Тзэн взял с подушки одну из золотых цепей и, надев ее золотой браслет на шею своему сыну, защелкнул замок. Произнеся еще несколько слов, обращенных к Саб Тзэну, он повернулся ко второй фигуре, с которой офицеры снимали окутывающие ее шелка. И я, догадался уже о том, что здесь происходит, увидел перед своими глазами Дею Торис, принцессу Гелиума.

Цель церемонии была для меня ясна. Еще минута, и Дея Торис была бы навеки соединена с принцем Зоданги. Несомненно, это была великолепная и внушительная церемония, но мне она казалась самым отвратительным зрелищем, при котором я когда-либо присутствовал. И, когда регалии были прикреплены к ее стройной фигуре, и предназначенный для нее золотой ошейник был уже в руках Тзэна Козиса, я занес над его головой свой длинный меч, тяжелым ударом разбил стекло огромного окна и спрыгнул в самую гущу пораженной толпы. Одним прыжком я очутился на ступеньках возвышения рядом с Тзэн Козисом, и пока он стоял, окаменев от изумления, мой меч опустился на золотую цепь, которая готова была сковать Дею Торис с другим.

В один миг все смешалось. Тысячи обнаженных мечей угрожали мне со всех сторон, а Саб Тзэн бросился на меня с украшенным камнями кинжалом, который он выхватил из-за пояса своих свадебных облачений. Я мог бы убить его, как муху, но вековой обычай Барсума остановил меня и, схватив его руку выше кисти в тот миг, когда он замахнулся кинжалом, я сжал его, как в тисках, и острием своего меча показал на дальний конец зала.

— Зоданга пала! — закричал я. — Глядите!

Все повернулись в указанном мною направлении, а там ворвавшиеся через порталы входа въезжали в зал на своих гигантских тотах Тарс Таркас и его пятьдесят воинов. Крик недоумения и тревоги вырвался из груди собравшихся, но это не был крик страха, и вмиг солдаты и сановники Зоданги бросились навстречу наступавшим таркам.

Столкнув Саб Тзэна с возвышения, я привлек Дею Торис к себе. За троном открывался узкий проход, но на дороге стоял с обнаженным мечом Тзэн Козис. Мы схватились с ним, и я нашел в нем недюжинного противника.

Пока мы бились с ним на широком возвышении, я увидел поднимающегося по ступенькам Саба Тзэна, спешившего на помощь к отцу. Когда он уже занес руку для удара, Дея Торис бросилась между нами, а мой меч как раз нашел на теле Тзэн Козиса ту точку, поражение которой сделало Саб Тзэна джеддаком Зоданги. Видя отца мертвым, новый джеддак оттолкнул от себя Дею Торис и снова мы с ним оказались лицом к лицу. К Сабу Тзэну вскоре присоединились четыре офицера и, прислонившись спиной к одному из золотых тронов, я продолжал сражаться за Дею Торис. Мне было очень трудно защищаться так, чтобы не задеть Саба Тзэна, так как, убив его, я лишился бы последнего шанса овладеть любимой женщиной. Мой клинок мелькал, как молния, отражая удары моих противников. Двух я обезоружил, но уже другие спешили выручить своего нового правителя и отомстить за смерть старого.

Когда они приблизились, послышались крики: "Убейте женщину! Убейте женщину! Это дело ее рук! Убейте ее!".

Крикнув Дее Торис, чтобы она держалась за мной, я прокладывал себе дорогу к узкому проходу за троном, но офицеры разгадали мое намерение, и трое из них прыгнули мне в тыл и лишили меня возможности добраться до такого места, где я мог бы с успехом защищать Дею Торис от их мечей.

Тарки были слишком заняты в середине зала, и я уже чувствовал, что только чудо может спасти Дею Торис и меня, как вдруг я увидел Тарс Таркаса, пробивающегося сквозь толпу облепивших его пигмеев. Каждым взмахом своего огромного меча он укладывал десятки врагов и косил дорогу перед собой, пока не добрался до возвышения и не очутился возле меня, сея направо и налево смерть и гибель.

Храбрость воинов Зоданги была достойна уважения. Никто из них не пытался спастись бегством, и битва окончилась лишь тогда, когда кроме Деи Торис и меня во всем зале остались в живых только тарки.

Саб Тзэн лежал мертвый рядом со своим отцом, и цвет зодангской знати покрывал своими телами место кровавой бойни.

Когда битва окончилась, моя первая мысль была о Кантос Кане, и, оставив Дею Торис на попечении Тарс Таркаса, я взял двенадцать воинов и поспешил с ними в подземелье дворца. Тюремщиков не было на месте, так как они все присоединились к боровшимся в тронном зале, и, блуждая по лабиринтам тюрьмы, мы не встречали сопротивления.

В каждом новом коридоре я выкрикивал имя Кантоса Кана, и, наконец, был вознагражден слабым откликом. Идя на звук, мы вскоре нашли Кантос Кана, беспомощно сидевшего в темной норе.

Его радости не было границ, когда он увидел меня и узнал, что обозначала битва, смутные отголоски которой долетали до его камеры. Он рассказал мне, что воздушный патруль захватил его, прежде чем он успел достичь высокой башни дворца, и он даже не видел Саб Тзэна.

Мы убедились, что нам никак не удастся перерезать сковывающие его прутья и цепи, и по его совету я вернулся наверх, чтобы снять с его убитых тюремщиков ключи от замков его камеры и цепей.

К счастью, один из первых осмотренных трупов оказался трупом тюремщика, и вскоре Кантос Кан был с нами в тронном зале.

Грохот артиллерии, смешанный с криками и воплями, долетал до нас с городских улиц, и Тарс Таркас поспешил из зала руководить боем. Кантос Кан сопровождал его в качестве проводника, зеленые воины начали тщательный обыск дворца в поисках оставшихся воинов и добычи, а я остался наедине с Деей Торис.

Она опустилась на один из золотых тронов и, когда я повернулся к ней, приветствовала меня слабой улыбкой.

— Был ли когда-либо подобный человек! — воскликнула она. — Я знаю, что Барсум никогда не видел равного вам! Неужели таковы все люди на Земле? Один, чужой, гонимый, осыпаемый угрозами, преследуемый, вы за несколько месяцев достигли того, что мы не могли сделать на Барсуме за все минувшие века, вы соединили вместе дикие орды высохших морей и повели их в бой, как союзников красного марсианского народа.

— Ответ на это прост, Дея Торис, — ответил я, улыбаясь. — Это сделал не я, а любовь — любовь к Дее Торис, сила, способная совершить еще большие чудеса.

Румянец окрасил ее лицо, и она ответила:

— Теперь вы можете говорить это, Джон Картер, и я могу слушать, ибо я свободна.

— И я скажу еще больше, прежде чем это опять будет поздно, — отозвался я. — В моей жизни было много странных поступков, на которые не осмелились бы более осторожные люди, но я никогда и во сне не мечтал завоевать себе такое создание, как ты, Дея Торис, так как никогда не подозревал о существовании где-то во вселенной принцессы Гелиума. Но вы, это вы, и это заставляет меня усомниться в моем здравом рассудке, когда я прошу вас, моя принцесса, быть моею!

— Не надо смущаться тому, кто прекрасно знает ответ, прежде чем он будет произнесен, — сказала она, вставая, и положила свои милые руки мне на плечи.

Я обнял и поцеловал ее. И среди города, полного борьбы и звона оружия, где смерть и разрушение пожинали обильную жатву, Дея Торис, принцесса Гелиума, верная дочь Марса, бога войны, дала свое согласие Джону Картеру, джентльмену из Виргинии.

Немного позднее Тарс Таркас и Кантос Кан вернулись и сообщили, что Зоданга окончательно покорена. Ее силы совершенно разбиты, часть взята в плен, и дальнейшего сопротивления внутри города ожидать не приходится. Правда, несколько боевых кораблей ускользнуло, зато тысячи других, как военных, так и коммерческих, находились под охраной таркианских воинов.

Меньшие орды предались грабежу и дракам между собой, и поэтому было решено собрать сколько возможно воинов, снабдить как можно большее количество судов экипажами из зодангских пленников, и не теряя времени двинуться в Гелиум.

Через пять часов с ангаров двинулся флот из двухсот пятидесяти боевых судов, увозивших около ста тысяч зеленых воинов, а за ними — транспорты с нашими тотами. За собой мы оставили побежденный город, ставший добычей свирепых сорока тысяч зеленых воинов меньших орд. Они во многих местах подожгли город, над которым поднимались столбы густого дыма, как бы для того, чтобы скрыть от глаз неба ужасное зрелище.