59. Похвала и хула должны быть крайне сдержанными, осторожными, чуждыми клеветы, снабженными доказательствами краткими, уместными, так как историк говорит не перед судом. Иначе тебя будут обвинять в том же, в чем обвиняют Феопомпа, который сварливо осуждал почти все и сделал из этого свое любимое занятие, так что он более судит, чем излагает события. 60. Если придется к слову, можно передать и миф, но не следует ему безусловно доверять, лучше не решать этого вопроса, чтобы каждый судил об этом, как захочет; таким образом ты, не склоняясь ни в ту, ни в другую сторону, будешь свободен от упреков. 61. В общем же помни следующее, — я это еще часто буду повторять… и не пиши, считаясь только с настоящим, чтобы современники тебя хвалили и почитали, но работай, имея в виду все будущее время, пиши лучше для последующих поколений и от них добивайся награды за свой труд, чтобы и о тебе говорили: «Это, действительно, был свободомыслящий человек и пропитанный искренностью; в нем не было ничего льстивого или рабского, и во всем, что он говорил, заключается правда». Это разумный человек поставит выше всех предметов стремлений, которые так недолговечны. 62. Посмотрите, как поступил книдский архитектор:499 построил величайшее и прекраснейшее сооружение — маяк на Фаросе, чтобы он на большое пространство светил мореплавателям и чтобы они благодаря этому не уклонялись в сторону Паретонии, — как говорят, очень опасного места, из которого нельзя спастись, если наткнуться на подводные камни. Итак, построив такое сооружение, строитель внутри на камнях написал собственное имя, а затем, покрыв его известью, написал поверх имя тогдашнего царя, предвидя, как это и случилось, что оно очень скоро упадет вместе со штукатуркой и обнаружится надпись: «Сострат, сын Дексифана, книдиец, богам-спасителям за здравие мореплавателей». Он считался не со своим временем, а с вечностью, пока будет стоять маяк — произведение его искусства. 63. Так надо писать и историю: правдиво, имея в виду то, чего можно ожидать от будущего, а не льстиво рада удовольствия современников. Вот тебе правило и мерило истинной истории; если им будут мерить, — хорошо: значит оно верно написано, если же нет, — все-таки и я катал «глиняный сосуд на Крании». ПОЭЗИЯ ТРАГОПОДАГРА Подагрик, Хор, Подагра, Вестник, Врачи и Страдания Подагрик Сколь ненавистно имя всем богам твое, Подагра, дочь Коцита, сколько слез в тебе. В глубинах черных Ада родила тебя Эриния Мегера и вскормила там [5] Своею грудью; после молоко, как яд, Жестокому младенцу Алекто дала. О самый гнусный демон, кто дерзнул тебя Явить на свет? Погибель ты приносишь нам. Ведь если кара людям за злодейства их [10] И после смерти с ними, ни к чему тогда Терзаем Тантал жаждой; Иксион страдать Не должен, век вращаясь с колесом своим; Не должен камень тяжкий поднимать Сизиф; Но всех виновных надо наказать одним: [15] Пусть их суставы крутит злая боль твоя, Недуг терзает тело; мой удел — страдать. От пальцев рук до пальцев на ногах во мне Разлилась желчи горечь, гноем все полно! Как стеснено дыханье! Все пути его [20] Закрыты, и мученья оттого сильней. Из самых недр телесных рвется, плоть губя, Пылая вихрем жара, огневая боль; Как будто кратер Этны до краев в огне, Иль это Сицилийский меж морей пролив [25] Стремительно несется в свистопляске волн, Крутя водовороты средь камней и скал. О ты, конец болезни, недоступный нам! Сколь глупы мы, лелея о тебе мечту: Напрасная надежда обольщает нас. Хор
[30] На Диндиме край Кибелы Где фригийцы крик священный В честь тебя, о нежный Аттис, Издают. И, подражая Песням Фригии, на Тмоле [35] Шумно праднуют лидийцы. А под звуки тамбуринов В критском ритме громко «эван!» Восклицают Корибанты. И трубы могучий голос [40] Раздается в честь Ареса, Неудержного в сраженьях. Ну, а мы тебе, Подагра, Посвященные, приносим — Лишь весна придет — стенанья [45] В дни, когда травой зеленой Все луга покрылись пышно И под ласковым Зефиром Зеленеют все деревья. О своем несчастном браке [50] Плачет ласточка; 500 а ночью По лесам несутся стоны — Жребий Итиса печальный Там оплакивает Прокна. Подагрик Увы, от бед спаситель, палка мне в удел — [55] Нога досталась третья. Поддержи меня И по пути прямому мне направь шаги, Чтоб на земле оставить мог я твердый след. Воспрянь, несчастный, с ложа подними свои Больные члены, бросив темный угол свой. [60] Гони от глаз ночную бездну мрака прочь, И, выйдя к свету солнца, полной грудью ты Дыши и, наслаждаясь, чистый воздух пей. Пять дней прибавить надо к десяти другим, Как я вдали от солнца чахну день за днем; [65] Во тьме на жестком ложе исстрадался весь. Но бодрость и веселье не утратил я И вот стремлюсь направить к двери робкий шаг, А тело, сил лишившись, неподвластно мне. Воспрянь же духом, зная: коль подагрик вдруг [70] Захочет прогуляться, да не хватит сил, То это означает: он уже мертвец. А ну-ка! А это кто плетется? Палки в двух руках, На голове венок из бузины надет? 501[75] Какому богу буйный хоровод они Ведут? Уж не тебя ли славят, Феб-Пеан? Но нет, ведь лавр дельфийский не венчает их. Не в честь ли Вакха звучный здесь поется гимн? Но нет отличья Вакха — на кудрях плюща. [80] Так кто же вы, о гости, что явились к нам? Всю правду нам откройте, возвестив ее. Друзья, какой богине вы поете гимн? Хор А ты-то сам откуда, вопросивший нас? И палка и походка выдают тебя: [85] Богини необорной миста видим мы. |
