Лукашенко не больно доверял тем чиновникам, кто работал на бывшее руководство Беларуси, поэтому он охотно привлек независимого «частника» Эйдина к разработке и «специальных» государственных программ. В какой-то мере тот восполнял очевидный для всех дефицит «изобретательности» в новой «команде», дорвавшейся до управления государством.

Как раз изобретательности Эйдину было не занимать.

Например, суть программы по созданию золотовалютного запаса Беларуси, по Эйдину, сводилась к тому, что если безразмерный и ничем не подкрепленный выпуск в обращение наличных денег развивает инфляцию, то нужно делать, по сути, то же, но с безналичными, контроль за объемами расходования которых в руках хозяина, не подотчетного никому.

Было предложено, например, ничем не подкрепленным кредитованием поддержать БелАЗ, а собранные на этом автогиганте автомобили поставлять в Казахстан в обмен на золото. Виртуальные деньги, таким образом, обеспечивали поступление в казну вполне реального золота. То же и с алмазами, которые выменивались в России на автомобили. В результате гомельский завод «Кристалл» мог огранивать уже не только российские алмазы, но и собственные белорусские. Кроме того, Россия, связанная по рукам договором с монополистом на алмазном рынке «Де Бирс», не могла продавать алмазы на мировом рынке, а Беларусь с «Де Бирс» договоренностей не имела. И российские алмазы шли отсюда в Амстердам — вместе с белорусскими. Беларусь и на тех, и на этих имела свою долю.

Я помню эйфорию, охватившую Эйдина, когда он увидел, как быстро и легко его достаточно авантюрные идеи претворяются в жизнь. Был 1997 год, референдум прошел: никто и ничто не могло помешать Александру Лукашенко реализовывать все, что он считал нужным. На какой-то миг интересы предприимчивого интеллектуала Эйдина и решительность президента совпали: этого Эйдину было достаточно, чтобы уверовать в Лукашенко.

Мы случайно встретились с Эйдиным в центре Минска, на площади Свободы. Он окликнул меня, высунувшись из окна роскошного джипа:

— Куда идете, писатель?

— Как всегда — печатным словом отстаивать свободу.

— Давай подвезу!

Дорогой Эйдин пытался объяснить мне, в чем ошибаются те, кто поторопились уйти от Лукашенко:

— Чудаки! Ведь можно работать! Ему нужны думающие люди. У Лукашенко есть воля — у нас мозги. Нужно объединить свои усилия, и всем будет хорошо. У него власть, у него такая народная поддержка, что он легко может за неделю сделать то, на что другому понадобятся десятилетия…

Но эйфория — состояние недолговечное.

«Эйдин совершил одну из распространенных ошибок: решил, что раз он все это придумал, с ним и рассчитаются нормально… Я знаю, что те деньги, которые группа разработчиков во главе с Эйдиным получала от государства, — это мелочь для людей, которые разрабатывают государственную программу. Уверен, что разработчики аналогичных программ в Германии или США получили бы не те несчастные белорусские рубли, которые официально отжалели этой группе»370.

Эйдин просчитался. Он полагал, что солидное вознаграждение автору подразумевается, что называется, по умолчанию, но оказалось, что на него нужно было сначала получить благословение. А поскольку оно получено не было, не в меру предприимчивый эксперт-консультант был тут же назидательно наказан371.

Судили его, разумеется, не за это, а за якобы незаконно хранимое оружие. Это при том, что среди тех, кого он консультировал, были вице-премьеры, руководитель Национального банка, госсекретарь Совета безопасности.

Судья, совсем еще молодая женщина, зачитала приговор. Две старушки-пенсионерки, из числа тех, что обычно сидят на лавочках у подъезда и обсуждают прохожих, сонно стояли по бокам судьи, играя роль заседателей. Им было невдомек, что пенсии им выплачивались (как и зарплата судье) во многом благодаря тому, что подсудимый придумал, откуда на это взять деньги.

Присутствовавшие в зале суда были уверены, что Эйдина приговорят к условному сроку заключения или ограничатся уже отбытым наказанием и дадут возможность спокойно покинуть Беларусь, освободив из-под стражи немедленно. Но машина наказаний сработала, и изобретательному консультанту пришлось провести на тюремных нарах еще полгода с лишним.

Ярости Эйдина не было предела. Казалось, он разнесет клетку, в которой находился. Судья — вероятно, из предосторожности — предложила присутствующим очистить помещение.

Но Эйдин все-таки был на некотором расстоянии от Лукашенко, он обслуживал власть, как бы находясь в стороне от нее. Тем более впечатляющим был арест женщины, которая от имени этой самой власти и действовала, — управляющей делами президента Галины Журавковой372.

В бизнесе Журавкова вела себя как аллигатор. Правил для нее просто не существовало, особенно с середины 2002 года, когда она почему-то всерьез поверила в собственное всемогущество. Она пыталась монополизировать все, что пахло деньгами, — поставки угля, рыбы, морепродуктов…

В деловых кругах Журавкова проходила под кличкой Мадам. Благодаря близости к президенту ей прощалось все, и об этом знали те, кто пытался заниматься бизнесом. И в конце концов Мадам положила глаз на нефтяной рынок. Подведомственная Управлению делами фирма «Белая Русь» стала одним из крупнейших нефтетрейдеров страны. И вот это, как и в истории с зарвавшимся Витей-колхозником, привлекло к ней внимание уже совсем других людей и структур, контролировавших этот бизнес. Речь идет о бывших сотрудниках белорусских спецслужб. Отодвинутые от реального заработка, они тут же начали сливать компромат на свою чиновную соперницу.

Были задеты клановые интересы, и нефтяная война перешла в «горячую» фазу: начались аресты среди руководителей «Белой Руси». Тогда Журавковой грозила всего лишь отставка. Но она прорвалась к президенту, и — осталась на должности.

Однако Мадам мешала всем: она контролировала слишком большие финансовые потоки и могла стать опасным соперником в приватизации наиболее лакомых кусков государственной собственности. И компромат на нее продолжал поступать.

«Как следует из последнего слова обвиняемой, повод убрать Журавкову с занимаемой должности — это недовольство неких компаний, названия которых она не уточняла, ее работой»373.

Ну а арестовали Журавкову, как известно, не за это. А за то, что ее личный аппетит не был согласован с «хозяином».

…Ее выпустили из-под ареста, вынудив внести небывалый по белорусским меркам залог — несколько миллионов долларов. По утверждению Журавковой, деньги для этого собирали всем миром, продавая чуть ли не самое необходимое.

На суд она ходила как на работу. И только с возмущением кивала головой, слыша, как ее обвиняют в получении больших сумм наличных денег от подведомственных Управлению делами фирм.

Прокурор потребовал для нее четыре года лишения свободы.

«13 января в Верховном суде Галина Журавкова и еще трое обвиняемых, проходящих по делу о хищениях, зачитывали свои последние слова. Мужчины просили судить их не за хищение, а всего лишь за злоупотребление служебным положением, и в качестве наказания назначить им те сроки, которые они уже провели за решеткой. А вот Галина Журавкова виновной себя не признала и произнесла довольно пафосную и эмоциональную речь. "Я чувствую виноватой себя только перед президентом Александром Лукашенко!", — сказала Журавкова в суде и почти расплакалась»374.

На оглашении приговора Журавковой не было. Присудили ее к четырем годам лишения свободы, но в колонию она не приехала — исчезла. При этом милиция особо и не скрывала, что «Мадам» никто не ищет.