя слёзы в собственных глазах и совершенно их
не стыдясь. – Нет. Только не это.
Лусиана, кажется, сказала что-то, но он не услышал, лишь сжал письмо крепче – ему ещё
надо было дочитать. Хотя кульминация осталась позади. Риверте вместе со своими
сопровождающими (включая Гальяну, которому чудом удалось улучить минуту
ослабления надзора, чтобы написать и отправить это письмо) был препровождён в один из
хиллэсских замков. Что с ним станут делать дальше, пока что было неизвестно – вернее,
неизвестно Гальяне, так как ни на какие вопросы их захватчики не отвечали. Гальяна
предполагал, что Риверте выдадут Аленсии на расправу – в живых его в любом случае не
оставят, вопрос лишь в том, прикажут ли его втихую удавить прямо в подземелье замка,
где он сейчас содержался, или с помпой переправят в Аленсию, чтобы там казнить по
всем правилам. Последнее, впрочем, было бы слишком дерзким вызовом Вальене,
поэтому Гальяна считал, что кончится всё гораздо скорее и прозаичнее.
– Уильям, выпейте воды, – тихо сказала Лусиана, и Уилл остервенело мотнул головой. Он
как раз дочитал до места, где Гальяна назвал замок, в который их везли сейчас, пока он,
спрятавшись за телегой, писал на голой земле это письмо…
Это был замок Тэйнхайл.
Уилл уронил письмо на стол, резко втянув воздух сквозь зубы. Лусиана смотрела на него
в упор, широко раскрытыми глазами. И в них он читал то же, что, наверное, она читала в
его собственных.
– Я знал, что так будет.
Уилл собирался сказать совсем не это – но не удивился, когда эти слова сами собой
слетели с языка. Он действительно знал. Он вспомнил теперь, что ему снилось той ночью
неделю назад, когда он проснулся с криком.
Вороны, кружащие над Тэйнхайлом, и тысячи мёртвых кошек, болтающихся на
