Выступление Атанагильда ни в коем случае не было спонтанным. Исидор (Hist. 47) пишет, что он уже давно задумал захватить власть и с этой целью вступил в сношения с Юстинианом, прося у него военной поддержки. И тот, естественно, тотчас же воспользовался этим. То государство, которое мы традиционно называем Византией, представляло собой восточную часть Римской империи, а после исчезновения ее западной части рассматривало себя как естественное продолжение всей державы, а ее император претендовал на власть над всеми территориями, ранее империи принадлежавшими, теперь подчиненные варварским королям, а в идеале и над всей вселенной{527}. Юстиниан был преисполнен решимости превратить теорию в практику и восстановить реальную власть Константинополя над всей бывшей территорией Римской империи{528}. Он использовал малейший повод для начала войны с варварскими королевствами. Ко времени выступления Атанагильда византийцы уже владели всей Северной Африкой и после уничтожения Вандальского королевства установили свою власть над Балеарскими островами{529}, так что и с юга, и с востока они уже находились на подступах к Испании. И хотя война с остготами в Италии еще не была окончательно завершена, просьба Атанагильда была слишком соблазнительной, чтобы ее отвергнуть. И Юстиниан весной 552 г. направил в Испанию флот под командованием патриция Либерия (Iord. Get. 303).
Избрание Либерия командующим испанской экспедицией не было случайным. Ему в это время было уже около 80 лет, и за плечами у него была большая карьера. Он служил Одоакру, но вовремя перешел на службу к Теодориху, который назначил его префектом Галлии, был крупным чиновником при дочери Теодориха Амаласунте, а позже перешел на сторону византийцев и активно воевал со своими бывшими «хозяевами» и покровителями в Сицилии{530}. Император явно рассчитывал, что, несмотря на весьма преклонный возраст, Либерии сможет использовать свое хорошее знание готов, что должно облегчить его действия в Испании. Может быть, сыграло роль и его прежнее занятие поста префекта Галлии при Теодорихе{531}: восстановление префектуры Галлии в ее прежнем объеме, включая Испанию, вполне входило в общее русло реставраторской политики Юстиниана. Полководческие качества Либерия вызывали определенные сомнения, и император в конце концов отозвал его из Сицилии, но зато за его плечами был огромный административной опыт; в частности, он в свое время по поручению Теодориха (а может быть, еще при Одоакре) занимался разделом земель между германцами и итало-римлянами{532}. Возможно, Юстиниан считал подчинение Испании делом решенным, а более важным — урегулирование отношений с местным населением, как вестготским, так и римским.
Тем временем события в Испании развивались своим чередом. После поражения от восставших кордубцев Агила с остатками своих войск отступил в Эмериту. Туда со своими силами двинулся Атанагильд. По-видимому, перевес в силах был на его стороне. К тому же, и, может быть, это было главное, потеря значительной части казны поколебала верность воинов Агилы. И те подняли мятеж. Агила был убит, и его сторонники после нескольких лет гражданской войны признали королем Атанагильда (Isid. Hist. 46—47).
Такой ход событий, однако, не остановил экспедицию имперских войск. Византийцы высадились на Пиренейском полуострове и начали захватывать приморские города Южной и Юго-Восточной Испании, проникая все дальше в глубь полуострова. Вероятно, между Атанагильдом и Юстинианом был заключен договор (pacta){533}. Впоследствии король Реккаред пытался узнать о содержании этого договора и писал об этом папе Григорию Великому, и из ответа папы было ясно, что договор этот весьма неблагоприятен для вестготов (Greg. Ер. IX, 229). Одним из его условий могло быть официальное восстановление старого foedus, и тем самым вестготы признавали бы себя федератами империи. А это означало, что официально имперская власть восстанавливалась и на Пиренейском полуострове{534}.[84] Но император не собирался ограничиваться этой формальностью. Он стремился реально завладеть Испанией.
Положение в южной части Пиренейского полуострова было сложным. Землевладельческая знать и крупные города этого региона не хотели признавать власть вестготов, и выразителем их интересов являлась католическая церковь, выступавшая против арианской. Однако они не хотели и реально подчиняться императору, и общность веры в этом не играла никакой роли{535}. Хотя византийцы именовались римлянами и официальным языком в это время пока оставался латинский, в Западной Европе их воспринимали как греков и иностранцев{536}. Григорий Турский (IV, 8) пишет, что испанские города были захвачены греками незаконно. В Италии и Северной Африке власть варварских арианских королей была довольно сильна, и римское католическое население в большинстве сочувствовало византийцам и по мере сил поддерживало их. В Испании сложилось другое положение. Здесь сильны были старое римское магнатство и римские пережитки, как об этом хорошо свидетельствуют найденные в Гиспалисе две надписи знатных дам, имевших титул claris-simae, датируемые по старому римскому образцу{537}. Восстание в Кордубе и поражение Агилы свели на нет успехи Тевдиса, и Южная Испания, прежде всего долина Бетиса, освободилась от вестготской власти, и господствующая знать не хотела принять новых завоевателей. Местная католическая церковь, тесно связанная с этой знатью, также не была склонна к подчинению имперским властям. Позже гиспалийский епископ Исидор, правда, уже в новых условиях, выступил решительным противником византийских претензий{538}. Только восточные торговцы, жившие в различных испанских городах и заинтересованные в политической власти императора, которая была бы гарантией общности средиземноморского торгового пространства, возможно, поддержали Византию{539}.[85] Но этот слой общества был очень тонким и находился как бы вне общей ткани испанского общества. Так что император и его полководец могли полагаться только на собственную военную силу. Однако эти силы были не беспредельны. Война в Италии двигалась к своему победному концу, но, оказавшись вопреки ожиданиям долгой и трудной, потребовала от империи огромного напряжения сил, в том числе финансовых. На востоке война с Персией была тоже трудной и не очень-то удачной{540}. Так что послать значительную армию на дальний конец Средиземноморья Юстиниан не мог.
Если Атанагильд действительно заключил договор о федератных отношениях с империей, то после утверждения на троне соблюдать его не собирался. Может быть, хранившийся при вестготском дворе его экземпляр даже был вовсе уничтожен{541}.[86] И вскоре Атанагильд начал войну с византийцами, им же самим приглашенными в Испанию (Isid. Hist. 47). Мы не знаем о результатах этой войны. Судя по всему, она была не очень-то удачной. Во всяком случае выбить их из Испании Атанагильд не смог. Власть Атанагильда отказалась признавать такие важные города этого региона, как Гиспалис, который ранее был его резиденцией, и Кордуба. Атанагильд пытался их подчинить, но, как кажется, тоже неудачно (Chron. Caes. a. 568). В конце концов эта часть Испании фактически ускользнула из-под вестготской власти. На юге и юго-востоке была создана имперская провинция «Испания» (Spania), занявшая широкую полосу вдоль моря и прилегающие земли, включая ряд городов, в том числе такой крупный, как Картагена. В долине Бетиса Гиспалис и Кордуба (а может быть, и некоторые другие города) стали независимыми и от вестготов, и от византийцев[87]. Только к концу своего правления Атанагильд сумел взять Гиспалис (Chron. Caes. a. 568). Установление власти вестготских королей на юге и изгнание византийцев станет одной из важнейших задач последующих испанских монархов.
