прочь от замка. Один из нападавших кинулся коню прямо под копыта, на солнце
сверкнуло лезвие. Уилл в отчаянном порыве еле успел подать вороному команду, и тот,
взвившись в прыжке, будто птица перелетел через нападавшего в дюйме от лезвия,
вскинутого к его брюху.
В глазах у Уилла потемнело, кровь гулко стучала в ушах; он низко прижался к самой
холке коня и летел через поле галопом. Позади он слышал быстро нараставший шум
погони. Увы, вороной хотя был красив и ловок, но в резвости сильно уступал коням
преследователей Уилла. В самом деле, не мог же Риверте дать ему быстрого коня – иначе
Уилл давно мог впасть в искушение дать ему шенкелей и мчаться до самого Хиллэса…
На сей раз это не удалось бы ему, как бы он ни старался.
Довольно быстро его настигли и заблокировали, заставив повернуть назад. Нападавших
было шестеро; Уилл не видел их лиц, скрытых за тряпичными масками. Один из них
подъехал вплотную и вырвал повод из его рук. У второго, тут же оказавшегося с другой
стороны, в руках была какая-то серая ткань – мешок, как понял Уилл через мгновение,
когда ему бесцеремонно натянули на голову этот предмет. Уилл возмущённо вскинул
руки, но их тут же перехватили, стянули верёвкой и привязали к луке его седла. Потом
вороного завернули – кто-то вёл его в поводу. Уилл покачнулся в седле, когда его коня
повлекли вперёд, уводя в галоп, и вцепился пальцами в седло, пытаясь удержать
равновесие. Он ничего не видел, сердце громко стучало, тело разом ослабло, отказываясь
ему подчиняться. Всё это походило на продолжение безумных снов, которые снились ему
так часто в последнее время.
Они скакали недолго. Вскоре цокот копыт сменился иным, более глухим и мягким звуком,
воздух наполнился стылой сыростью – Уилл понял, что они въехали в Чёртов лес. Здесь с
галопа перешли на рысь, передвигаясь, видимо, по тропе. Никто из похитителей не
проронил ни слова, и Уилл мог только догадываться, кто они такие и по чьему приказу
действуют. Руван – это первое, что пришло ему в голову. Риверте что-то говорил об этом,
да и вообще, не зря же он запрещал Уиллу выезжать за ворота одному. И впрямь не зря…
Только Риверте теперь был далеко, направляясь к границам с Хиллэсом, чтобы жечь и
убивать – а Уилл был предоставлен сам себе и господу богу. Облизнув пересохшие губы,
он попытался молиться, но у него ничего не получилось. Он трясся в седле, соскальзывая,
руки затекли, ему было трудно дышать.
Наконец кто-то дёрнул вороного за повод, заставляя остановиться. Уилл услышал
фырканье лошадей и негромкие незнакомые голоса. От гула в ушах он не мог разобрать,
что они говорят. Кто-то развязал верёвку и стащил его с седла. Он оказался на земле и
пошатнулся, но его поддержали и повели вперёд. Через несколько шагов заставили
остановиться, и чья-то рука грубо сдёрнула мешок у него с головы.
Он находился в лесу на поляне, обнесённой высокой стеной деревьев. Кроны в вышине
сплетались так тесно, что солнце едва проникало сюда сквозь их тёмно-зеленую сеть. На
поляне был десяток людей, некоторые из которых прятали лица, но другие – нет. Уилл
ощутил, как тяжёлая, тупая боль растекается в низу его живота, так, будто его со всей
силы ударили поддых.
Прямо перед ним, скрестив руки на груди и ухмыляясь, стоял Роберт.
– Ну, здравствуй, братец, – сказал лорд Норан, и его ухмылка стала ещё шире. – Вижу, ты
не больно рад меня видеть?
Уилл смотрел на него, не в силах выдавить ни звука. Роберт был в боевом доспехе их
отца, лорда Бранда, неподалёку щипал траву его любимый конь, гнедой Амеллас. И это
его люди сейчас стреноживали коней и снимали маскирующие тряпки с лиц. Некоторых
из них он знал – вот этот, например, Диллан, служивший их отцу в Тэйнхайле… За спиной
у Диллана висел лук – тот, из которого была пущена стрела, убившая сопровождающих
Уилла. Эти люди, которые служили его роду и которых он знал всю жизнь, напали на
него, словно разбойники, схватили и привезли сюда. Никто из них не заговорил с ним. В
их беглых, будто случайных взглядах Уиллу чудилась брезгливость.
– Язык проглотил? – спросил Роберт. Уилл молча смотрел на него. – Ты не слишком скучал
по мне, как я погляжу. Впрочем, я не удивлён – что-то давненько ты не радовал нас с
матушкой письмами, видать, совсем позабыл…
– Роберт, – сказал наконец Уилл; кто-то всё ещё держал его за плечо, и он даже не
попытался сбросить эту руку. – Что ты здесь делаешь?
Тот изобразил удивление.
– Как? Неужели не очевидно?! Я приехал спасти своего любимого брата из вражеского
плена – и вот как он меня встречает!
– Ты уехал из Тэйнхайла? В такое время? И оставил маму одну?..
– Мать не пропадёт, – холодно ответил Роберт. Притворное радушие исчезло из его
пронзительно-голубых глаз, взгляд стал холодным и враждебным – таким, каким Уилл его
всегда знал. – Теперь-то не пропадёт, будь уверен. Ей ничего не грозит.
– Ошибаешься. Армия Вальены прямо сейчас движется на Хиллэс и…
– Действительно? – улыбнулся Роберт. – Неужели?
Уилл ощутил, как мурашки ползут по его спине, несмотря на тепло этого осеннего дня. Он
изо всех сил старался не смотреть по сторонам.
– Роберт, всё это безумие. Ты не должен был так поступать. Мало того, что король
нарушил перемирие с Вальеной – теперь ещё ты забрал меня… Ты же обрекаешь Хиллэс
на войну!
– Ты сам сказал, что Хиллэс и так обречён, – со странным равнодушием ответил Роберт. –
А тебя бы попросту убили, так или иначе. Я забочусь о тебе, братец.
Это была ложь. Уилл видел, что это ложь, но не мог понять ни причины её, ни цели, а
потому с каждой минутой ему становилось всё страшнее.
Внезапно ужасная мысль пришла ему в голову.
– Постой… но как ты вообще оказался здесь? Зачем?..
– Меня привела сила братской любви, – холодно сказал Роберт. В доспехах отца он казался
одновременно старше – и моложе, словно подросток, напяливший латы взрослого. – Ты
мне не веришь?
– Нет, – покачал головой Уилл. – Ты не стал бы брать столько людей и бросать Тэйнхайл,
чтобы спасти меня. Ты мог только… – он не нашёл сил договорить. Голова у него гудела,
перед глазами плыли красные пятна. Ему хотелось сесть на землю.
– О, – сказал Роберт коротко. – Так значит, всё-таки не веришь. Как жаль. Но, значит, ты не
столь глуп, как я полагал. Ты трусливая, жалкая и презренная тварь, но не дурак.
Уилл на мгновение закрыл глаза. Рука человека, который стоял у него за спиной,
стискивала его плечо с жестоким равнодушием.
Он сказал:
– Я знаю, что ты имеешь в виду. Прости. Я не смог.
– Ещё бы ты смог! – выплюнул Роберт, и его лицо исказилось от ярости. – Право, сам не
знаю, с чего я решил, что мой бесхребетный братец сможет поступить по-мужски. Однако
же забавно при этом видеть, как быстро дала трещину твоя богобоязненность. С первой
частью своей работы ты справился отменно. Ну и как Риверте, хорош в постели?
Нравилось тебе, как он тебя трахал? Так нравилось, что ты забыл о том, что он убил
нашего отца?
На миг Уилла охватила паника – откуда он знает, почему говорит об этом так уверенно?!
А потом он понял. Тот поцелуй, который Риверте наградил Уилла на крепостной стене на
виду у двух армий, наверняка успел стать притчей во языцех. А расстояние между
Даккаром и Тэйнхайлом вовсе не так велико, как хотелось бы… Уилл не ответил на упрёк.
Ему нечего было ответить, потому что неким гнусным, отвратительным образом это была
чистая правда. Правда – и в то же время ложь, но он не мог бы объяснить этого Роберту,
даже если бы тот был готов попытаться понять.
– А теперь ты мне говоришь, что он идёт на Хиллэс, – не дождавшись ответа, бросил