Так появилась идея голодовки.

«Ночью ко мне приехали Позняк и Антончик, — вспоминает Валентин Голубев. — Мы сидели на кухне и думали, что делать. И решили начать голодовку. Это был акт отчаяния. Договорились, что приходим заранее, предупреждаем оппозицию и сочувствующих депутатов, чтобы поддержали то, что мы будем делать. Если могут».

Одиннадцатого апреля 1995 года Верховный Совет приступил к обсуждению вопроса об инициированном Лукашенко референдуме. В бюллетене было сформулировано четыре вопроса: о смене государственных герба и флага в соответствии с представленными президентом эскизами, о придании статуса государственного русскому языку, о поддержке курса президента на экономическую интеграцию с Россией и о возможности роспуска Верховного Совета в случае грубого нарушения им Конституции. Решено было, что по первым трем вопросам итоги голосования будут носить обязательный характер, а по четвертому консультативный184.

Осталось назначить лишь дату. И тогда оппозиция начинает действовать.

«Встал Позняк и объявил, что мы в знак протеста против принятия решения о референдуме объявляем бессрочную голодовку в зале заседаний. Это был, конечно, шок. Верховный Совет сразу отказался рассматривать предложение о референдуме. Многие подумали: значит, что-то не так с референдумом, если уж мы пошли на такую чрезвычайную меру. Депутаты подходили к нам и высказывали поддержку. Стало понятно, что Верховный Совет может вообще отменить референдум»185.

Оппозиция демонстрировала свою моральную силу, и это превращало ее в центр политического притяжения.

Разумеется, отношение депутатов было далеко не однозначное. «У одних в зале это вызвало стресс, другие смотрели на нас со стороны, как на какой-то спектакль. У многих начинался озноб от ожидания, чем же все закончится. И все понимали, что просто так нас не оставят»186.

«О голодовке депутатов я узнал днем, — вспоминает Леонид Синицын. — И буквально через час собрал представителей спецслужб и спросил: "Что вы думаете по этому поводу?" Заместитель министра внутренних дел (я не помню фамилию) сказал, что здание заминировано. Я спросил, что они намерены предпринять, и получил ответ:

— Мы будем действовать в данном случае в соответствии со сложившейся нестандартной ситуацией».

И что же дальше делает глава Администрации президента, которому доложили о мине в здании Дома правительства? Да ничего особенного! Как будто все в порядке вещей. Он ждет вечера!

«Это было за рамками моих служебных полномочий, — продолжает Леонид Синицын. — Иван Титенков занимался зданиями, Виктор Шейман занимался безопасностью. Это было в их компетенции. Вечером я позвонил президенту, и мы поехали в Дом правительства, где тогда располагались и президентские службы187. Мы пришли вместе с министром обороны Костенко. Депутаты сидели в Овальном зале, мы сидели в кабинете президента. И Лукашенко говорит:

— Здание заминировано, что будем делать? Как мы будем освобождать? Серьезное дело. Депутаты все-таки.

Он вызвал Валентина Агольца (командующий внутренними войсками Республики Беларусь. — А. Ф.). Аголец пришел, чеканным шагом зашел в кабинет, по всей форме доложил:

— Товарищ Главнокомандующий. Прибыл по вашему приказанию.

Президент говорит:

— Выполняйте команду по освобождению здания. Примите меры и доложите о плане действий. Вам тридцать минут времени.

Аголец минут через тридцать доложил президенту план эвакуации».

Рассказ Синицына дополняет первый заместитель председателя КГБ Валерий Кез:

«Это была первая акция, которую я выполнял по указанию президента (Егоров, председатель КГБ, был в отпуске). Я не смог тогда возразить и не смог воспрепятствовать. Мне был отдан приказ выехать вместе с подразделением "Альфа" и подразделением внутренних войск под руководством Агольца принять участие в выдворении депутатов».

Попытаемся на основании свидетельств очевидцев и участников реконструировать картину того, как было выполнено решение главнокомандующего.

Вспоминает депутат Валентин Голубев:

«Несколько раз к нам подходили с уговорами, потом объявили, что в зале заседаний бомба. С собаками приходили офицер и солдаты. Один раз привели людей в кожаных куртках, как потом нам сказали, это были работники белорусского КГБ. Тесовец (начальник Главного управления государственной охраны МВД, депутат Верховного Совета. — А. Ф.) сказал им:

— Берите их, выводите отсюда.

Мы стали объяснять, что мы депутаты и находимся не где-нибудь, а в зале Парламента. Они выслушали нас и сказали Тесовцу:

— Бери сам и выводи.

Часов около двенадцати ночи мы все начали располагаться — кто-то в кресле, кто-то — в спальные мешки. И все задремали. Я лежал возле трибуны, рядом со мной — депутат Сергей Наумчик.

Сначала я услышал что-то странное в воздухе, даже трудно это пересказать: вот качается воздух, когда идет много людей — или строем, или даже не в ногу, но много людей. Кто служил в армии, знает, что даже на расстоянии это можно ощутить. В воздухе чувствуется. И потом я слышу: "дзынь-дзынь" — стук карабина от ремня автомата Калашникова о ствол — этот звук спутать невозможно.

Я не стал никого будить: по центральным ступенькам поднялся и открыл дверь, ведущую из зала заседаний Верховного Совета в фойе. Оно было ярко освещено и полностью забито вооруженными людьми. Возле дверей не с автоматом, мне кажется, а с ручным пулеметом стоял человек, который сразу направил его мне в живот. Все, кто стоял у дверей, были с ранцами и противогазами.

Я отступил и крикнул:

— Автоматчики!

В зале сразу зажегся свет. Стало нестерпимо ярко, и три или четыре человека, операторы с видеокамерами, начали снимать все, что происходит».

Говорит депутат Леонид Дейко:

«Дальнейшее происходило очень быстро. Распахнулись четверо дверей, и в зал хлынул поток военнослужащих, часть из них вооружена и в камуфляжной форме, а часть в черных костюмах, которые позволяли им быть довольно подвижными. И вот этот поток хлынул сверху, справа и слева по центральным проходам, а черная "зондеркоманда" — она запрыгала сверху вниз через сидения. Налетели и начали нас таскать, как только можно. Мои коллеги отмахивались, пробовали отбиваться. Количество людей в зале исчислялось сотнями.

Все закончилось быстро. Я еще помню, что показывал удостоверение и говорил:

— Что вы делаете? Это беззаконие.

Но это все было пустое. Люди эти, мне кажется, такие и есть по своей подготовке: у них отключаются мозги, им просто ставится задача, а все остальное при выполнении этой задачи их не интересует».

Валентин Голубев продолжает:

«Вначале на переговоры пришел Михаил Тесовец. Он потребовал, чтобы мы ушли, сказал, что в противном случае будет применена сила. Мы отказались. И как только он вышел, все двери в зал заседаний Верховного Совета раскрылись мигом, и полетело десяток-два людей в черной спортивной форме, в черных туфлях и в масках. Они летели, подпрыгивали, перекручивались в воздухе и кричали:

— Кия!

Я сейчас понимаю, что это был элемент устрашения, и это было правда страшно. Но это было так быстро! Они влетели, и сразу же за ними вошли люди в стеклянных масках с автоматами и встали по периметру по всему залу.

До меня эти черные не добрались, их было немного: может, десять-пятнадцать-двадцать человек. Они бросились на первые ряды. А впереди сидел Позняк. Они Позняку начали рвать рот, тыкать в глаза пальцы. Рядом с Позняком был Герменчук. Герменчук сначала их бил, а потом взял и с одного сорвал маску. После того как с него сорвали маску, этот человек сразу упал на пол и закрылся руками, чтобы его лицо не было видно. Наши ребята, которые были впереди, поняли, и начали и с других срывать маски. Но уже бежали люди без масок, с дубинками.